И чтобы уйти в этой гонке с незавидных мест, надо научиться гораздо больше делать руками и головой, расстаться с привычной расхлябанностью, «с авось, да небось, да как-нибудь» ради поощрения инициативы и бережливости, высокой организованности и обязательности. Пока же наш экспорт — дары природы, чем менее обработанные, тем лучше. И еще оружие: автомат Калашникова, зенитные комплексы С-300, истребители МиГи да СУшки — основные бренды русских изделий на мировых рынках. А что еще?
Надо найти свои ниши на рынках готовой продукции, будь то самолеты средней дальности, тяжелые станки, энергетическое оборудование или программные продукты. Надо бросаться в конкурентную борьбу, проигрывать, продаваться, опять проигрывать, чтобы научиться побеждать конкурентов и закрепляться на рынках.
4. Запад вежливо соглашается с тем, что Россия — великая страна, что кризис пройдет и она снова займет достойное место. Но эйфория победы над коммунизмом прошла, и мы плохо использовали медовый месяц в наших отношениях с богатыми странами. Россия для них все больше уходит на второй план. В газетах о нас пишут только в связи со скандалами.
И все же настоятельная для нас необходимость интеграции делает установление дружественных отношений с развитыми странами приоритетом. Никаких амбиций, никаких великодержавных жестов. Только дружелюбное, но жесткое отстаивание национальных интересов. А их можно свести к трем пунктам:
• открытие рынков, в том числе первая задача — вступление в ВТО;
• привлечение инвестиций;
• всеобъемлющая реструктуризация внешнего долга, чтобы в ближайшее десятилетие создать лучшие условия для концентрации ресурсов на модернизации экономики.
Ради этого можно поступиться многим.
Но и Запад стратегически заинтересован в том, чтобы в потенциальных конфликтах XXI века иметь на своей стороне сильную Россию, не требующую помощи, а способную помогать другим, нести свою долю бремени свободного мира. И этот интерес надо использовать, находясь теперь, к сожалению, на не очень сильных позициях.
Есть на Западе и иные настроения: держать Россию в узде, не дать ей подняться, что бы не вырастить конкурента; идти ей навстречу, например в вопросе урегулирования долга, только в обмен на политические уступки. Это близорукая позиция, и задача нашей дипломатии неустанно это разъяснять, убеждать, если нужно, с упорством и неуступчивостью, но при сохранении предсказуемости и доверия.
Безусловно, все последние годы ущемленное национальное достоинство горько ощущалось гражданами России и нередко влияло на внешнюю политику. Восстановить престиж и величие страны, добиться того, чтобы нас снова уважали, хотя бы за военную силу, за ракеты и ядерные боеголовки; чтобы нас принимали на равных в клубе богатых, хотя в штанах прорехи, — эти мотивы во многом просматриваются в наших позициях на международной арене. Образ канцлера Горчакова витает над нашей дипломатией. Он после Крымской войны, в период временной слабости России, старался сохранять статус великой державы, имеющей интересы по всему миру, ожидая, пока кризис закончится и страна сможет снова заявить о себе с позиции силы. Тогда надежды не оправдались. Где гарантия, что они оправдаются сейчас?
Я не хотел бы подвергать сомнению основы нашей внешней политики. Но глубоко убежден в том, что она должна быть подчинена прежде всего задачам развития российской экономики, преодоления кризиса на основе максимальной интеграции в мировое хозяйство, устранения угрозы изоляции. Без надувания щек.
2.10
Кто за что. Новая конфигурация сил и интересов
Таковы объективные обстоятельства. Причем далеко не все из тех, что способны вызвать напряжения в социальной и политической жизни.
В этих обстоятельствах президенту предстоит осуществлять свою миссию. На какие силы он может опереться? Кто за что будет выступать, против кого дружить?
Описанный выше расклад сил — это итог ельцинского правления, достаточно устойчивая социальная структура постсоветской России. Но с первых стремительных шагов Путина становится ясно, что фигуры на политической доске в новых условиях сильно перемешаются.
Правда, текущая ситуация столь благоприятна для власти, что она практически ни с какими силами может не считаться. Мандат доверия, высокие рейтинги позволяют действовать решительно, без оглядки на чьи-то групповые интересы. Но так будет не всегда. Стоит понизиться ценам на нефть или всерьез заняться непопулярными преобразованиями, как доверие начнет подтаивать. И тогда поддержка со стороны тех или иных элит, социально-политических сил может понадобиться.
Казалось бы, итог парламентских и президентских выборов был в пользу новой номенклатуры, особенно тех ее групп, которые пользовались преференциями при Ельцине. Ради этого ими и предпринята операция «Путин» — чтобы обеспечить преемственность курса и, главное, сохранить позиции. Она упредила победу Примакова, который определенно поменял бы курс, а преференции получили бы другие группы, впрочем, из той же новой номенклатуры.
Но Путин еще в ходе избирательной кампании высказался за либеральные реформы в экономике. Свою деятельность в качестве президента он начал с того, что наступил на интересы региональных элит, крупного бизнеса, а заодно задел и СМИ. Эти силы, между прочим, образуют новую номенклатуру, включая группы, поддержавшие Путина или лояльные ему.
Что происходит? Неужели либеральная фразеология отражает смещение приоритетов власти к формированию свободной рыночной экономики, к среднему классу, к равным конкурентным условиям с ликвидацией особых отношений со «своим» бизнесом, что равносильно ликвидации олигархов? Или популистские лозунги и хождения в народ, нападки на богатых должны привлечь поддержку обездоленных? Или все же, как и ожидалось, в рамках правящей коалиции бюрократии и «своего» бизнеса просто совершаются определенные перемещения слоев — новые актеры выходят на те же роли в старых спектаклях? И, стало быть, подтверждается предложенный выше диагноз главного конфликта нынешнего этапа в развитии страны: между олигархическим капитализмом и новой номенклатурой по одну сторону и свободной рыночной экономикой и средним классом — по другую? Или речь идет о вульгарном утверждении личной власти?
Думается, что все эти «или» присущи ныне политике Путина, несмотря на свою противоречивость. Это потенции его эволюции.
Какие потенции и как они будут реализоваться, зависит прежде всего от выбора самого Путина.
От того, что он предпочтет — свою миссию или свою власть.
Можно, конечно, сказать, что власть нужна для исполнения миссии. Отчасти — да. Но очень близка опасная грань, за которой целью начинают оправдывать средства.
От выбора президента будет зависеть и база его поддержки, ее состав, отношение ведущих социально-политических сил. Определим поле политического выбора Путина, оттолкнувшись от его программы из двух пунктов:
• сильное государство;
• либеральные экономические реформы.
Строительство сильного государства — болевая точка, ибо оно может пониматься в двух вариантах:
• сильное государство с равной властью закона для всех;
• сильное государством котором власть ради государственных интересов, «ради дела» позволяет себе манипулировать законом. Есть «вертикаль» власти, и в ней указания сверху важней закона.
Хотя сейчас заявлен либеральный курс экономической политики, с точки зрения интересов потенциальных сил поддержки, их отношения к Путину и к возможным сдвигам в его политике мы обязаны предусмотреть вариант политики усиления государственного вмешательства в экономику.
Кроме того, либеральная политика будет выглядеть по-разному в зависимости от того, насколько решительно и последовательно осуществлять меры по реструктуризации нерыночного сектора, изживанию теневой экономики, укреплению банковской системы.
Определенное нами таким образом поле политического выбора, схематически представлено на рисунке 3.
На этом поле должны будут определяться основные социально-политические силы посткоммунистической России, добиваясь влияния не президента, оказывая на него давление в процессе реализации конкретной политики.
И здесь оказывается важным то, что эти силы неоднородны.
Праволиберальные силы внутри разделены на две группы, которые можно назвать «реформаторами» и «правозащитниками». Реформаторы наиболее важным делом считают либеральные экономические реформы и готовы сотрудничать с властью, если она реально будет их проводить, пусть даже придется закрыть глаза на отдельные проявления произвола, нарушения гражданских прав и т. п. Г. Н. Селезнев сказал, что программа Грефа — та же программа Гайдара. Тут он не ошибся. И в этой части поддержка Путина правыми лишь продолжение их поддержки Ельцина в надежде, что он станет проводить реформы. Их главный довод: без свободной рыночной экономики демократия лишена собственной социально-экономической базы.
