моя любовь к другому мужчине для тебя новость?
Паскаль замолк на несколько секунд, глядя на нее немигающим взглядом, а затем выпалил:
– Ты любишь только свои мечты! Любишь мужчину, с которым не можешь быть, предрассудки, противоречащие христианской вере и несущие, в лучшем случае, обман! Ты заигралась, как маленькая девочка! Но послушай меня, Элиза, ты уже не так молода! Со мной у тебя был бы кров, семья. Ты могла бы вести нормальную жизнь. Умоляю тебя, вернись из своих мечтаний в настоящий мир! Ты не героиня куртуазного романа. Жизнь – не песнь менестреля. Что должно еще произойти, чтобы ты поняла это? Тебе мало того, что твой инквизитор так и не приехал за тобой? Если бы ему было не все равно…
Элиза сжала кулаки от обиды и злости.
– Прекрати размышлять о том, чего не понимаешь! Можно подумать, тебе есть до этого хоть какое-то дело.
– Я знаю, что это не мое дело. Но пойми: я думаю о твоем благополучии. Поверь, я многое готов сделать, чтобы ты поняла это, и возможно, со временем…
– Например? – фыркнула Элиза. – Оскорбить меня, мою веру, мое достоинство, назвать меня несознательным ребенком?
– Если так нужно для твоей безопасности, то я сделал бы и больше! – В его голосе скользнула гордость и назидание.
Несколько мгновений Элиза смотрела на него, презрительно сощурившись, а потом косо усмехнулась:
– А знаешь, как безопаснее всего отучить меня от ребячества? Сдай меня инквизиции. Уж они-то умеют вбивать в людей истину. Давай! Ближайшее отделение как раз в Руане. Мне там будут… рады. Как и тебе, несколько месяцев укрывавшему ведьму.
Паскаль побледнел. Мысли о том, что Элиза может снова восстановить связи с представителями инквизиции, вызывали в нем не только ревность, но и страх. Ведь он и вправду укрывал ведьму. И если инквизиторы не будут так благосклонны к Элизе, как раньше, то на допросе она может выдать и его.
Так она, выходит, угрожает ему! Он надеялся на ее благосклонность и даже нежность, но она в своем упрямстве разозлилась на него.
«Почему все должно быть так?» – с досадой подумал Паскаль. При этом внутренняя сила, исходящая от Элизы, как назло, разжигала в нем нешуточное желание. Не зная, что сказать, он в отчаянии пустил в ход последний аргумент:
– Если тот мужчина еще питает к тебе чувства, он будет ревновать. Вряд ли он будет рад, если ты упомянешь про меня.
– А с чего ему ревновать? – прищурилась Элиза. – Он ничего про тебя не знает, и между нами с тобой ничего не было. И не будет, что бы ты ни думал!
– Он может думать, что было. И тем лучше – он потому и не приезжает, и не беспокоит тебя.
– Да он же не знает о твоем существовании! Если только не наводил справки в городе, но ведь и тогда ничто не должно было дать повода! – Элиза недоверчиво качнула головой. – Нет, ты несешь вздор.
Паскаль глубоко вздохнул.
– Элиза, послушай меня. Я сказал, что на многое готов ради твоей безопасности. Ты и вправду дорога мне. И, Бог тому свидетель, я уже делал многое! О некоторых вещах я даже не говорил, чтобы тебя не беспокоить. Но сейчас этого, видно, не избежать.
– Что ты скрывал от меня? – произнесла Элиза голосом, мгновенно ставшим похожим на рычание дикого животного. Если бы Паскаль знал ее дольше, то почувствовал бы, что разозлил язычницу до крайности. Но он не почувствовал.
– Я скажу тебе, – скорбно произнес он. – Я признаюсь. Тот инквизитор приезжал в Кан и искал тебя. Но для твоей безопасности, увидев его на площади, я обнял тебя – так он мог бы понять, что ты с другим мужчиной, и оставил бы тебя в покое. И… так и произошло! Похоже, его любовь к тебе была не так крепка, чтобы он захотел тебя вернуть, но и злоба ему чужда, раз он отпустил тебя и не стал преследовать. Видимо, он рассудительный человек.
– Как ты понял, что это он? – не меняя тона, прорычала Элиза.
– Нетрудно догадаться! Черноволосый молодой мужчина в инквизиторской сутане с цветами вряд ли…
– Цветы? – ахнула Элиза, – Вив… он никогда не дарил мне…
Паскаль продолжал что-то говорить, но в разуме Элизы круговертью начали проноситься воспоминания. Как Вивьен обсуждал с ней цветы, которые не хотел дарить, поскольку справедливо думал, что в ее понимании цветам место там, где они растут. Но здесь, в Кане она их почти не видела. И Вивьен понимал это…
Так он приезжал за ней! Она не зря ждала его.
Глаза Элизы обожгли Паскаля замогильным холодом. Теперь она знала: ради собственной выгоды, потакая своим гнусным мыслям, Паскаль Греню ввел в заблуждение Вивьена и обманывал ее саму. Воистину, он не хотел допустить, чтобы в ее жизни снова появилось то, что дорого ее сердцу.
Лжец.
– Я доверяла тебе! – воскликнула Элиза, перебив Паскаля посреди какой-то фразы, которой он многословно оправдывался. – А ты, выходит, считал меня доступной добычей. Знаешь, раньше… быть может, я бы ударила тебя, услышав такое. Но не теперь.
– Ударила? – округлил глаза Паскаль. – Элиза, для женщины ты очень много себе позволяешь. Если б ты и вправду вела себя так, как пытаешься показать, то вряд ли дожила бы до своего возраста. Я, заметь, спокойно отношусь к твоей дерзости, но…
– Ты просто ничего не можешь сделать против моей дерзости, – холодно рассмеялась Элиза. – Я дерзила графу, Паскаль. Я дерзила инквизитору. Думаешь, я устыжусь или испугаюсь дерзить тебе?
Она вложила в вопрос столько желчи, сколько смогла.
– Элиза, ты… – Он не нашелся, что сказать, и замолчал на полуслове.
– Я заплатила тебе за пять дней вперед. Я улажу дела, и после этого освобожу комнату и оставлю ключ в замке. Можешь не искать встречи со мной – я не буду с тобой разговаривать.
Развернувшись, она быстрым шагом покинула двор.
Паскаль долго прислушивался к звуку ее шагов, кусал губы и сжимал кулаки от досады, но не погнался за ней и не сказал ей вслед ни слова.
***
Оставшиеся несколько дней растянулись для Элизы на целую вечность, полную нервного ожидания и предвкушения. Последние задания по работе были выполнены, последняя плата за них была получена. Элиза тщательно вычистила комнату от следов своих занятий, так что ни трав, ни языческих атрибутов в ней не нашел бы даже самый пристальный наблюдатель.
Теперь Элиза не доверяла Паскалю и его заботливости. Да и о какой заботе речь?
