Насилие, которое веками прореживало сербское население КиМ, сейчас, в наше время, получает свое неумолимое завершение. Выселение сербов из Косова и Метохии в СФРЮ по своему объему и характеру превосходит все предыдущие этапы этого великого исхода сербского народа. Иован Цвиич в свое время оценивал, что во всех переселениях, начиная с того великого под руководством Арсения Чарноевича в 1690 г. и заканчивая первыми годами нашего века, было изгнано более 500 тыс. сербов. Из этого количества в период между 1876 и 1912 гг. — около 150 тыс. сербов были вынуждены оставить свои очаги из-за сурового террора местных и привилегированных албанских башибузуков. Во время последней войны изгнано более 60 тыс. сербских колонистов и старожилов, но после войны эта волна выселения пережила настоящий прилив: за последние двадцать лет Косово и Метохию оставили около 200 тыс. сербов. Остаток остатка сербского народа не только постоянным и неизменным темпом покидает свою землю, гонимый, по всем сведениям, насилием и физическим, моральным и психологическим террором, но и готовится к своему окончательному исходу. Меньше чем за десять следующих лет, если положение дел существенно не изменится, то сербов в Косове больше не будет, а «этнически чистое» Косово, эта недвусмысленно высказанная цель великоалбанских расистов, закрепленная еще в программах и акциях Призренской лиги 1878–1881 гг., будет полностью претворено в жизнь.
Сегодняшняя судьба Косова — больше не «сложный» вопрос… Судьба Косова остается жизненным вопросом для всего сербского народа. Если он не будет решен справедливым окончанием упомянутой войны, если не будет установлена действительная безопасность и недвусмысленное равноправие для всех народов, которые живут в КиМ, если не будут созданы объективные и долгосрочные условия для возвращения выселенного народа, то эта проблема Республики Сербии и Югославии станет и европейским вопросом с самыми тяжелыми, непредсказуемыми последствиями».
Знало ли об этом руководство Сербии? Безусловно. Оно не просто знало, но и серьезно опасалось «контрреволюционного подполья», его деятельности на ниве албанизации края и усиливало там деятельность МВД и службы безопасности. Однако со стороны руководства СФРЮ и других республик действия Сербии часто расценивались как унитаристские и подвергались резкой критике. Фактически, косовским вопросом пытались сдерживать «великосербские амбиции». В 1980-е годы стали активно обсуждаться и осуждаться «времена Ранковича».
Александр Ранкович (во время подпольной и партизанской борьбы известный как Лека Марко) с 1946 по 1966 гг. был министром внутренних дел Югославии, а также курировал Службу госбезопасности Югославии. По долгу своей деятельности боролся (в том числе и с помощью репрессий) с различными течениями коллаборационистов (словенские домобранцы, хорватские усташи, балисты), партизанским движением сербских националистов (четники), а также с косовскими и — шире — албанскими сепаратистами.
В 1980-е годы критики режима стали вспоминать его методы, приведшие, кстати, к замирению края, как одну из причин открытого сепаратизма и насилия, вспыхнувших после смерти Тито. Диссиденствующие интеллектуалы из Словении, Хорватии, КиМ связывали конфликтную ситуацию в крае 1980-х годов непосредственно с тем, что они называли «дискриминацией албанцев в экономической, общественной и национальной областях в период 1950–1960-х гг.», когда, по их мнению, как писал хорватский политический деятель С. Шувар, попирались конституционные права албанского населения, искажалась история албанского народа, не приветствовалось официальное употребление албанского языка, а служба государственной безопасности практиковала в отношении отдельных лиц физические расправы. «Времена Ранковича», прежде всего, в либеральных СМИ и среди оппозиционно настроенных югославскому режиму кругов подавались как символ «государственного террора» (Р. Чося) и унитарно-централистских устремлений сербов (Д. Биланджич). Как уже было показано, на самом деле все было совсем иначе.
Несмотря на жуткую ситуацию национального унижения и элементарной небезопасности, в которой оказались сербы в Космете, ни республики СФРЮ (кроме Сербии), ни мировое сообщество не осудили главных причин албанских выступлений, а именно сепаратизм, исламский экстремизм и терроризм. Более того, любая инициатива Белграда по разрешению ситуации в КиМ воспринималась и внутри страны, и за ее пределами как проявление сербского национализма. Сербию обвиняли в «унитаризме», «бюрократическом стремлении к централизму», в «великосербском национализме», который якобы прикрывался лозунгом «Сербия и сербы находятся под угрозой». Фактически именно тогда началась работа по формированию негативного образа сербов в противовес образу «несчастных» и «гонимых» косовских албанцев. Кстати, по мнению сербских историков, концепт «Великая Сербия» — работа австро-венгерской пропаганды после Берлинского конгресса 1878 г. и аннексии Боснии и Герцеговины с целью отвести внимание от захвата сербских территорий.
Правда, справедливости ради следует сказать, что в западной прессе изредка появлялись репортажи о реальном положении вещей в крае. Так, в ноябре 1987 г. New York Times с необычной для нее правдивостью написала: «Этнические албанцы в (Косовском — Е. П.) правительстве манипулировали государственными средствами и правовыми актами для того, чтобы завладеть землей, принадлежащей сербам… Осуществлялись нападения на православные храмы, государственные флаги подвергались поруганию. Колодцы отравляли, урожай сжигали. Славянских юношей убивали ножами. Старейшины побуждали молодых этнических албанцев насиловать сербских девушек… Славяне бегут от продолжающегося насилия, и Косово становится тем, чего добиваются албанские националисты… “этнически чистым” албанским регионом». Тем не менее, именно сербы были избраны врагом Запада. Как пишет американский ученый М. Паренти, такое «избрание» связано с тем, что сербы «представляли самое большое препятствие на пути развала Югославии. Они являлись самой многочисленной этнической группой в федерации, группой, которая больше всех стремилась сохранить страну в целостности. Сербский рабочий класс был наиболее твердым и по-настоящему социалистическим».
Что же касается проявлений крайнего национализма в КиМ, то в определенной степени они вырастали из нерешенных экономических проблем и сложной социально-экономической ситуации, а также были следствием допущенных ранее ошибок, которые привели к существенному дисбалансу сербов и албанцев в крае, к воспитанию албанской части края в духе албанизма и албанского шовинизма, в отсутствии коммуникации между общинами и т. п.
