было что-то более духовное, возвышенное, более значимое не внешне, а внутренне. И я пошёл на этот шаг. Хотя жена и друг меня уговаривали не уходить. Я предупреждал их ещё за год-два, что подойдёт такое число — 15 июля, и я буду в пещере 40 дней. Я не знал, где, но точно буду в пещере. Друг мне говорил: «Да ты что? Кто тебе такую чушь сказал? Зачем тебе это нужно?». Подошло 15-е число, я чинил вентилятор и вдруг услышал внутренний голос: «Иди наверх». Так ясно, чётко услышал — очень приятный мужской голос, которому противиться было нельзя. Жена в это время стирала во дворе, а я как был в шортах и в майке, так и пошёл. Но у меня заранее, уже год, лежал свёрнутый брезент.
В брезенте лежали спички, свечи, иконка Матери Божьей и больше ничего. Даже лопатки не было, я потом консервной банкой отрывал себе пещеру. Я взял этот свёрток под руку и перепрыгнул через забор, не спускаясь во двор, чтобы никого не беспокоить. Я не знал, куда я иду. Взял и пошёл. Потом в голове чётко прозвучало, что нужно идти к автовокзалу. Пошёл к автовокзалу — думаю, на троллейбус, наверное. Нет, мимо автовокзала, через дорогу, к троллейбусному парку, к речке, вдоль речки.
Почему вдоль речки? Я потом узнал, что вдоль речки есть дорога, можно нормально дойти к тому месту, где я потом остановился. А тут вдоль этой речки заросли ежевики, крапивы. Я в этом русле местами чуть ли не ползком полз, не зная, до куда нужно было идти. Потом решил остановиться, сел на камень. И буквально только я сел, тут же я выпал из этой реальности, и пошло цветное кино — не кино, а всё изменилось. Я увидел монаха, сидящего на этом камне. Это место примерно триста лет назад — в Сознании была уверенность, что это было где-то триста лет назад. Это была одна из самых красочных медитаций, одно из самых первых глубоких красочных состояний. Монах жил в этом месте, вдали от посёлка и сидел на камне. Смотрю — там посёлок.
Я знаю, что там, возле моря, есть несколько хижин на берегу. С того места это было не видно, потому что вокруг лес, но я это увидел. Лежат какие-то перевёрнутые лодки и ясно, что они самодельные. Пару человек идут по каменистому берегу. И этот монах сидит на этом камне и молится. И вдруг всё пространство озаряется мощным неземным светом. Центр этого света начинает сгущаться, становиться всё ярче и ярче. Сосны и всё вокруг озарились этим светом, а в центре — ещё ярче свет. Этот центр находится напротив монаха, буквально в двух метрах. Вдруг он приближается, и в нём проявляется фигура человека, можно сказать, в белом, но это не белый — в сиянии белого света. То есть центр, который был, материализовался в мощное белоснежное сияние. И образовались черты — я эти черты помню до сих пор, до деталей и мог бы отличить их от миллиона людей.
Я чувствую и состояние монаха, который очень сильно испугался, и своё состояние как наблюдателя — как я наблюдаю, как я восхищён этим. Я знаю, что это Христос. Он явился, немножко приподнял руку и начинает рассказывать монаху, что нужно куда-то пойти (как я понял, в Бахчисарай) и сказать, что на этом камне тебе явился Сам Господь и сказал, чтобы на том месте, где ты сидишь, построили Богоявленскую Церковь, а чтобы тебе поверили, он оставил след свой на камне. Господь сказал: «Оставляю свой след». А потом с наружной стороны свет начал сворачиваться в центр, меркнуть. Господь вошёл в центр. И когда он превратился в точку, всё исчезло.
Утром перед тем, как монах начал идти, он увидел, что на камне образовался след левой ноги — чёткий след, с пяткой, каждый пальчик вырисован. И возле пятки, прямо упирается в пятку, как раньше писали, старославянским шрифтом написано «I Х» — Иисус Христос. И это осталось. А дальше идёт картинка: монах перебрался через горы, долго шёл и наконец-то пришёл к какой-то христианской миссии, где-то под Бахчисараем или в Бахчисарае. Я увидел, как он пришёл, но ему никто не поверил, ничего туда не прислали. Все попы сказали: «Такого быть не может». И он вернулся обратно к тому месту, и я знаю, что он там и умер — на том же месте, на этом следе он и умер.
После этого я очнулся. Ничего там не было построено. Речка шла, а рядышком большой камень. Когда делали дорогу через эту речку, там производились взрывные работы и теперь лежит огромный камень. Опять тот же внутренний голос мне говорит: «Рой здесь». Я думаю: чем рыть? У меня ничего нет. Я начал искать в кустах — лежит металлическая банка из-под джема. Я начал рыть и выбрасывать землю. И вдруг из-под этого камня пошёл родник. Я начал разгребать его, и водичка пошла сильнее. А там был уклончик, и вода пробила себе путь. Потом мне пришла мысль: «А где след? Это же здесь было».
Начал разрывать, то есть я хотел дорыться до того камня, который был со следом. А там земля с мелкими наносными камешками. Я всё это разрывал и когда дорылся, то ручеёк, который сверху от родничка шёл, наполнил какую-то форму. Я смотрю: форма похожа на след ступни. Я начал это разрывать и точно — след ступни, чёткий, ясный, с пальцами, и возле пяточки буквы «I» и «X», — чёткие, ясные. Правда, они немного поросли мелким мхом, но от этого стали ещё рельефней. Вокруг под землёю и камешками образовался зеленоватый мох.
Много земли пришлось вычерпывать — камень освободил, и ручеёк пошёл прямо через этот след. А речка отдельно течёт, сюда не касаясь. И когда я вычистил, тогда я и увидел уже воочию этот след. Правда, за много лет детали, самые чёткие, которые я видел в медитативном состоянии, немножечко как бы смягчились, но всё равно след был чёткий, ясный. Те, кто видел, те знают. Мы всегда, когда туда приходим, вычищаем его полностью. Когда вычистишь, тогда его хорошо видно.
Потом приближался вечер, я долго рыл, уже начало темнеть. А рядышком две скалы: огромный камень, где-то в два моих роста, притыкается к скале — высокой, отдельно стоящей, почти круглой скале. И на высоте метров пять находится щель. Я решил отрыть там небольшой порожек,
