Надо ожидать, что рост инфляции будет восприниматься в разных регионах мира по-разному. Представители наиболее оптимистичного крыла утверждают, что новый виток инфляции можно сдерживать по крайней мере намного эффективнее, чем в прошлом, и сегодня у мира действительно появились новые бастионы в борьбе с этим негативным явлением. В начале 1970-х годов глобальная инфляция взлетела на уровень выше 10 процентов и оставалась таковой на протяжении целого десятилетия, поскольку дальнейшее повышение цен на нефть и продукты питания запустило в действие порочную спираль «цена-зарплата». Но в нынешнем глобально интегрированном мире у производителей есть возможность оперативно перебрасывать производство на более низкозатратные предприятия, внешнеторговые потоки почти ничем не ограничиваются, и работникам очень трудно требовать повышения зарплаты без подтверждения своих требований реальным ростом производительности труда.
Кроме того, сегодня хотя бы некоторые основные центральные банки официально обязались бороться с инфляцией, вместо того чтобы просто накачивать экономику деньгами, печатая новые и новые банкноты. И многие банковские учреждения становятся все более независимыми от политического прессинга. Даже там, где по-прежнему верховодят политики, многие общества уже на собственном опыте узнали, насколько болезненной бывает двузначная инфляция, и сегодня борьба с этим явлением набирает популярность не только в экономических, но и в политических кругах. Начиная с 1990 года, когда центральный банк Новой Зеландии первым в мире объявил борьбу с инфляцией приоритетом номер один, его примеру последовали еще двадцать пять стран, в том числе Польша, Чехия, Филиппины, Индонезия и Турция. И многие из них добились целенаправленными действиями немалых успехов. С 1980-х годов доля зарождающихся рынков с двузначной инфляцией снизилась с 47 до 7 процентов, и эта тенденция, судя по всему, сохранится и в дальнейшем будущем.
В ближайшие годы наибольшие мучения (и их политические последствия), скорее всего, ждут страны, в которых замедление экономического роста приведет к увеличению в этом «индексе мучений» составляющей безработицы, а не инфляции. К данной группе относятся Россия, ЮАР и Бразилия. Очевидно, последствия этого сценария развития событий крайне негативно скажутся на ныне действующих политиках, воспользовавшихся бумом последнего десятилетия для победы в целом ряде выборов. А самые незначительные мучения, я думаю, ждут те страны, где экономический рост будет продолжаться нынешними темпами или даже ускорится, то есть Индонезию, Филиппины и Польшу.
Непостоянство наносит ответный удар
Возобновление прежней политической драмы означает возврат к непостоянству формирующихся рынков 1950-х и 1960-х годов, когда их экономика росла в среднем на 5 процентов в год, но инфляция и рецессия были постоянной угрозой. Сегодня этот сценарий повторяется, вызывая в памяти слова индийского святого Рамакришны. Когда его спросили, почему в мире существует зло, он ответил: «Чтобы сюжет был интереснее». Большинство экономик имеют тенденцию со временем постепенно расширяться, но экономические спады и кризисы подкидывают в этот скучный сюжет драматизма; они не только причиняют боль и страдания, но и создают условия для реформ и возрождения. В период между 1861 (первый год, по которому у нас имеются документы) и 1982 годом США пребывали в состоянии рецессии примерно треть этого времени, значит, страна практически постоянно находилась в процессе обновления. А вот с 1982 года Америка пребывала в состоянии рецессии только 11 процентов времени – куда менее захватывающий сюжет. Хорошие времена длились дольше, а плохие наносили не такой страшный удар, оказывая позитивный волновой эффект на экономику всего мира.
И это привело к весьма заметным изменениям. С 1982 по 2007 год Соединенные Штаты наслаждались необычно длинными периодами экономического роста и необычно короткими и поверхностными спадами – особенно по сравнению с ситуацией предыдущего столетия. Три подъема в этот период продолжались от шести до десяти лет, то есть почти в три раза дольше среднего показателя (три года) предыдущего периода. И две рецессии, имевшие место за это время, привели к падению объема производства всего на один процент за два раунда, что намного менее болезненно, чем средний показатель в 2,5 процента за предыдущий период, когда спад растянулся в сумме целых пять раундов. Данные по другим странам мира обрывочные, не такие полные, но в общем картина похожая. С начала 1980-х годов экономические циклы подъемов и спадов в развивающихся странах, как правило, составляли около восьми лет, то есть в два раза дольше среднего цикла предыдущего периода.
В США это сглаживание бизнес-цикла стали называть «Великим успокоением»; на пике данного явления в стране велись весьма бурные дебаты по поводу того, как долго сохранится эта удобная новая среда. Конец дискуссии положила агония 2008 года. До этого кризиса и глубина, и продолжительность рецессий сильно сгладились, прежде всего благодаря практически безграничной способности США финансировать дальнейший рост за счет займов, в основном от других стран мира. Глобализация заставляла компании работать все рентабельнее, производить больше продуктов за меньшие деньги, и это ослабляло угрозу инфляции. Относительно невысокая инфляция позволила ФРС США удерживать процентные ставки на низком уровне, да еще и снижать их при первых признаках спада деловой активности. Периоды экономического подъема длились дольше, спады стали менее заметными. И довольно скоро страна, словно наркоман, «подсела» на этот приятный ритм продолжительного бизнес-цикла, удлинившегося исключительно благодаря долгам. Привыкли США и к вторичному эффекту, оказанному этим бизнес-циклом на фондовый рынок: подъемы тут растянулись со среднего показателя в двадцать два месяца до 1982 года до тридцати семи месяцев в последующий период. А тем временем вены экономики наполнялись кровью за счет всевозможных кредитов и займов.
Теперь же правительство США испытывает дефицит шприцев для дальнейших вливаний. Мощные программы стимулирования привели к повышению государственного долга с 40 процентов от ВВП в 1980 году до более чем 90 процентов в 2011 году. Экономисты Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф наглядно продемонстрировали всем, что при таком уровне темпы роста в потенциале могут снизиться на целый процентный пункт. При краткосрочных процентных ставках, приближающихся к нулю, у ФРС быстро закончились дешевые деньги, которые можно было бы направить на исправление ситуации, хотя она по-прежнему пыталась это сделать. Изобретательная антикризисная политика «количественного смягчения», предложенная Федеральной резервной системой, принесла больше вреда, чем пользы, поскольку львиная доля этих шальных денег пошла на спекулятивные инвестиции – в основном в сырье, в частности в нефть и золото, – а вовсе не на банковское кредитование новых отечественных компаний. В конечном счете все эти факторы, по всей вероятности, приведут к возврату к более коротким периодам экономического подъема и более острым спадам экономической активности, а также к укорочению периодов повышательной тенденции на фондовом рынке, причем не только в США.
