В то время Новый Южный Уэльс, как и другие английские колонии, управлялся губернатором, назначенным из Лондона. В 1806 году на эту должность был назначен капитан Уильям Блай — человек, который 17 лет тому назад командовал кораблем его величества «Баунти», и именно при нем и произошел знаменитый мятеж. Блай был поборником строгой дисциплины — возможно, именно эта черта характера более всего способствовала бунту. Его повадки с тех пор не изменились, и он немедленно бросил вызов ромовым монополистам. Это вызвало очередной мятеж, на этот раз со стороны торговцев ромом, которых возглавил отставной солдат Джон Макартур.
События, вошедшие в историю как «Ромовый бунт», развивались неудачным для Блая образом, и в результате мятежники опять одолели его — на сей раз на твердой земле, а не на борту «Баунти». Макартур арестовал Блая. Британские власти впоследствии выслали дополнительный военный контингент для усмирения бунта, Макартура заключили под стражу и отправили в Англию. Однако он скоро был отпущен на свободу и вернулся в Австралию, где ему снова предстояло сыграть значительную роль в политической и экономической жизни колонии.
Корни «Ромового бунта» были экономическими. Стратегия по стимулированию каторжников принесла немалые барыши таким людям, как Макартур, который прибыл в Австралию солдатом в составе второй флотилии в 1790 году. В 1796-м он вышел в отставку из армии и посвятил себя бизнесу. К тому времени у него уже была первая овца, и он хорошо понимал, сколько денег может принести в Австралии овцеводство и экспорт шерсти. На дороге от Сиднея в глубь континента высились Голубые горы. Когда европейцы впервые пересекли их в 1813 году, оказалось, что за горами раскинулись бескрайние травяные луга. Это был настоящий овечий рай.
Вскоре Макартур был уже самым богатым человеком в Австралии. Его последователи, магнаты-овцеводы следующего поколения, стали известны как «сквоттеры» — захватчики, так как земли, на которых они пасли свой скот, им не принадлежали: эти пастбища находились в собственности британского правительства. Однако сначала на эту мелочь мало кто обращал внимание. Сквоттеры были австралийской элитой, своего рода «сквоттерократией».
Несмотря на наличие этой «сквоттерократии», Новый Южный Уэльс совершенно не напоминал абсолютистские режимы Восточной Европы или южноафриканские колонии. Здесь никогда не было ни крепостного права, как в Австро-Венгрии или России, ни многочисленного коренного населения, как в Мексике и Перу. Напротив, Новый Южный Уэльс многими чертами напоминал скорее вирджинский Джеймстаун: элита колонии сочла, что в ее интересах выстроить здесь такие институты, которые будут куда более инклюзивными, чем в Австро-Венгрии или России, Мексике или Перу. Единственной рабочей силой здесь были осужденные, а единственным способом сделать их труд продуктивным оказалось платить им за него деньги.
Скоро каторжникам также разрешили открывать собственное дело и нанимать в работники своих товарищей по несчастью. Что еще более знаменательно, после отбывания срока им даже стали давать землю и полностью восстанавливать в правах. Некоторые из них разбогатели, в том числе и неграмотный Генри Кейбл. К 1789 году у него уже была гостиница под названием «Вздыбленный конь» и своя лавка. Затем он купил корабль и занялся торговлей тюленьими шкурами. К 1809 году он владел по крайней мере девятью фермами с примерно 470 акрами земли и несколькими лавками и домами в Сиднее.
Следующий крупный конфликт в Сиднее начался из-за противоречий между элитой и остальными колонистами — каторжниками, бывшими каторжниками и их семьями. В элиту, помимо разбогатевших бывших солдат вроде Макартура, входили и вольные поселенцы, привлеченные сюда шерстяным бумом. Большая часть собственности все еще находилась в руках этой элиты, а тем временем бывшие каторжники и их потомки желали прекращения практики каторжных транспортов, возможности быть судимыми судом присяжных из равных себе, а также доступа к ничейным землям. Элита же ничего этого не хотела. Главным желанием входивших в нее людей было законодательное закрепление прав на землю, которую они захватили. Ситуация стала походить на ту, что была характерна для Северной Америки двумя столетиями раньше. Как мы уже показывали в главе 1, вслед за победами наемных работников над Вирджинской компанией последовали аналогичные события в колониях Мэриленд и Каролина. В Новом Южном Уэльсе роли лорда Балтимора и сэра Энтони Эшли-Купера сыграли соответственно Макартур и сквоттеры. Британское правительство и на этот раз приняло сторону элиты, хотя и опасалось, что в один прекрасный день у Макартура и сквоттеров возникнет искушение провозгласить независимость колонии.
В 1819 году Лондон направил в колонию чиновника Джона Биджа, главу следственной комиссии, которая должна была ознакомиться с местными нововведениями. Бидж был неприятно изумлен тем, сколь широкими правами пользовались каторжники, и потрясен устройством экономических институтов этой исправительной колонии. Лондонский чиновник рекомендовал радикальный пересмотр правил: заключенных не следует допускать к владению землей, никому впредь не дозволено платить каторжникам за работу, амнистии запретить, наказания устрожить. Бидж рассматривал сквоттеров как естественно появившуюся аристократию Австралии и надеялся, что в будущем местное население будет автократически управляться этой аристократией. Этим надеждам не суждено было сбыться.
В то время как Бидж пытался повернуть ход истории вспять, бывшие каторжники и их сыновья и дочери требовали себе все более широких прав. Наиболее важным здесь было то, что они, как это когда-то происходило в Соединенных Штатах, хорошо осознавали, что для получения экономических и политических прав надо добиваться допуска к процессу принятия решений. Они потребовали таких выборов, в которых они могли бы принимать участие на равных, и таких представительских институтов, где им нашлось бы место.
Движение бывших каторжников и их потомков возглавил яркий писатель, ученый и журналист по имени Уильям Уэнтворт. Он был одним из руководителей экспедиции, которая впервые перешла через Голубые горы, — той самой экспедиции, что открыла для сквоттеров бескрайние пастбища Австралии, и сейчас его именем назван один из городков в этих горах. Симпатии Уэнтворта всегда были на стороне каторжников — возможно, потому, что в свое время его отец, которого обвинили в грабеже на большой дороге, вынужден был согласиться на ссылку в Австралию, чтобы избежать суда и обвинительного приговора. Уэнтворт был страстным сторонником того, что мы называем инклюзивными институтами: выборного представительского собрания, суда присяжных для бывших каторжников и их семей, прекращения высылки преступников в Новый Южный Уэльс. Он начал издавать газету «Австралиец», которая с момента основания стала главным рупором критиков существующих политических порядков.