других людей. А его феноменальное умение разбираться в людях заслуживает совершенно отдельного разговора. Во второстепенных и третьестепенных вопросах он отличается повышенным уровнем сговорчивости. Особенно в интеллектуальных и психологических вопросах. Но не духовных. У него имеется весьма развитая фантазия и воображение.
Философское отношение к деньгам интеллигента — это отдельная песня нашего бытия. Ибо, он никак не связывает свое человеческое и личностное достоинство с количеством собственных денег. Он остается интеллигентом и в нищете, и в тюрьме, и в концлагере. Особенностью его менталитета является фундаментальное философское отношение к жизни вообще и к ошибкам своим и чужим, в частности.
Практически во всех делах и мероприятиях интеллигента отличает целеустремленность. Он не страдает банальным рационализмом, а стремится максимально полно воплощать принцип целесообразности во всем внешнем и внутреннем мире. Он не проявляет болезненной амбициозности. Но в то же время практикует гораздо более гармоничное свойство — честолюбие. Его феноменальная чуткость к жизни других людей заслуживает того, чтобы о ней было сказано отдельно и достаточно основательно.
Интеллигента во всем отличает повышенное чувство долга и ответственности. Халтурить он просто не умеет. Хотя делает все осмысленно, подходя дифференцированно к каждой конкретной ситуации. Его чувство психологической эстетики удивительно и великолепно. Применительно и к себе, и к другим, и к жизни вообще. Его чувство собственного достоинства сохраняется всегда и везде. Не зависимо от того, кто и что его окружает и что именно он делает.
Интеллигент старается во всем и всегда соблюдать чувство меры. Как правило, ему свойственно достаточно изящное чувство юмора. У него имеется поразительное чувство прекрасного. И поэтому он способен не только его воспринимать, но и создавать в своем жизненном творчестве. Присутствует в нем весьма развитое чувство обратной связи в общении не только с интеллигентами, но и любыми другими людьми. Высокий уровень гармонии личности позволяет ему периодически испытывать совершенно особенное чувство духовной благодати. Щедрость его на качественное душевное тепло — это еще один повод для особого уважения. Интеллигент — это весьма надежный человек. Во всех смыслах.
Психологическая сообразительность
Жизнь — это такая штука, которая является не только явлением многогранным, но еще и многовариантным, со своей иерархией ценностей. Распознать которые быстро и четко, конкретно и дифференцированно (не говоря уже о градуированности восприятия) для большинства людей, в том числе, интеллигенции, оказывается, в лучшем случае, очень сложно, а в худшем — принципиально невозможно. И вот на помощь наиболее толковым и добросовестным, творчески мыслящим людям и приходит сообразительность. Которая основана не только на хорошем интеллекте, но и богатой фантазии и воображении, на психологической интуиции и проницательности, тонкой душевной организации, способности мыслить многогранно, мощно и быстро. Ситуация с интеллектуальной и психологической точки зрения бывает не только стандартной и распространённой, но и необычной и непривычной, странной и противоречивой, проблемной и даже конфликтной, своеобразной, многогранной и многослойной, когда стереотипное мышление, как правило, терпит свое принципиальное фиаско. Особенно в тех случаях, когда впечатление о внешней стороне того или иного явления жизни (в том числе, человеческого бытия) приходят в принципиальное противоречие с его истинной сутью. Так человек мелкий стремится выглядеть крупным, пустой — содержательным, глупый — умным, подлец — порядочным, лицемер — искренним, эгоист — альтруистом, порочный — добродетельным.
Сообразительность помогает выбрать вариант восприятия, оценки конкретного явления в наиболее оптимальном варианте. И, в соответствии с этим наметить более адекватную реакцию на ситуацию. Так, например, человек ошибся. Первая реакция большинства окружающих людей заключается в том, чтобы указать человеку на его ошибку. И многие из-за своей мелочности и примитивности, стереотипного мышления, чрезмерной амбициозности и демонстративности, тщеславия и ненасытной жажды общественного самоутверждения любыми путями и способами, стремятся обыграть такого рода ситуацию как большой и яркий спектакль, в котором они будут, несомненно, играть главную, наиболее эффектную и престижную роль уличителя и обличителя. И, чем меньше что-то вписывается в их стандартные рамки восприятия и мышления, тем с большим энтузиазмом они разворачивают свое «действо».
Например, идет незнакомый человек и шатается. Мышление большинства идет по пути наименьшего сопротивления: раз шатается, значит, пьяный. А, раз пьяный, значит должен быть уличен и обличен. А то, что человек может быть абсолютно трезвым, но страдать сильным головокружением (например) в силу вполне определенных патологических состояний и заболеваний, в голову «критику» не может придти, ибо, это уже требует от него принципиально более существенной умственной активности, от которой он или уже отвык или никогда не был способен в принципе. Самокритичность у таких «критиков», как правило, почти полностью отсутствует.
Как показали наблюдения автора за последние сорок лет, большинство гораздо легче верит во что-то плохое, чем во что-то хорошее. И более того: возможность квалифицировать то или иное явление (мысль или чувство, желание или стремление, поступок или элемент чужого творчества и т. д.) как отрицательное, девяносто девять процентов людей в девяносто девяти процентах случаев старается не упустить. Ибо, это дает им возможность публичной демонстрации своей особенной добродетельности, благородства и т. п. Но, в тоже время, эти же девяносто процентов людей в девяносто процентах случаев демонстративно игнорируют ситуацию, когда можно высказать одобрение и поддержку, принципиально положительную оценку, не говоря уже о восхищении чужими достоинствами и добродетелями, способностями и талантами. Особенно, если речь идет о тонкой и дифференцированной оценке явлений очень умных, очень красивых, очень изящных, многогранных и многослойных, требующих от эксперта умения мыслить категориями высокой степени сложности. О которых девяносто процентов людей, в лучшем случае, имеет весьма туманное представление. В результате чего, решение задач жизни, условно говоря, алгебраического уровня люди пытаются решать с помощью лишь арифметических методов и способов. Естественно, что при этом терпят принципиальное фиаско. Но в своей неудаче стремятся обвинить, в лучшем случае, «странную жизнь», а, в худшем случае, — окружающих. Приписывая им, при этом, принципиально низменные и подлые намерения. За которые те, по мнению «критиков», должны быть обязательно должным образом наказаны.
Вот что получается нередко у людей, лишенных психологической сообразительности, хотя и предполагающих факт наличия и этого качества в их «гигантском» комплекте достоинств и добродетелей. И поэтому то, что интеллигенту может даваться легко и непринужденно, естественно и закономерно, является совершенно невозможным для большинства. Интеллигента могут даже обвинить в склонности к интригам и авантюрам, психологической ненормальности (он ведь умеет то, что не умеют все окружающие) или даже в занятии черной магией (ему помогают могущественные темные силы). Так, например, Паганини обвиняли в том, что он продал свою душу дьяволу и в результате этого получил сверхъестественную
