«Белой вороной» выглядит Вьетнам. Вроде бы у страны и среднегодовые темпы экономического роста высокие (6,6 % ВВП в 2000–2012 годах), и показатель валового сбережения второй после Китая (37,4 % ВВП), и конечное потребление государства минимальное (всего 6,3 % ВВП). Но вот незадача – государственное потребление наименьшее, а размер фискальной нагрузки серьезный (29,5 % ВВП), выше только у Чехии (41,2 % ВВП) и Бразилии (36,5 % ВВП). ВВП на душу населения низший (всего 3,6 тыс. долл.), а доля потребления домохозяйств одна из самых существенных (62,2 % ВВП), почти столько же, сколько у Бразилии (62,3 % ВВП), выше только у Мексики (64,8 % ВВП) и Турции (70,0 % ВВП). Денежная масса значительная (106,5 % ВВП), больше только у Китая и Южной Кореи, однако доходов бюджету явно не хватает (дефицит – 5,2 %), более существенная нехватка средств в казне только у Индии (5,4 %).
Объясняются эти парадоксы так. Современное развитие Вьетнама во многом эклектично, по стилю управления экономикой вьетнамские власти стремятся походить на Китай, Южную Корею или Тайвань, но при этом стараются сохранить оставшиеся со времен социализма обширные социальные гарантии. Кроме того, вьетнамское руководство нередко допускает явные стратегические и инвестиционные просчеты. Наиболее известный пример – история с первым во Вьетнаме нефтеперерабатывающим заводом в экономической зоне Дунг Куат, расположенным в нескольких сотнях километров от нефтяных месторождений юга Вьетнама и инфраструктурно с ними не связанным. Завод был открыт 22 февраля 2009 года, но уже через полгода из-за конструктивных недоработок приостановил работу. В дополнение, первоначальная смета строительства за годы возведения производства выросла более чем в два раза (1,4 млрд долл. на «старте» против 3 млрд долл. на «финише»).
С общими количественными чертами более или менее разобрались. Перейдем к наиболее очевидным качественным закономерностям, сформулированным на основе обобщения публичной информации и экспертных выводов.
Во многих, если не сказать – во всех, рассматриваемых странах львиная доля национальных экономик приходится либо на компании с участием государства, либо на корпорации, контролируемые приближенными к властям «капитанами бизнеса» или кланами («семьями»). К примеру, в Китае компании, в которых государство является акционером, составляют 60 % капитализации фондового рынка, а в России и Бразилии на компании, в которых государство имеет контрольный пакет или значительную миноритарную долю, приходится 30–40%[33]. Причем во всех этих странах правительства не выказывают особого желания сдавать контроль над командными высотами в экономике, подтверждение чему – скрытое и явное противодействие приватизации, по сути, скрытый пересмотр ранее принятых решений.
Теперь о кланах. В Южной Корее доля тридцати крупнейших чеболей[34] составляет порядка 70 % экономики, а в Мексике на активы десяти наиболее успешных кланов приходится треть капитализации фондового рынка[35]. Правда, непременным условием эффективной работы таких конгломератов является наличие высокоэффективного менеджмента, но это продолжение сквозной темы книги о значении компетенций в современной экономике.
Ошибочно полагать, что такая кумуляция, часто на грани монополизации, негативно отражается на макроэкономических показателях и внутрикорпоративных достижениях, что подтверждается, в том числе, результатами исследований различных экспертных центров. Так, несколько лет назад специалисты консалтинговой группы McKinsey подсчитали, что в период с 1997 по 2009 год южнокорейские «семейные» фирмы опережали глобальный фондовый рынок по доходности в среднем на 3 % в год. В исследовании Newsweek International Thomson Reuters содержится схожий вывод: в 1990-х эффективно управляемые чеболи значительно обошли своих «несемейных» соперников по всем шести основным фондовым индексам, в частности по французскому CAC – в три раза, немецкому DAX – в четыре. Параллели можно обнаружить и в других странах, тех же Бразилии, Индии, Китае, Мексике, России, причем очень часто производственной концентрации сопутствуют тесные неформальные связи кланов с правительствами (что не помешало, к примеру, Южной Корее занять достаточно высокое 46-е место в рейтинге ИВК-2013).
В этой связи показательна история создания и развития тайваньской корпорации Formosa Plastics Group (пусть Тайвань и не входит в нашу выборку). Formosa, созданная в 1957 году под непосредственным контролем правительства и в первоначальном варианте рассматривавшаяся как производитель изделий из пластмассы, практически с момента «закладки первого камня» пользовалась всеобъемлющей поддержкой тайваньского руководства: «создание барьеров, препятствующих импорту; предоставление налоговых льгот, позволяющих… получить больше прибыли и использовать заработанные средства в качестве инвестиций… обеспечение сырьем по субсидируемым ценам; введение пошлин, предотвращающих угрозы со стороны иностранных конкурентов»[36].
Наконец, еще одно свидетельство, на этот раз концентрации не активов, а проистекающего из них богатства. По итогам 2013 года в первой десятке стран с наибольшим количеством миллиардеров присутствовали три, а если прибавить Гонконг как особую китайскую территорию – четыре, государства из нашей выборки. Лидировали США (492 миллиардера), но уже на втором месте шел Китай (152), на третьем – Россия (111), на пятом – Индия (58), на седьмом – Гонконг (45). Если лидерство США и Китая вопросов не вызывает, то нахождение в топ-10 России и Индии говорит об огромном социальном расслоении в этих странах.
При анализе странового частного богатства обнаруживается одна неприглядная для России и Индии черта. Практически все страны – лидеры по числу миллиардеров занимают схожие позиции и по количеству домохозяйств-миллионеров, как это можно увидеть в исследованиях Forbes и Boston Consulting Group (в частности, «Global Wealth 2014: Riding a Wave of Growth»), результаты которых представлены в таблице 3.1. Все, но только не Индия с Россией, что вновь свидетельствует об огромной материальной (финансовой) поляризации и, конечно, о беспрецедентной концентрации богатства. Об Индии говорить не будем, что касается России, то, скорее всего, такая картина – эхо «дикой» приватизации 90-х, когда огромные промышленные богатства оказались в руках нескольких наиболее ушлых предпринимателей и их коррумпированных подельников.
Таблица 3.1
Ренкинг стран по числу миллиардеров – домохозяйств-миллионеров в 2013 годуПримечание. Наибольшая концентрация богатства, если считать по удельному весу на 1000 домохозяйств, в Катаре (17,5 %), Швейцарии (12,7) и Сингапуре (10,0 %).
Источники: Forbes, Boston Consulting Group.
Хорошо это или плохо – отдельный разговор, но к настоящему моменту сверхконцентрация богатства в развивающихся странах налицо. Вполне вероятно, в дальнейшем реальные активы и богатство в формирующихся рынках станут менее концентрированными, но это, подчеркну, может быть, случится в будущем. Пока же остановимся на констатации фактически сложившегося кланового или, в российском преломлении, олигархического капитализма, а также отсутствия явной взаимосвязи между сосредоточением активов и динамикой экономического роста. Проще говоря, концентрация не предопределяет экономический рост, так же как не становится причиной экономического прозябания.
В абсолютном большинстве рассматриваемых нами стран власти намеренно организовали территории наибольшего благоприятствования для бизнеса («точки роста»). И вновь, как в предыдущем случае, заметно, что проблема снижения территориальной неравномерности будет решаться на следующих этапах национального социально-экономического развития: в настоящий момент ни в одной из стран, пожалуй, за исключением Южной Кореи и Китая, не предпринимаются сколь-нибудь существенные усилия для обеспечения более равномерного распределения экономического потенциала. Территориальные предпочтения прорывных экономик отчетливо видны при рассмотрении текущих практик функционирования особых экономических зон (ОЭЗ)[37].
Россия.
В стране функционируют 28 ОЭЗ четырех типов: шесть ОЭЗ промышленно-производственного типа (в Республике Татарстан, Липецкой, Самарской, Свердловской, Псковской и Калужской областях); пять ОЭЗ технико-внедренческого типа (в Москве, Санкт-Петербурге, Томске, подмосковной Дубне и в Татарстане); 14 ОЭЗ туристско-рекреационного типа (в республиках Алтай и Бурятия, Алтайском, Ставропольском и Приморском краях, Иркутской области, кроме того, создан кластер[38] ОАО «Курорты Северного Кавказа»); три портовые ОЭЗ (в Ульяновской, Мурманской областях, в Хабаровском крае). Как видно, к промышленности (да и то с натяжкой) можно отнести 11 ОЭЗ, к услугам – 17, 14 из которых – ОЭЗ туристско-рекреационного типа.
