К сожалению, в современной России монополисты из ЖКХ используют совсем другие способы «экономии». Зимой 2002/03 года около 17 миллионов жителей 30 городов России жили при температуре 14-15 градусов. «До такого уровня энергетики и коммунальщики понижали температуру в домах в пик самых сильных морозов минувшей зимы. Оказывается, они экономили на топливе и при этом получали дополнительные прибыли, потому что замерзающие граждане вынуждены были в массовом порядке включать дополнительные электроприборы» (С. Митрохин, указанная выше статья).
Итак, традиции советского времени — экономия исключительно за счёт здоровья народа — не только живы, но развиваются и углубляются. И совершенству нет предела! Пока существует монополия в сфере ЖКХ, выстуживание обывателей и рост коммунальных тарифов неизбежно будут идти рука об руку. При этом не имеет никакого значения, является ли эта монополия государственной или частной. Заведуют ли ЖКХ чиновники или тесно сросшиеся с чиновничеством коммерсанты — неважно. Те и другие будут проводить одну и ту же грабительскую политику. Собственно, вся провозглашённая Путиным «реформа» ЖКХ и сводится к всемерному поощрению этого грабежа.
ЛЕС РУБЯТ — ЩЕПКИ ЛЕТЯТ?
Кроме дровяного отопления, автор книги «Почему Россия не Америка» не знает никакой альтернативы сжиганию ископаемого топлива. Или не хочет таких альтернатив замечать. Но по дровяному вопросу он высказывается довольно обстоятельно. Г-н Паршев даже заглянул в «Лесную энциклопедию» и пришёл к неутешительному выводу: «Леса растут всегда, то есть, это вроде бы возобновляемый источник сырья и тепла. Правда, неизвестно, вырастут ли на месте срубленных аналогичные по качеству, или их качество ухудшается. Но если топить жилища всей страны дровами, то надо иметь в виду, что на зиму крестьянскому двору нужно хотя бы 20 кубов дров. У нас в СССР ежегодный прирост древесины был 4 куба на человека в год ("Лесная энциклопедия", М., «Советская энциклопедия», 1985) — как раз дрова на семью из пяти человек. Но ведь нужна и деловая древесина! И, главное, почти весь прирост древесины в Сибири! Далековато дрова-то возить. И население сейчас не то, что в "дровяные" времена, а побольше» (с. 286).
Но наш идеолог лукавит. Он не пожелал заметить, что цитируемая им книга вышла в 1985 году. Следовательно, её составители делили ежегодный прирост древесины на территории СССР на численность населения СССР!
Россия имеет вдвое меньшее население, чем бывший Советский Союз. А вот подавляющее большинство лесов осталось на её территории. Поэтому прирост древесины в расчёте на каждого жителя России, естественно, намного больше.
По зарубежным оценкам, которые так любит г-н Паршев, на долю бывшего СССР в начале 1990-х годов приходилось 28% всех сплошных лесов земного шара[7]. И хотя часть этих лесов расположена на территории ныне независимых государств — бывших союзных республик, львиная доля приходится на Россию. Пусть даже часть этих лесов с тех пор вырублена (а рубка без ле-совосстановления нас не красит), всё равно можно с уверенностью сказать, что доля России в мировом лесном фонде близка к четверти. Так что лесом мы обеспечены примерно в 10 раз лучше среднестатистического жителя планеты. И прибедняться нам опять-таки не стоит.
Г-н Паршев утверждает, будто неизвестно, какие леса вырастут на месте срубленных. Но нелепо думать, будто никто никогда не изучал этот вопрос! Интересно, что русское научное лесоводство началось как раз с составления таблиц роста русских лесов. Их впервые опубликовал один из замечательных лесоводов XIX века граф Альфонс Романович Варгас де Бедемар. Живой па
мятник Варгасу до сих пор стоит в Москве. Это — Лесная опытная дача Тимирязевской сельскохозяйственной академии — искусственный лес, посаженный в 1860-х годах под руководством учёного. Гуляя по этому оказавшемуся почти в центре Москвы лесному массиву, каждый может убедиться: деревья выросли неплохие!
Конечно, при хищнических рубках без лесопосадок на месте срубленных лесов в громадном большинстве случаев вырастают менее ценные породы. На месте хвойных (ель, сосна) или широколиственных (дуб, липа) пород поселяются берёза и осина. Особенно долго они не протянут, поскольку через несколько десятилетий развившиеся под их пологом коренные породы начнут вытеснять «временщиков». В науке это явление называют сукцессией. Его подробно описали ещё в первой половине прошлого века такие выдающиеся учёные, как американец Ф. Клементс и русский В.Н. Сукачёв.
Но сукцессия обязательна только тогда, когда лес рубят, но «экономят» на его посадке. А если леса не только губить, но и сажать, то можно получить очень продуктивные древостои. Лесоводам известен целый ряд способов повышения продуктивности лесов: регулирование густоты древостоя, обрезка сучьев, гидролесомелиорация, внесение удобрений. Правда, очень трудно совместить ускоренный прирост биомассы древостоя и высокое качество древесины. Однако разрешить это противоречие всё-таки можно, если заранее определять будущую судьбу вновь посаженного леса. Если он предназначен для целлюлозно-бумажной промышленности, то целесообразно ускоренными темпами наращивать биомассу. Продуктивность древостоя окажется намного выше, чем в естественных лесах, и такой лес можно будет срубить уже через 25-50 лет. При этом качество древесины будет низким, но переводить на бумагу и картон высококачественную древесину неразумно. Если же нужна древесина для строительства, то темпы роста и продуктивность посаженного человеком леса не будут существенно отличаться от природных лесов. Зато и качество древесины получится высоким.
Г-н Паршев полагает, что щепки и прочие отходы при рубке леса на топливо не годятся. Он так и пишет: «Наши "неисчерпаемые" леса дают примерно по 4 куба ежегодного прироста древесины на человека. А даже дров из этого прироста получается разве что куба три» (с. 66). Но этот взгляд безнадёжно устарел. Вот что пишет современный российский исследователь: «Если раньше в качестве топлива рассматривали в основном отходы лесопиления и деревообработки, то после энергетического кризиса в энергоресурсы стали включать все отходы лесозаготовок, а также тонкомерную древесину от рубок ухода. За счёт кроны (сучья, ветви, вершина) общий обьём сырья увеличивается на 15-50% в зависимости от породы, возраста и условий произрастания древостоев. Таким образом, вопросы комплексного использования стволовой части дерева переросли в проблему использования всей биомассы, по
скольку известны направления и способы утилизации таких её частей, как хвоя, пни и корни»[8].
