пытается понять его природу.
Так было и с обнаружением ядра атома в лаборатории Эрнеста Резерфорда, и, например, с созданием серотониновой теории депрессии, автором которой стал наш соотечественник, выдающийся учёный, один из моих учителей — Изяслав Петрович Лапин.
В случае легендарного эксперимента Гейгера — Марсдена было обнаружено, что небольшое число альфа-частиц из тех, которыми обстреливалась золотая фольга, давали слишком большие углы разлёта. То есть одни пролетали золото насквозь, а другие обо что-то в золоте ударялись и отлетали в сторону.
До этого момента ни у кого и в мыслях не было, что у атома может быть ядро, а сам он внутри себя почти «пустой». Однако же дефолт-система великого мозга великого Резерфорда соотнесла данные об этих «разлётах» с его знаниями о том, как устроена Солнечная система, и вуаля: в центре модели атома появилось «ядро» (рис. 11).
Рисунок 11
Модель атома Джозефа Томсона (сверху), которая была опровергнута в эксперименте Гейгера — Марсдена и превращена в «планетарную модель» Эрнеста Резерфорда
Сейчас любой психиатр расскажет вам, как и почему работают антидепрессанты. Но когда-то этого никто не знал. Просто вдруг выяснилось, что препарат, созданный для лечения туберкулёза, стал излечивать депрессию у пациентов с тем самым туберкулёзом. Почему?
Что бы ответить на этот вопрос, опять-таки пришлось пораскинуть мозгами, догадаться о механизме действия этого чудесного препарата. Создавая серотониновую теорию депрессии, Изяслав Петрович догадался соотнести вместе две весьма сложные интеллектуальные модели из разных областей нейробиологии, сомнологии, психиатрии:
♦ с одной стороны, химическую структуру трициклических антидепрессантов и принципы работы синаптической мембраны;
♦ а с другой стороны, симптоматику эндогенной депрессии, включающую в себя специфические ранние утренние пробуждения («как от внутреннего толчка»), и серотониновые влияния на характер человеческого сна.
Но в результате эффект превзошёл все ожидания, и теперь мы имеем не только саму теорию, но и благодаря ей — современные антидепрессанты, которые позволяют нам теперь лечить депрессию практически без побочных эффектов.
Первые обнаруженные случайно антидепрессанты похвастаться этим не могли.
Конечно, подобных примеров в науке огромное множество. Математики рассказывали мне, почему так сложно было доказать гипотезу Пуанкаре и почему сработало доказательство, которое использовал Григорий Перельман.
Толком я, конечно, ничего в этих объяснениях не понял, но вот что очевидно: результат был получен благодаря тому, что Григорию Яковлевичу пришло в голову использовать инструментарий, разработанный в разных областях математики, причём, как говорят, «весьма удалённых» друг от друга.
Согласитесь, интересен сам этот оборот речи — удалённые друг от друга области математики. Если мы попробуем создать единую факт-карту математики, то она будет гигантской — где-то расположатся арифметика, теория чисел, математический анализ, а где-то теория множеств, топология, неевклидова геометрия, теория категорий и т. д.
То есть какие-то части математики будут предсказуемо располагаться рядом, а какие-то — совсем далеко друг от друга. Однако же всё это — единое поле математики, и вопрос — увидим ли мы нужную комбинацию «фактов» (элементов общего математического поля), которая позволит сделать очередной прорыв в этой науке.
Собственно, в этом и состоит, как мне представляется, сущность гения: в его способности видеть продуктивные взаимосвязи между такими — «весьма удалёнными» — фактами на огромной карте знания, разворачиваемой его дефолт-системой.
Но если говорить формально, то всё сводится к знаменитой гносеологической формуле «анализ и синтез»: «анализ» предполагает разъятие некого целого на отдельные элементы, а «синтез» — их объединение в новую общность.
Создавая факт-карту, мы делаем то же самое: берём проблему, раскладываем её на множество элементов, а затем, изучая возможные взаимосвязи элементов этой системы друг с другом, синтезируем, по сути, новую модель той же самой реальности.
В методологии мышления мы используем термин «пересборка интеллектуальных объектов». Поскольку всякое наше знание — это интеллектуальный объект, состоящий из множества других интеллектуальных объектов, то мы всегда можем создать нечто новое из того, что у нас уже есть.
Наша дефолт-система работает как конструктор Lego: собирает из разных областей мозга отдельные пазлы, а затем складывает их в нечто целое — образуя новую сущность, новое понимание. Как мы не без некоторой иронии говорим в рамках методологии: «Мышление — это процесс создания интеллектуальных объектов посложнее из интеллектуальных объектов попроще».
Задача же факт-карт — помочь дефолт-системе с этой сборкой-разборкой: дать необходимое время, не упустить ничего из того, что может оказаться важным, а также показать те связи и отношения системы, которые из-за тенденциозности мышления, его «типовых» подходов к сборке интеллектуальных объектов мы можем проигнорировать.
Подытоживая сказанное, работа с факт-картой позволяет нам:
♦ создать необходимые условия для целенаправленной работы с той или иной задачей или проблемой;
♦ в полной мере использовать возможности дефолт-системы мозга, которая работает в значительной части на подсознательном уровне; Глава первая Что такое факт-карта 148
♦ учесть все аспекты и измерения рассматриваемой ситуации, учесть все факты, необходимые для решения проблемы;
♦ обнаружить все связи и отношения между элементами ситуации, получив таким образом максимально полную картину происходящего.
Технология факт-карт является средством компенсации тех недостатков, которые обнаруживаются в работе дефолт-системы мозга (ДСМ), когда она решает проблемы того уровня сложности, с которым мы сталкиваемся в бизнесе.
Кроме того, факт-карты также обеспечивают нам необходимое взаимодействие ДСМ с двумя другими базовыми нейронными сетями — ЦИС и СВЗ. Это также очень важно, если учесть высокую степень когнитивной нагрузки, которую мы испытываем, а также нашу вынужденную многозадачность.
Конечно, факт-карта не подменяет и не может заменить собой ту мыслительную деятельность, которую осуществляет ваш мозг, работая с той или иной задачей. Однако, поскольку он не был эволюционно предназначен для работы с задачами столь высокого уровня абстракции, специальные инструменты ему крайне необходимы.
Применяем на практике
Принцип метафоры
В этой главе мы бегло коснулись истории возникновения «планетарной модели» атома. Она очень наглядно иллюстрирует одну из ключевых особенностей нашего мышления, которая в своё время была подмечена и сформулирована как научная теория одним из выдающихся современных лингвистов Джорджем Лакоффом.
Работу данного механизма он описал в своей ставшей знаменитой книге «Метафоры, которыми мы живём».
В ней он показал, что наше знание — это знание не просто отдельных «нечто», а скорее разных способов эти «нечто» собирать в новые целостности.
Думаю, что вы хорошо это знаете по своему опыту — вот вам рассказывают какую-то теорию, и вы испытываете огромное напряжение, чтобы понять, о чём идёт речь. Но стоит лектору предложить пример или аналогию, как вдруг сразу возникает понимание, всё встаёт на свои места.
Почему это происходит?
