Примечание: Расчеты выполнены по данным о занятости, Системе национальных счетов (СНС) и данным по отраслям промышленности (С. 358–396). В первый сектор включены нефтедобыча и нефтепереработка, газовая, черная и цветная металлургия, химия и нефтехимия; в третий сектор — электроэнергетика, железнодорожный транспорт, жилищно-коммунальное хозяйство. Остальное — второй сектор.
Источник: Российский статистический ежегодник/Госкомстат. М.,2002.
Валовый выпуск подсчитан в сопоставимых, так называемых «основных» ценах, применяемых в СНС, в силу чего доля первого сектора занижена в сравнении с ценами потребителей, включая внешних. Следует учесть, что на первый сектор приходилось в 2001 году 81 % российского экспорта (более 80 млрд. долл.). Пересчет этой суммы по курсу уже дает примерно 2,5 трлн. руб., т. е. больше суммы выпуска из таблицы 1.
По нашей минимальной оценке, сумму доходов первого сектора от реализации по реальным ценам нужно увеличить примерно на 700 млрд. руб.[37]. При этом окажется, что в первом секторе 4,17 % занятых производят 17,3 % валового выпуска, во втором 62 % занятых — 57,6 % выпуска, в третьем секторе 31,2 % занятых — 18,3 % выпуска. А если брать третий сектор без бюджетной сферы, то 9 % занятых производят всего 7,5 % выпуска. Производительность труда:
в первом секторе — 1022 тыс. руб. в год на человека;
во втором секторе — 230 тыс. руб.;
в третьем секторе — 177 тыс. руб. (без бюджетной сферы).
Схематически трехсекторная структура российской экономики показана на рисунке 1.
Рисунок 1. ТРИ СЕКТОРА В СТРУКТУРЕ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ
Таким образом, можно констатировать, что и спустя двенадцать лет с начала рыночных реформ российская экономика страдает крупными структурными перекосами, обусловленными административными барьерами, государственным регулированием цен и иными регламентациями. По сути, либерализация, начатая в 1992 году, не завершена. В итоге не происходит выравнивание относительных цен по рыночным законам, создаются препятствия для оптимального распределения ресурсов. Причем естественным путем, сами собой эти перекосы не могут быть устранены.
Вопрос, на который следует дать ответ: способна ли экономика в таком состоянии обеспечивать высокие устойчивые темпы роста?
Не будем торопиться с ответом, попробуем разобраться.
1.2
Нерыночный сектор и экономический рост
На поставленный выше вопрос ответ напрашивается сразу: конечно, с такими деформациями экономика быстро и устойчиво расти не может.
Однако все не так просто.
Первое. Следует ли вообще ожидать высоких темпов экономического роста после перехода от плановой экономики к рыночной? Ведь пока, кроме Китая и Вьетнама, мы не видим примеров столь уж быстрого роста в бывших социалистических странах: 3–5 % в течение 3–4 лет, не такие уж впечатляющие достижения. Не говоря уже о том, что реформы вызвали повсюду глубокий трансформационный кризис, особенно в России и других странах СНГ.
Китай и Вьетнам — особые случаи, в этих странах высокие темпы роста обусловлены прежде всего использованием энергии аграрно-индустриального перехода, который в других переходных странах к моменту рыночных реформ уже был завершен.
Тем не менее достижение высоких иустойчивых темпов развития после трансформационного кризиса в переходных странах возможно. Источники роста — высвобождение инициативы, усиление стимулов хозяйственной активности, оптимизация распределения ресурсов и в итоге повышение эффективности. Этот потенциал может быть использован тем полнее, чем последовательней проведены реформы и созданы необходимые условия. Главные из них:
• конкуренция на возможно более широком поле и достаточной силы;
• законность и порядок, обеспечиваемые сильным государством;
• низкий уровень государственных расходов и социальных обязательств, что дополняет первое условие;
• доверие, в том числе к государству и партнерам по бизнесу, снижающее трансакционные издержки и повышающее склонность к сбережениям и инвестициям.
Из этого перечисления должно быть ясно, почему в переходных странах пока не было впечатляющих рывков.
У России такие возможности роста даже шире, чем у наших восточноевропейских соседей, поскольку наша более деформированная экономика таит в себе больше точек роста при устранении деформаций. Кроме того, у нас более глубокий кризис привел к более существенному снижению государственных расходов и социальных обязательству силу чего формально бремя государства у нас меньше. Однако правопорядок и доверие — наши слабости. Они должны быть преодолены посредством запланированных институциональных реформ. Чтобы получить желаемые результаты, понадобится время на усвоение новых институтов.
Нерыночный сектор, несомненно, создает ограничения для роста прежде всего потому, что сужает поле конкуренции, ограничивает возможности частной инициативы.
Второе. Можно сказать, что доля нерыночного сектора по занятости и объему выпуска не так уж велика — всего 9 и 7,6 % соответственно. Однако сфера его влияния на характер социально-экономических отношений весьма велика. В нее попадают практически все домашние хозяйства, причем буквально в каждодневных операциях. Все предприятия потребляют электроэнергию, пользуются услугами железнодорожного транспорта. Стало быть, повсюду в экономике остается след нерыночных отношений, вмешательства государства, а значит — бюрократии.
Механизм влияния нерыночного сектора на функционирование российской экономики показан на рисунке 2, заимствованном из моего доклада 2002 года. Мы видим, что это не просто небольшой сектор экономики, это всеохватывающий механизм искажения пропорций, действующий наоборот, т. е. препятствующий нормальному развитию экономики.
Рисунок 2. НЕРЫНОЧНЫЙ СЕКТОР В РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ
Высказывается мнение, что повышение цен на газ и тарифов на электроэнергию до уровня, отвечающего рыночному равновесию, означало бы увеличение государственно-монопольного сектора и сокращение сектора конкурентного, перераспределение доходов в пользу первого и в ущерб второму.
На наш взгляд, это утверждение необоснованно. Начать с того, что повышение цен до уровня равновесия увязывается с либерализацией рынков газа и электроэнергии, с выделением из соответствующих монополий конкурентной составляющей. Уже поэтому речь идет не об уменьшении, а, напротив, об увеличении конкурентного сектора. Повышение цен может быть частью или предпосылкой либерализации этих рынков. Но сохранение заниженных цен возможно лишь посредством государственного их регулирования и, стало быть, сохранения нерыночного сектора. Выходит все наоборот: именно заниженные цены обусловливают повышение роли государства и монополий.
Разумеется, это утверждение справедливо лишь в том случае, если рост цен приводит к либерализации и расширению поля конкуренции.
Говорят, не надо повышать цены, пусть монополии снижают издержки. Хорошо бы. И господин Чубайс, занявшись ЖКХ, высказывается в том духе, что там до всяких реформ следует навести порядок^ уже этого будет достаточно, чтобы не поднимать квартплату. Не знаю, возможно, талантов Анатолия Борисовича хватит на решение этой задачи, но в РАО «ЕЭС» пока не получилось. И в МПС, и в «Газпроме» тоже, как ранее не получалось снижение издержек и рост эффективности в советской экономике. Ведь потому и понадобились рыночные реформы, что повышение эффективности без рынка и конкуренции не получается. Только если кое-где и иногда, когда талант менеджера или хозяйственника советского стиля позволяет снизить издержки в своей фирме за счет других. А в принципе — нигде и никогда.
В данном случае требование снижать издержки и не повышать цены равносильно отказу от либерализации и конкуренции, сохранению нерыночного сектора. Либерализация же, даже если она ведет к росту цен, наоборот, означает также расширение сферы рыночно-денежных отношений, рост монетизации экономики. В связи с этим будет расти не доля монополий, но величина ВВП, которая сегодня остается недооцененной вследствие применения заниженных нерыночных затратных цен. А дополнительные доходы не обязательно оставлять монополиям.
Третье. Известно немало случаев, когда для стимулирования роста экономики, и прежде всего частного сектора, поддерживались заниженные цены в государственном секторе, в основном на услуги инфраструктуры. Это позволяло снижать издержки в частном секторе и увеличивать его инвестиционные ресурсы. Такой политики долгое время придерживались во Франции от Де Голля до Миттерана. Во всяком случае, такая политика декларировалась. Привела ли она к позитивным результатам, сказать трудно, так как в других странах, где она не проводилась, результаты были не хуже.
