В силу местного существа дающих пищу для научного познания ремесленных и земледельческих производственных отношений городов-государств Древней Греции демократический материализм оказывался не способным предложить собственный проект преодоления их местной самодостаточности, что и показал Аристотель. Его видение наилучшего и гармоничного государственного устройства основывалось на замкнутом демократическом самоуправлении полиса с классовым господством средних разрядов граждан. Такой проект был ностальгическим обращением в прошлое и не давал ответа на злободневные вопросы, как развиваться полису в обстоятельствах растущих торговых и политических связей с другими полисами, что делать для преодоления углубляющейся расслоения граждан на имущих и неимущих. И по существу дела он не позволял углублять естественнонаучные знания дальше определённого предела, так как их непрерывное углубление требовало непрерывного углубления общественной производственной практики, что на определённой ступени развития было невозможно без возникновения более сложных обществ, чем полисные. Этим проектом Аристотель приходил в противоречие с основами своего мировоззренческого учения. Поэтому в то время влияние стало набирать только идеалистическое учение Платона. Именно на его положениях возникали все политические школы, разрабатывающие направления выхода античной Греции из исторического тупика, к которому пришло развитие общественно-производственных и социально-политических отношений всех полисных государств Эллады. Завоевания Александра Македонского, в которые были втянуты все греки, и возникновение после распада его необъятной империи эллинистического мира, раскинувшегося на трёх смежных континентах, культурно и торговлей объединившего несколько цивилизаций, поставило вопрос о поиске мировоззрения, которое позволило бы придать устойчивость уже не только Элладе, но и всему эллинистическому миру. И в конечном итоге таким мировоззрением стало отталкивающееся именно от философского платонизма христианство.
Во время Пелопонесской войны, когда полисное ополчение теряло значение в сравнении с профессиональными наёмниками, граждане большинства полисов Эллады быстро разделялись на два класса: имущих и неимущих. На имущих граждан возлагались обязанности обеспечивать основные налоговые поступления в казну общественно-государственной власти, чтобы неимущие могли находиться на службе, а их семьи быть на содержании у полиса. В таких обстоятельствах не только менялись традиционные законы о связи гражданских прав с землевладением, но и изменялась роль денег. В деньгах легче было собирать налоги, вести текущие государственные и частные расчёты и накапливать краткосрочные и долгосрочные запасы на случай непредвиденных военных расходов, а так же делать частные и государственные займы. Прежде деньги главным образом обслуживали товарно-денежный обмен. Теперь же деньги становились самостоятельным видом богатства отдельных лиц и государства, сравнимым с землевладением, и они превращались в особый вид совершенной, абсолютной собственности, который обменивался на любой другой вид собственности, в том числе и на земельную собственность. Оказывалось, что денежное богатство имело ряд преимуществ в сравнении с землевладельческим богатством. Его сложно было ограничить законами подобно тому, как это делалось в отношении размеров земельных наделов, легче было скрывать, в том числе от налогообложения, перемещать из одного государства в другое, увозить в виде добычи при военном разграблении врага. И ему начинали отдавать всё большее предпочтение в сравнении с прочими видами богатства.
Если перед владельцем больших денег в обстановке неуверенности в завтрашнем дне родного полиса вставал вопрос, держаться ли за права гражданина и может быть потерять денежное состояние или же вывести свои деньги в другой, более сильный полис и стать не имеющим гражданских прав метеком, он мог предпочесть стать богатым метеком. В большинстве крупных полисов численность богатых, но не имеющих гражданских прав метеков неуклонно возрастала. Неуклонно возрастала и численность тех богачей, которые стремились застраховать себя от превратностей судьбы, имея денежную и иную собственность в разных, порой враждующих полисах, и у таких собственников менялись представления о безусловной преданности интересам своего родного полиса и полисного общества. Полисным учреждениям общественно-государственной власти всё сложнее было подчинять общественным интересам торговцев, ростовщиков, олигархов, бороться с проявлениями у них беспредельного личного эгоизма и личного потребления. Общественно-государственная власть полисов, вынужденная считаться с требованиями экономической целесообразности своих действий, поневоле приспосабливалась к обстоятельствам, и у неё менялось отношение к способам приобретения денежного богатства. Если прежде, к примеру, ростовщичество и спекуляция хлебом считались позорными занятиями для гражданина, за которые отнимались гражданские права, изымалось имущество, а порой приговаривали к смертной казни. То теперь нуждающаяся в налогах с денежных сделок общественно-государственная власть смягчала своё отношение к спекулянтам и ростовщикам, оправдываясь тем, что налоги идут на нужды войны и на выплаты неимущим гражданам. Такие изменения в нравах и отношениях внутри полисов были лишь одними из множащихся признаков того, что общественная этика и мораль полисной народности, а с ними и полисные народнические общества вступили на путь упадка.
С ростом значения денег в жизни населения полисов задачи поддержания в них финансовой устойчивости становились самодовлеющими. Политическая неопределённость в отношениях между полисами, постоянные войны за расширение экономического и политического влияния, которые начинались то одними, то другими полисами, подрывали хозяйственные связи, торговлю, нарушали, как поставки сырья для ремесленных предприятий, так и сбыт товаров. Следствием были частые кризисы товарно-денежного обмена и финансовых обязательств учреждений полисной государственной власти. Чтобы избежать финансовых кризисов или ослабить их, в полисах с согласия граждан принимались законы, позволяющие пускать в товарный оборот земельные участки и находящуюся на них недвижимость, а так же закладывать их для получения заёмных средств. Это указывало на то, что в семьях граждан полисов происходило разрушение родоплеменного, бессознательного архетипического мировосприятия, посредством которого выстраивались общественные отношения, как отношения семейных собственников наделов общего жизненного пространства. Включение земельной собственности в товарооборот позволило сосредотачивать землю в руках тех, кто мог её скупать или получать от должника, и стало окончательно размывать основы прежних представлений о неразрывном единстве понятия гражданина и земельного собственника. В IV веке до н.э. в Элладе сосредоточение денежной и земельной собственности у немногих сопровождалось непрерывным увеличением слоя тех, кто имели гражданские права, но потеряли связь с интересами семейной собственности. Повсеместно расшатывались традиционные, унаследованные от родоплеменных отношений устои общественных воззрений, согласно которым гражданин должен был иметь надел земли и быть усердным работником, живущим земледелием.
