условия, и уже существующие публичные лектории, научно-просветительские клубы и организации, — потенциальные, так сказать, «резиденты кластера», — сами подтянутся.
И правда, поначалу все подтянулись, но, как говорится, безвозмездно, то есть даром. Выяснилось, что экономическая модель у них никакая, так что за счёт внешних «резидентов» не удастся даже коммуналку оплачивать, не говоря уже об охране, управленцах, администраторах, уборщицах, электриках, сантехниках и так далее по списку.
А я-то, конечно, надеялся, что сам стану просто одним из резидентов моего собственного кластера и в созданной мной Высшей школе методологии буду тихо, спокойно, в узком кругу единомышленников работать всю оставшуюся жизнь. Не тут-то было: купила баба порося, а порося оказался прожорливым.
Как вы думаете, что я сделал следом? Ну конечно, я создал свои публичные лектории! «Александрийскую библиотеку» для гуманитарно-философских вопросов, и «Зануду» — для естественно-научных. Потраченные на это деньги тоже вылетели в прожорливую трубу «кластера».
То есть мой акцептор результата действия активно мне сопротивлялся, но я отказывался это замечать и находил способы уклоняться. Моя «мотивация» (желание) и принятое «решение» всё ещё вели меня по дороге, не предполагающей никакого осмысленного хеппи-энда.
Утешало только то, что я, как и хотел, мог проводить свои методологические семинары для слушателей Высшей школы методологии. Но и тут, честно говоря, не всё шло гладко…
За это время я последовательно написал четыре монографии по методологии: «Методология мышления. Черновик», «Что такое мышление? Наброски», «Пространство мышления. Соображения» и «Что такое реальность? Концепт». Так что материалов для семинаров у меня было предостаточно.
Только вот толку от этих семинаров было мало. Благодарная аудитория исправно их посещала, но всё, что я ей рассказывал, было, прямо скажем, сложно понять. Вообще, как я теперь уже знаю, понять методологию мышления, не понимая, как устроен человеческий мозг, практически невозможно.
В конце концов, методология — это наука о методе работы со знанием. А методология мышления, которую я разрабатываю, это метод работы со знанием на основе того, как работает наш мозг.
Но кто ж знал, что мозг для подавляющего большинства людей по-прежнему — «предмет тёмный, познанию не подлежит»?
Да, то самое «проклятие знания» недвусмысленно припёрло меня к стенке, пока не осознал сформулированную в своей же собственной монографии мысль: «Если вы действуете, но не получаете ожидаемого результата, то вполне возможно, что ваша модель реальности просто неверна».
На этом этапе, как вы понимаете, я откатился из правой части анохинской схемы в её центр и, несолоно хлебавши, не без стеснения посыпав голову пеплом, уверенно пошёл по ней влево.
Как я теперь уже знал («память»), недостаточно просто рассказывать людям, что все мы в нашем «дивном новом мире» массово тупеем от информационной псевдодебильности, подчёркивая таким образом важность изучения мышления и его тренировки.
Кроме агитации за мышление, прежде следовало бы хоть как-то объяснить, что это вообще такое — мышление. Ведь все же думают, что они думают! Зачем этому учиться?..
Оказавшись в левой части схемы, я вынужден был всю мою модель мира в соответствующем содержательном континууме пересобрать.
• Оказалось, что я отреагировал не на тот «пусковой стимул» — видел общее снижение интеллектуальной функции и рассказывал об этой проблеме, но не догадался сообщить, зачем нужно мышление, а оно нужно для решения жизненных задач, для достижения целей, именно это сейчас является проблемой для людей, а не общее оглупление как таковое.
• Кроме того, я изначально неправильно интерпретировал ситуацию («обстановочная афферентация»), полагая, что люди хотят культурно развлекаться, а выяснилось, что они хотят именно учиться, формировать новые навыки, но поскольку я сам всегда учусь, не нуждаясь при этом в каких-то курсах, я был уверен, что именно так все и поступают.
• Плюс к этому, я избрал не ту модель преподавания: в моей модели мира («память») самое интересное — это семинары, где можно наблюдать за рождением сложных интеллектуальных объектов (даже мои любимые книги — это семинары: того же Витгенштейна, Хайдеггера, Лакана, Фуко), но оказывается, что куда функциональнее практические занятия (открыл Америку, нечего сказать).
• Ну и, конечно, «мотивация»: я мотивировался желанием заниматься методологией мышления, но деятельность это социальная, поэтому мне нужны были коллеги, а не просто слушатели. Но откуда возникнут коллеги, если ты их не подготовил, учитывая, что дисциплина, в сущности, новая? В общем, и мотивацию тоже пришлось поменять.
Буквально всё пересобралось. В результате этой пересборки сначала появилась книга «Красная таблетка», которая положила начало целой серии книг «Академия смысла». В этой серии я прописал в доступной и, насколько это возможно, увлекательной форме тот научный и даже общечеловеческий базис, который необходим человеку без специального образования для понимания феномена мышления.
Участники моих семинаров стали обучаться по этим книгам, а не на моих семинарах, сообщество студентов «Академии смысла» ширилось, и дело пошло. Конечно, создание трёх ступеней обучения было отдельным и достаточно продолжительным квестом — по сути, это большая практически ориентированная образовательная программа по новой дисциплине.
Но когда с левой частью «функциональной схемы» я наконец управился, внезапно и кластер перестал пожирать остатки накоплений. Да, не лектории, но «Академия смысла» ещё лучше. Да, пока без прибыли, но уже и без убытков, на что я, собственно, и целился.
Выпускники «Академии смысла» включились в новые проекты. Например, мы стали разрабатывать проблематику «человеческого фактора» в бизнесе, системы профориентации, способы борьбы с когнитивными искажениями, весь пул soft skills, системы персонализации и рекомендательные сервисы на основе Big Data и т. д.
Именно выпускники «Академии смысла» составили костяк Лаборатории нейронаук и поведения человека в Сбере, которая сейчас приносит компании по несколько миллиардов чистой прибыли в год.
Потом, правда, как снег на голову упали ковид и локдаун. Офлайновые мероприятия пришлось закрыть. Кластер снова стал напоминать дрейфующий на волнах дотаций полупустой «Летучий голландец».
И снова пришлось сдать влево на схеме функциональной системы и снова всё пересмотреть. Прежде я всегда с опаской относился к онлайн-курсам, но пересборка моей модели мира не оставила выбора — надо было пробовать.
В конце концов, дело же не просто в том, какова форма обучения — офлайновая или онлайновая, — дело в том, насколько система подготовки адаптирована под соответствующий формат.
Понятно, что у любой формы обучения есть и сильные, и слабые стороны. Поэтому задача лишь в том, чтобы их определить и найти способ компенсировать недостатки, с одной стороны, и максимально воспользоваться плюсами формата — с другой. Что, собственно, мы и сделали, потренировавшись на нескольких продуктах.
В настоящий момент у нас уже десятки онлайн-курсов и программ, обучение на которых прошло более 50 тысяч человек. У нас самая
