был немного выше, с поправкой на паритет покупательной способности, чем во Франции, Германии, Италии, хотя и намного ниже, чем в бывших и ужасно эксплуатируемых колониях - Гонконге, Сингапуре, Ирландии, Канаде и США. Вызвало ли приобретение империи скачки британского роста? Ни в коем случае. Более того, в 1890-1900-х годах, в период апогея имперских притязаний, при владении территориями к востоку и западу от Суэца, рост реального дохода на душу населения в Великобритании заметно замедлился.
Глава 27.
Те же расчеты и величины применимы и к другим империализмам. Бельгийский король Леопольд II (годы правления 1865-1909) был безжалостным вором в Конго. Через своих концессионеров и их туземных солдат он морил голодом, убивал и обращал в рабство сотни тысяч людей, чтобы почти без затрат для себя собирать каучук с деревьев и продавать его по высоким ценам в Европе. Но чем же обернулись его преступления для рядового бельгийца? Зависил ли рост Бельгии от ее маленькой и поздно приобретенной империи, а точнее, от личных имперских доходов короля, потраченных в основном на замки в Бель-гии и на юге Франции? Вовсе нет. Она зависела от мозгов и мускулов на угольных шахтах и металлургических заводах внутри страны с начала XIX в. и от буржуазного общества, возникшего в XVI в. в южных низменностях и поддерживавшего их.
Немцы в Юго-Западной Африке (ныне Намибия) вели две небольшие войны 1904-1906 гг. против своих новых африканских подданных. Например, в октябре 1904 г. генерал Лотар фон Тротха издал приказ о выселении (Vernichtungbefehl) - ранний немецкий эксперимент по расовой чистке, предвосхитивший более масштабный эксперимент начала 1940-х годов: "В пределах немецких границ все гереро [жители северной части Намибии], независимо от того, будут ли они обнаружены вооруженными или безоружными, ... будут расстреляны". Однако никакого экономического смысла в холокосте гереро, три четверти которых были расстреляны или умерли от голода за два года, не было, поскольку Германия в первую очередь не получила экономической выгоды от обладания немецкой Юго-Западной Африкой, "активы которой состояли из камней и песка, а обязательства [еще до войны] стоили немецким налогоплательщикам субсидий в размере 425 тыс. фунтов стерлингов".
Так было почти во всех схватках за Африку или за Азию или Полинезии, или даже Нового Света. Славные Испанская и Португальская империи, еще раз отмечу, оставили Испанию и Португалию в конце концов в числе беднейших стран Европы. Даже когда колонизируемый народ был низведен до формы рабства, как в концессионной системе, придуманной королем Леопольдом для своих конголезских подданных и имитированной французами в их собственном Конго, лишь немногие люди выигрывали от отрубленных рук и обезлюдевших районов. Когда в ходе ограбления магазина убивают продавца, выгода грабителя в размере $45,56 - это не то же самое, что потеря жизни продавца. Его потерянная жизнь не является выигрышем для грабителя. Так и европейский империализм.
Отдельные голландцы разбогатели на торговле пряностями из Голландской Ост-Индии, о чем рассказывает Мультатули в своем поразительно раннем и крайне важном антиимпериалистическом романе "Макс Хавелаар" (1860) - сравните с "Хижиной дяди Тома" (1852). С 1830 по 1870 г. голландские власти заставляли яванцев производить кофе, сахар и индиго по заниженным ценам в пользу голландской казны, треть которой иногда поддерживалась таким образом. И все же вплоть до 1913 г. голландцы тратили на флот и военные завоевания то, что получили по принуждению, а после Великой войны, мучимые теперь чувством вины, "государственные расходы на оборону [ну... оборону от японцев, возможно, но также и от самих индонезийцев], образование и здравоохранение" в колониях были значительно увеличены. Голландцы, вероятно, нанесли ущерб индонезийцам, хотя в этом, как и в других случаях, если не считать ужасов, подобных Конго, не очевидно, что туземные правители или альтернативная европейская империя сделали бы для простых людей гораздо лучше. В голландской империи, пишет Ангус Мэддисон, "контроль осуществлялся толстым слоем европейских чиновников [а после 1870 г. - предпринимателей], которые проводили много времени в качестве надсмотрщиков над туземной администрацией, чье показное достоинство и регалии маскировали их основную роль голландских марионеток". На позднем этапе игры, в 1931 г., в Нидерландах было довольно большое индонезийское присутствие - 0,4% населения. Это кажется незначительным, но в то время это было в восемь раз больше, чем британских солдат и администраторов по отношению к населению Южной Азии, которым они управляли. Количество голландцев в Индонезии по отношению к их соотечественникам в Голландии было гораздо выше, чем аналогичный показатель для британцев. После распада империи бывшие колониальные администраторы занимали в голландском обществе и литературе более значительное место, чем сопоставимый класс староиндийцев в Британии.
Однако большинство голландцев, живущих в Нидерландах, не испытывали благотворного влияния империи, и уж точно не в XIX веке, когда "Богатая торговля" пряностями была рутинизирована или вытеснена такими несчастливыми событиями, как воспроизводство гвоздики в далеком и неголландском Занзибаре. Колониальная боль 1661, 1861 или 1931 гг. не привела к всеобщему европейскому процветанию, а лишь к нескольким шокирующим состояниям, таким как состояние голландской королевской семьи. Обычный голландский моряк или фермер зарабатывал столько же, сколько этот труд зарабатывал в Европе в 1661, 1861 или 1931 годах. Европейский спрос и предложение на труд определяли реальную заработную плату. Она не зависела от доходов от имперской торговли пряностями, составлявшей при всем своем блеске ничтожную часть европейских расходов.
Или, опять же, разве кто-то станет утверждать, что владение Гренландией, Исландией и несколькими разрозненными островами в других местах сделало датских фермеров сливочными купцами Европы? Нет: это объясняется датскими свободами с конца XVII в. (хотя и подвергавшимися нападкам со стороны имперских и божественно-правых притязаний датских королей), а также буржуазным настроем крестьян. Получили ли французы в целом большую выгоду от властвования над бедными мусульманами в Африке и бедными буддистами во Вьетнаме? Вряд ли. Французский экономический успех зависел от французского права, французского стиля, французского la-bor, французского банковского дела, французского образования, французской оригинальности, французской открытости идеям.
Соблазн приписать промышленную революцию зарубежным приключениям европейцев с 1490-х по 1950-е годы возникает из-за смешения завоеваний и обогащения, которое я уже отмечал у Лан-деса, Кеннеди, Даймонда, Финдли, О'Рурка, Барнетта (и многих других подобных ученых, достойных восхищения). И это происходит из-за грубой корреляции во времени. Это опять-таки случай post hoc - или, скорее, dum hoc (одновременно с этим) -ergo propter hoc. Действительно, британцы, например, процветали примерно в то же время, когда приобрели свою империю - хотя, повторимся, решающее десятилетие индустриализации 1780-х годов, если взять одну временную проблему, как раз приходится на то
