Что-то обязательно будет происходить — т.к. люди продолжают работать над радикально новыми вещами. Генная терапия как метод лечения выглядит многообещающе.
Возможно, мы можем разработать и новые виды топлива. На Кикстартере есть проект по объединению генов светлячка и генов дуба. В итоге должны получиться деревья, которые будут светиться.
Это больше, чем просто прикольная идея — возможно, вы используете эти светящиеся деревья для освещения улиц вместо уличных фонарей. Это здорово. И есть гораздо больше всего, что мы сейчас даже не можем себе вообразить. Очень многое может произойти и произойдет на стыке биологии и инженерии.
Из вещей, не связанных с биотехом, перемещение обучения в онлайн кажется, способно радикально изменить сферу обучения. Такие вещи, как Стендфордские занятия по искусственному интеллекту, Udacity, Академия Хана — мы не знаем точно, чем все это кончится, но можно утверждать, что есть множество вещей, которые ожидаются на этом фронте.
Питер Тиль: Давайте вовлечем культурную составляющую: почему большинство людей считает вас сумасшедшими?
Майкл Вассар: Иметь мнение о будущем — это в любом случае выглядит странным.
Лишь очень незначительное меньшинство пытается представить будущее, даже ближайшее. Возможно, потому, что думать о будущем несколько некомфортно и трудно. Люди предпочитают работать с моделями, в которых только одна переменная, а все остальное сохраняется в том же состоянии. Мы, конечно, знаем, что это нонсенс, потому что мир устроен иначе. Но это служит для упрощения. Рассуждая в таком упрощенном ключе, мы можем сосредоточиться на одной вещи и работать вместе. Распыление на 100 неизвестных в каком-то смысле лишило бы нас этой динамики.
Но размышление о будущем очень важно, и это то, что может вас изолировать.
Отстранение от людей означает, что остается меньше тех, с кем вы можете поговорить. Остается меньше общих сопутствующих смыслов; люди перестают понимать, откуда вы это взяли.
Но это не говорит о том, что люди верят во что-то отличное от того, во что верим мы. Обычно нет. Обычно вы не сталкиваетесь с тем, что кто-то резко против вашей непохожести. Возможно, повернутые на идее глобального потепления или апокалипсиса действительно твердо уверены, что иные взгляды на будущее неприемлемы. Но большинство не слишком обо всем этом думает. То, что воспринимается как сумасшествие, – это не содержание взглядов, а в большей степени сам факт постановки веры на первое место.
Обри ди Грей: Я несколько не согласен. Люди так или иначе склонны иметь какое-то представление о будущем. Обычно это ожидание относительной стагнации.
Люди склонны думать не только, что большинство вещей не изменится, но что даже то, что изменится, — не изменится слишком быстро. Люди, которые критикуют мою точку зрения в биотехнологиях и старении, например, не распознают плохие логические шаги и не ухватывают существенные моменты. Наоборот, они предпочитают не верить в то, что я говорю, потому что это противоречит их склонности к стагнации. Они уходят вполне убежденные, что прогресс в технологиях антистарения и продолжительности жизни никогда не ускорится. И это поражает.
Я пробую и противопоставляю этому, обращая внимание на то, что если бы вы должны были спросить кого-нибудь в 1900 году, сколько времени понадобится в 1950 году, чтобы пересечь Атлантику, они бы предсказали, исходя из скоростных траекторий океанских лайнеров. Они бы не смогли предвидеть появление самолета. То есть они бы ошиблись в вычислениях на порядки. Разумеется, каждый знает, сколько технологических изменений произошло в последние столетия и десятилетия. Каждый знает, что сделал интернет в недавние годы. Но существует большая неохота применять что-то из этого как прецедент для того, что могло бы или вероятно случится в будущем.
К этому можно подойти и с точки зрения желательности. Страх неизвестного — это очень глубоко сидящая эмоция. Когда люди сталкиваются с радикально новыми суждениями, они склонны думать, что все пойдет неправильным путем. Людям очень трудно рассмотреть обоснованную возможность реализации таких сценариев, поэтому они преувеличивают риски. Более рациональные подходы к обсуждению исчезают.
Соня Аррисон: Отмечу, что никто не считает сумасшедшей меня.
Питер Тиль: Ты хорошо маскируешься…
Соня Аррисон: Ну, трудно назвать меня “сумасшедшей”, так как я сфокусирована на технологиях, основанных на реальности. Я пишу о выращивании искусственных тканей, регенеративной медицине, раскрытии секретов природы, например. Это все существует уже сейчас, и продолжает развиваться, и, я полагаю, действительно меняет мир. Есть три причины, почему у людей с этим бывают проблемы.
Во-первых, они этого не понимают. Во-вторых, они этому не верят. В-третьих, они этого боятся.
Задумайтесь на секунду о деревьях-фонарях. Некоторых людей будоражит только сама идея. Это очень отличается от того, что есть сейчас. Некоторые реагируют автоматически, не особо задумываясь: “Не вмешивайтесь в природу! Не играйте с Богом!” Такую реакцию можно понять, но она преграждает дорогу прогрессу. Это не лучшая реакция. Часто она не продуктивна.
Питер Тиль: Тогда лучший подход — это игнорировать этих людей?
Соня Аррисон: Чем игнорировать, лучше их обучать. Важно доносить вещи доступным языком. Технология, которую люди не понимают, часто больше похожа на магию. А магия пугает.
Но если вы разъясните – “вот это отвечает за это” – вы сможете “продать” им эту идею. Это всего лишь вопрос объяснения бенефитов и стоимости. “Это вытеснит грязное ископаемое топливо”, например, может стать одной из убедительных линий аргументации в пользу светлячково-древесных уличных фонарей.
Питер Тиль: Существует очень интересный кейс, что мы по всей вероятности увидим небывалый или ускоряющийся прогресс в грядущие десятилетия.
Так почему бы просто не сесть, взять попкорн и не наслаждаться представлением?
Иной разрез этого вопроса вот какой: в книге Р. Курцвейла “Сингулярность уже близк” (The Singularity is Near ) прогресс следует за экспоненциальной кривой роста. Это закон природы. В известном смысле, сингулярность случается вне зависимости от того, что делают для ее появления отдельные люди прямо сейчас.
Предположение было в том, что всегда будет достаточно людей, которые пробуют сделать что-то новое, поэтому лично вам не нужно ничего делать, и можно просто ждать, когда что-то произойдет само по себе. Есть ли что-то неправильное в этой аргументации?
Обри ди Грей: Да. Роль играет не только сам факт, что технологии развиваются.
Когда они развиваются – это не менее важно. Возьмите, например, борьбу со старением. Ежедневно умирает примерно 150 000 людей. Около 100,000 этих смертей происходят от старости. (Вероятно, около 90% смертей в западных странах происходят по причине старости). То есть, каждый день, который вы не промедлите, сохранит 100 000 жизней. С этой точки зрения неважно, насколько неизбежна сингулярность.
То, что она неизбежна – это слабое утешение для людей, которые умирают или теряют любимых сейчас. Мы хотим победить старение с помощью медицины как можно скорее, по той простой причине, что чем быстрее мы этого достигнем, тем большему числу страждущих мы облегчим страдания.
Майкл Вассар: Полностью согласен. Важно работать в направлении осуществления благ и избегания вреда. Неизбежность может быть обоюдоострой: иногда вам хочется, чтобы она наступила (если это влечет хорошие последствия), а иногда вам не хочется, чтобы какие-то вещи случались. Фокусируясь на неизбежности, можно потерять много других важных вещей. Если смерть неизбежна или кажется таковой, то будем исходить из того, что все мы рано или поздно умрем, но все равно остается некоторый шанс на выживание, и мы должны за него побороться. Кроме того, попкорн вреден. Хотя, я думаю, Обри мог бы прикинуть, как сделать его не таким вредным…
Соня Аррисон: Сосредотачиваться только на неизбежности опасно, потому что это позволяет людям стать самодовольными в отношении плохих систем, которые уже используются… Люди могут игнорировать множество порочных стимулов, что часто мешает или демотивирует ученых, работающих над радикальными технологиями. Слишком мало людей думают о том, как FDA (US Food and Drug Administration (Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств Министерства здравоохранения и социальных служб США, регулятор рынка лекарственных средств США, без согласия которого препараты не могут быть выпущены на рынок – прим.перев.) может заблокировать очень важные разработки. Если все это в любом случае произойдет, то гораздо меньше смысла в том, чтобы реформировать то, что мы имеем сейчас, то есть мы можем лучше осознать наши цели. Но конечно, подобная реформа крайне необходима, и она не случится, если мы не будем работать над этим.
