Россия только начала движение вверх, оттолкнувшись от дна. Но она обладает крупным потенциалом развития, которым, надеюсь, сможет воспользоваться. Поэтому всем тем, кто критически относится к российским реформам, кто считает их неудачными или слишком жестокими, можно сказать: сегодня в России нормальная обстановка и хорошие перспективы именно благодаря успеху либеральных реформ и твердому намерению продолжать преобразования. Просто достижение результатов потребовало больше времени, а потери оказались значительнее, чем ожидалось.
При этом и демократические завоевания конца 80-х — начала 90-х годов в основном сохранены, хотя укрепление государственных институтов в постреволюционный период вызвало и вызывает опасения за судьбу прав и свобод человека. Надо, однако, иметь в виду настроения российских избирателей: они предпочитают Путина какому-нибудь либералу-западнику. Но такова демократия, причем не только у нас.
Между тем, пока Россия переживала трансформационный кризис, другие страны не стояли на месте. Падение ВВП на 40 % шло на фоне его ежегодного роста в США и Европе на 3–4 %. Более того, именно в эти годы произошла еще одна технологическая революция: сокращение ресурсо- и энергоемкости, внедрение информационных технологий, включая Интернет. Западный мир уверенно вступил в постиндустриальную эру; он становится все менее зависимым от сырьевых ресурсов, поставляемых из стран за пределами «золотого миллиарда», а эти страны, напротив, экономически все больше зависят от Запада. Если кто-либо и сможет занять место в первом эшелоне, то только страны с инновационными экономиками, способные создавать значительную долю своего ВВП за счет нововведений, усовершенствованных технологий, ноу-хау. Как правило, это только развитые постиндустриальные страны.
Сегодняшний же относительный успех российской экономики связан в основном с экспортом сырья, энергоносителей, продуктов первичной переработки. Это профиль развивающейся страны, которая обречена на все большее постепенное отставание, если не найдет сил для необходимых структурных изменений.
И это проблема не исключительно России, пережившей социалистический вариант «догоняющего развития». К подобному кризису подошли, казалось бы, более успешные страны Юго-Восточной Азии, которые испытали другой, «открытый», вариант этой политики (Япония, Корея, Тайвань, Малайзия, Таиланд, Индонезия, Филиппины) и которые оказались не готовы к новым вызовам в плане высвобождения творческих возможностей человеческой личности, формирования инновационного потенциала. Но Россия во многих отношениях отстала и от этих стран, в частности в деле усвоения западных технологий производства и торговли, состояния основного капитала. Она была застигнута кризисом как бы на затянувшейся первой фазе индустриализма, черпавшего идеалы у раннего Форда.
С окончанием холодной войны и распадом Союза Россия свалилась с пьедестала сверхдержавы и спустя какое-то время, в течение которого в мире сохранялся интерес к строительству демократии и рыночной экономики на месте коммунистического монстра, оказалась оттеснена на мировую периферию. Бразилия, Мексика, Индонезия и, конечно, Китай вызывают больше интереса на рынках. Лишь остатки былого величия — атомные бомбы, электростанции, межконтинентальные и космические ракеты — вселяли не столько интерес, сколько тревогу.
Главное противоречие XXI века — между уходящим вперед «золотым миллиардом» и остальным человечеством, лишенным доступа к достижениям современной цивилизации. Ужасная трагедия 11 сентября знаменует вступление этого противоречия в новую фазу. Россия болтается где-то между двумя мирами. И как раз сейчас решается вопрос, где она в конце концов окажется.
Так что глобальный контекст оказывается не столь оптимистичным.
Два варианта модернизации
Но для нас Россия — центр вселенной. Она прошла рыночные реформы и получила билет на участие в гонке. Теперь надо решать, что и как делать, чтобы занять достойное место.
Уже более трехсот лет Россия одержима комплексом отсталости и стремлением ее преодолеть, встать вровень с передовыми странами Европы. И дело не в мощи государства, не в военной силе, а в благосостоянии граждан, в благоустроенности городов, в том, что видит россиянин, попадая в Европу, чему завидует, что хочет перенести к себе на родину. Военная сила и политическое влияние, по которым Россия порой добивалась первых позиций, могли быть лишь неадекватной и временной заменой, не способной, однако, снять этот комплекс.
Другое порождение комплекса отсталости — ощущение неспособности ее преодолеть и желание доказать, прежде всего самим себе, что нам этого и не нужно, что материальный достаток не столь важен: у нас больше ценится духовность, альтруизм, бескорыстие, которые находятся в конфликте с увеличением богатства. У нас свой особый путь. Однако мы, по существу, весь XX век пытались идти особым путем и убедились в его несостоятельности.
И теперь снова, после первого этапа рыночных реформ, стоит вопрос о преодолении отсталости, о новой модернизации. Есть три стратегии.
1. Модернизация сверху, усилиями государства, посредством создания мобилизационной экономики. Россия проходила его дважды: при Петре I и при Сталине. Оба раза достигалось военное и политическое могущество, но временное, посредством закрепления социально-экономической отсталости, закрепощения граждан. Петровский цикл кончился поражением в Крымской войне, сталинский — крахом коммунистического режима в 1991 году. Еще одна попытка такого рода сегодня невозможна, хотя для многих соблазнительна.
2. Модель догоняющего развития, реализованная в Японии, в странах Юго-Восточной Азии, отчасти в Китае. Эта модель представляется еще более соблазнительной и по причине успехов, достигнутых при ее использовании, и потому, что она кажется альтернативной как модернизации сверху, так и либеральному варианту.
Эта модель предполагает изначальную техническую отсталость; дешевизну рабочей силы как условие конкурентоспособности по издержкам; усвоение технологий, созданных в западных странах; наращивание экспорта продукции, произведенной посредством этих технологий. Ее особенность — ограничение внутреннего спроса, поддержание сравнительно низкого жизненного уровня, экономия на образовании и других вложениях в человеческий капитал с целью поддержания высокого уровня накопления. Государство играет очень важную роль в реализации такой модели, содействуя экспорту продукции, импорту технологий и защищая внутренний рынок от иностранной конкуренции[120].
3. Либеральная модель или модернизация снизу, которая основывается на частной инициативе и предоставлении ей максимальной экономической свободы, а также на ограничении функций государства теми функциями, которые либо только оно и может выполнять, либо выполняет их заведомо лучше рынка. Это западная, в каноническом виде — даже американская модель.
Для России в ее нынешнем состоянии реальный выбор ограничен двумя последними моделями, ибо первая уже испытана и исчерпана — это модель деградации.
Модель догоняющего развития кажется наиболее привлекательной и, видимо, в некоторых деталях, может быть, будет использована. Но она для нас и опасна. Усиление роли государства в нынешних российских условиях (не на поле рыночной экономики и не после традиционного аграрного строя, а после командной экономики, в которой государство уже играло подавляющую роль) чревато воспроизведением прежних приемов, только с меньшим успехом.
Еще важнее то, что модель догоняющего развития приводила к успеху в индустриальную эпоху, когда можно было обеспечить рост за счет массового производства стандартной продукции с меньшими издержками и ее продажи на рынках развитых стран, причем это уже не эпоха фордовской индустрии, а иной, более поздней фазы индустриализма — с компьютерами, чипами, видео- и аудиотехникой. Кризис в Японии, длящийся уже десять лет, связан с исчерпанием возможностей догоняющего развития. То же можно сказать и об азиатских тиграх после 1997–1998 годов. Главный урок: дальнейшее развитие не может идти в рамках традиционных для этих обществ институтов, за счет массового применения дешевой рабочей силы. Свобода как условие творчества, образованность становятся главным ресурсом.
Отсюда и предпочтительность, более того, острейшая, жизненная необходимость для России либеральной модели развития — единственной, способной вывести страну на передовые рубежи.
Это трудно, ибо предполагает смену традиционной для нашей страны социальной парадигмы: сильное государство, бесправный и бедный народ, власть, предлагающая питаться духом вместо материального достатка. И сегодня, поскольку народ беден, а бюрократия сохраняет огромное влияние, консервативные настроения распространены повсеместно.
