У других зарождающихся рынков появятся новые возможности для роста благодаря поставкам сырья для заводов и фабрик, выпускающих товары для удовлетворения нужд этих новых потребителей. Доля Азии в глобальном среднем классе выросла с 20 процентов в 1980 году до 60 процентов в настоящее время, а число азиатских миллионеров в 2010 году достигло 3 миллионов человек – столько же, сколько в Европе. Это в определенной мере свидетельствует о наличии в Китае новых рынков, способных расширяться, даже если замедлятся темпы роста инвестиционного аспекта экономики страны. Один из примеров – высокотехнологичные товары широкого потребления, от смартфонов до телевизоров с ЖК-экранами, спрос на которые не удовлетворен до сих пор.
Без сомнения, этот разрастающийся класс потребителей будет способствовать росту спроса и на важнейшие основные товары, от мыла до упакованных продуктов питания, но поистине потрясающие возможности лежат прежде всего в группе предметов роскоши. Стремление азиатских потребителей к хорошей жизни стимулирует постоянное увеличение объемов продаж товаров класса люкс, и конца этому не видно: объем продаж предметов роскоши в настоящее время растет в 2,5 раза быстрее, чем глобальная экономика в целом. Так, например, на Китай в настоящее время приходится 10 процентов от мирового ВВП и 20 процентов сбыта предметов роскоши; при наличии чуть более 1 процента миллионеров тут ежегодно покупают 32 процента знаменитых швейцарских часов.
Другим важным следствием резкого снижения цен на сырьевые товары станет мощный попутный ветер для пребывающих сегодня «в осаде» западных экономик, которые очень много тратят на импорт нефти и прочего сырья. К тому же можно ожидать бо2льших потоков капитала в продуктивные части мировой экономики. Не удивлюсь, если уже в текущем десятилетии объектом всеобщей одержимости вновь станут американские высокие технологии, зеркально отобразив ситуацию XIX века, когда за три десятилетия США пережили целых два железнодорожных бума. Несмотря на подъем формирующихся рынков, США по-прежнему остаются родиной большинства наилучших компьютерных приложений. В 1980-х и 1990-х Штаты резко сократили объем инвестиций в дороги и здания – именно тех инвестиций, взлет которых тогда начался в Китае, – и взяли на себя новую роль первейшей в мире экономики, основанной на научных знаниях и инновациях. Сегодняшнее плачевное состояние американских дорог привело к громкому национальному скандалу, и мало кто вспоминает о светлой стороне этой медали: в период между 1980 и 2000 годом расходы на программное обеспечение и оборудование выросли более чем в два раза, инициировав бум продуктивности, который стал главным фактором быстрого восстановления американской экономики в 1990-х годах.
Достижения США в высокотехнологической сфере поистине впечатляют, даже по сравнению с самыми быстрорастущими формирующимися рынками, а также с Японией и Тайванем – странами, тоже активно инвестирующими в научные исследования и технологические разработки, но со значительно менее заметными результатами в смысле их влияния на экономический рост. Бизнес-стратег Анил Гупта и научный консультант Хэйьян Ван отмечают, что, несмотря весь ажиотаж вокруг достижений Китая в области инноваций с его миллиардами, идущими на научные исследования, самой большой в мире рабочей силой этого профиля и всплеском числа патентных заявок, реальная ситуация тут намного менее радужная, чем представляется на первый взгляд. Дело в том, что львиная доля квалифицированной рабочей силы готовится к профессиональной деятельности по традиционному национальному методу зубрежки, а большинство патентов, подаваемых в патентные бюро Китая, предлагают лишь незначительные изменения в уже существующие конструкции, а то и вообще представляют собой лишь попытку воспользоваться иностранной идеей в системе, не признающей зарубежные патенты. Гупта и Ван указывают на то, что сегодня существует общепринятый критерий, то есть число новых идей, принятых и зарегистрированных всеми тремя главными патентными ведомствами мира: США, Европы и Японии. Так вот, на каждые тридцать зарегистрированных идей, поступивших от изобретателей США, Европы и Японии, этот тройной отсев проходит только одна китайская.
Даже Япония получает от своей одержимости научными разработками и новаторством намного меньше пользы, чем США. С одной стороны, Америке благоприятствуют сами по себе огромные размеры страны, на долю которой приходится более трети глобальных расходов на научные исследования. Но с другой – не менее важно и то, что Япония в основном, что называется, смотрит внутрь, и хотя часто она первой выходит на рынок с новыми идеями, эти идеи нередко работают только на японском рынке. Примеров тому множество: еще в 2004 году Япония заменила кредитные карты мобильными платежными системами, но до сих пор не создала на базе этой концепции ни одного глобального бренда. В стране огромной популярностью пользуются десятки всевозможных мобильных устройств, пришедших на смену смартфонам, но больше нигде в мире этих чудес техники не встретишь.
С этой точки зрения островной, закрытый характер японской высокотехнологической индустрии резко контрастирует с соответствующими отраслями большинства других стран, от США до Финляндии. Кремниевая долина густо заселена иммигрировавшими из Индии и Китая талантами, и совсем неудивительно, что Google столь победоносно прошествовала по всему миру. США выделяются среди всех стран планеты, в том числе, безусловно, Китая и Японии, своей широкомасштабной экосистемой, питающей многочисленные высокотехнологичные стартапы, созданные на венчурный капитал, первоклассной системой университетского образования и мощной правовой защитой интеллектуальной собственности.
Штаты сильны в разных технологических сферах, но наибольшие преимущества и прибыли сложившаяся в стране система обеспечивает в области разработки компьютерных программ, то есть выработки идей, которые ложатся в основу любой зарождающейся экономики знаний. В Apple работает 50 тысяч человек, а ее рыночная капитализация за последние пять лет выросла в пять раз. При этом в тайваньских компаниях, выпускающих гаджеты для той же Apple, трудятся миллионы людей, но из-за слабой ценообразовательной способности стоимость их акций неизменна вот уже много лет подряд. Все дело в том, что «железо» можно без особого труда воспроизвести и быстро вывести на рынок, что ведет к снижению прибыли, в то время как программное обеспечение будет высокорентабельным до тех пор, пока продолжается его эффективная разработка.
