Александр Аузан - Модернизация от отчаяния

Есть ли у России шансы на модернизацию? Да, есть, но очень невысокие, надо сказать. Почему я этим стал заниматься? Потому что считаю, что на эти шансы можно и нужно воздействовать. Сегодня я расскажу, чем именно определяются шансы и есть ли факторы, которые мы можем считать факторами вероятности модернизации. Также я скажу, как это связано с центральной, на мой взгляд, проблемой — со спросом на модернизацию. И в третьем разделе я хотел бы сказать, что можно сделать для повышения этого спроса. Потому что я полагаю, что модернизация в России еще не началась.

Итак, шанс. Говоря другим языком, это вероятность. И в этом вопросе я расхожусь с вашим уважаемым и известным в стране губернатором [Пермского края Олегом Чиркуновым]. Канонических определений модернизации нет и быть не может. Я полагаю, что это очень подвижная дефиниция. С тех пор, как возникли достаточно плотные межхозяйственные отношения, и военная, политическая, экономическая, геополитическая конкуренция стала приводить к тому, что возникла реальная угроза маргинализации страны. Такая страна постоянно вынуждена искать современный конкурентоспособный способ жить так, чтобы избежать маргинализации. И если однажды решить вопрос с модернизацией, совершенно точно, что он не будет решен навсегда.

Я хочу напомнить мое суждение, высказанное 2,5 года назад, — о том, что Россия проскочила развилку, связанную с возможностью модернизации. Оно строилось на отсутствии факторов, которые влияют на вероятность этого процесса. Мы, современные российские экономисты, еще в 2007 году занимались этим вопросом. Тогда мы тоже не считали, что у нее преимущественные шансы, в мае 2007 года мы оценивали шансы на модернизацию примерно в 10 процентов, в апреле 2008-го оценивали уже существенно выше — в 20 процентов. Но дело в том, что осенью 2008 года мы разошлись в оценках того, какова вероятность модернизации. На мой взгляд, грузинская война и мировой кризис резко понизили вероятность модернизации. Да, мы проскочили это «окно в модернизацию», но это не означает, что не будет другого, нового «окна». Притом что сейчас этот шанс по-прежнему низкий, ниже 20 процентов. Кстати, это не такой уж и низкий процент, учитывая, что соперничают всегда несколько вариантов развития. И сегодня мы подходим к новому окну возможностей. Я сейчас попробую обосновать, с чем это связано.

Главный фактор, который очень любят все экономисты, это мировая конъюнктура, проще говоря, цены на нефть. Цены на нефть высокие — шансы на модернизацию низкие. В этом смысле, сейчас шансы на модернизацию средненькие, потому что пока цены 100 долларов за баррель, вряд ли они будут 140 долларов, поэтому на особо роскошную жизнь нам не приходится рассчитывать.

Хочу заметить, что внешнему фактору всегда очень большое значение придавали Егор Гайдар и его коллеги. Могу сказать, что Гайдар оказался, несомненно, прав в одном: он предсказывал, что мировой кризис Россию затронет сильнее, чем другие страны, мы же так не считали. Также он полагал, что внешний шок столкнет Россию с инерционного развития, мы же полагали, что этого не произойдет. И мы оказались, к сожалению, правы. Толчок оказался тяжелым, но недостаточно веским, чтобы страна получила импульс к развитию.

При этом, надо заметить, внешний шок всегда очень важен для многих вариантов модернизации. Многие страны модернизировались при помощи внешнего шока. С некоторой положительной эмоцией вспоминается страшная разрушительная Вторая мировая война. Именно при наличии внешнего шока большие страны, с многочисленным населением, переживают такой уровень консолидации и взаимного доверия, который потом долго помнится, но редко достигается. Внешние шоки иногда переплавляются в довольно серьезную энергию. Лучше всего это парадоксально сформулировал Михаил Жванецкий, который говорил про людей, которые «в драке не помогут, в войне победят». Но я бы сказал, что газонефтяной конъюнктуры не видно вблизи серьезного шока, газонефтяные технологии вряд ли перевернут окружающее действие. Как и угроза китаизации, вполне реальная, кстати. Наверное, Владимир Сорокин прав, что в случае отсутствия модернизации через страну пройдет 15-полосная трасса для фур из Китая в Европу и обратно и страна будет жить вокруг этой трассы.

Теперь о внутренних факторах. Здесь можно отслеживать и экономическую цикличность, и политическую. Я предупреждал, что в фазе открытого кризиса модернизация в России невозможна. Мне говорили о пресловутом «творческом разрушении», но нельзя же все разрушить и на этом строить новое. Это все равно что выращивать экзотические растения, забыв вообще завезти почву. Хотя острая фаза кризиса в стране позади, шансы на модернизацию при этом понижаются.

И о политической системе. Да, у нас в стране есть немалые проблемы с выборами. Но это не означает, что у нас нет политического цикла, он у нас есть. Если вы посмотрите на то, что происходило в 2003–2004, в 2007–2008 годах, вы увидите, что были всплески активности конфликта, поиска тех или иных форм конкуренции. Сегодня мы вышли из открытой фазы кризиса и входим в острую фазу политической борьбы. Другое дело, что у нас политическая конкуренция выглядит не так, как в других странах, у нас нет конкуренции за избирателя, у нас конкуренция за качество рейтинга, за поддержку тех или иных групп.

То, что мы чувствуем запах политической конкуренции в воздухе — это факт. Как это воздействует на шансы модернизации? По-разному. Если начинается открытая публичная конкуренция за избирателя, то часто появляются не модернизационные варианты, а варианты «собрать и поделить». Если конкуренции нет и идет жесткая преемственность, то это тоже плохо. Потому что модернизация требует определенных решений. И я бы сказал, что тот уровень конкуренции, который сейчас присутствует, он, скорее, способствует модернизационным выборам.

Но, пожалуй, гораздо важнее, чем названные мною внешние и внутренние факторы, экономические и политические, это то, что связано с поведением. Мало осталось экономистов, кто не понимает, что желания и ожидания людей влияют гораздо сильнее, чем цены на нефть.