Дарон Аджемоглу - Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты

Партия вигов, с которой мы уже встречались (стр. 210–211) и которая была основана в 1670-х годах, чтобы представлять новые торговые и экономические интересы, была главной организационной силой Славной революции. Виги доминировали в парламенте с 1714 по 1760 год и попытались использовать свое могущество, чтобы ограничить права других партий, вырвать у политических конкурентов их долю пирога. В этом виги ничем не отличались от королей династии Стюартов, кроме одного — у них не было абсолютной власти. В их устремлениях вигов сдерживали две силы — их противники в парламенте (в основном партия тори, составлявшая оппозицию вигам) и те самые институты, за создание которых они сами в свое время боролись ради усиления парламента, предотвращения возвращения к абсолютизму и реставрации Стюартов. Плюралистическая структура общества, возникшая в ходе Славной революции, означала также, что все население в целом — а не только те его слои, что формально были представлены в парламенте, — надеялось на определенное участие в принятии решений. Так что бесчинства «черных» были всего лишь ответом простого народа на злоупотребления вигов.

Случай Уильяма Кадогана, победоносного генерала эпохи якобитских мятежей и войны за Испанское наследство (1701–1714), показывает, каким именно образом виги ущемляли права простых людей и что привело к появлению «черных». Георг I даровал Кадогану титул барона (1716), а затем и графа (1718). Генерал был также влиятельным членом Регентского совета лордов-судей, в ведении которого были главнейшие дела государства, а одновременно действующим главнокомандующим. Кадоган купил около тысячи акров земли в Кавершэме, примерно в двадцати милях к западу от Виндзора. Здесь он построил огромный дом, разбил красивые сады, а на 240 акрах устроил олений парк. При этом были нарушены права соседей поместья: ведь испокон веков эти люди могли пасти скот, копать торф и собирать хворост там, где считали нужным. В результате Кадоган стяжал ненависть соседей, и 1 января 1722 года, а затем еще раз в июле его парк подвергся набегу «черных». Они были верхом и вооружены. Во время первого нападения было убито 16 оленей.

Кадоган был не одинок в своем несчастье. Поместья многих знатных землевладельцев и политиков также подвергались нападениям «черных», и правительство вигов не собиралось спускать дело на тормозах. В мае 1723 года парламент принял Черный акт, увеличивший еще на 50 число уже перечисленных в законе преступлений, наказанием за которые была виселица. Согласно Черному акту, преступлением объявлялось не только ношение оружия, но и «чернение» лица. Вскорости был принят соответственный закон, который позволял и это самое чернение карать виселицей.

Элита партии вигов начала охотно применять новое законодательство. Бэптист Нанн раскинул в Виндзорском лесу целую сеть информаторов, чтобы вычислить личности «черных». Вскоре нескольких налетчиков арестовали. После того как их схватили, повесить их было делом несложным. В конце концов, Черный акт был уже принят, виги стояли во главе парламента, парламент — во главе страны, а какие-то «черные» вдруг встали на дороге у некоторых влиятельных вигов. Даже сэр Роберт Уолпол, государственный секретарь, а затем премьер-министр (и, как и Кадиган, влиятельный член Регентского совета лордов-судей), был лично заинтересован в этом деле. Ему принадлежала часть Ричмонд-парка на юго-западе Лондона, разбитого на общинных землях Карлом I. Этот парк тоже нарушал старинные права местных жителей на выпас скота, охоту на кроликов и сбор хвороста, однако на это ограничение прав поначалу мало кто обращал внимание — выпас скота и охота продолжались своим чередом, пока Уолпол не поставил смотрителем парка своего сына. С этого момента парк был закрыт и обнесен новой стеной, а на его территории были расставлены капканы на людей. Уолпол любил охоту на оленей и построил в Хафтоне, прямо на территории парка, охотничий домик. Вскоре и ему пришлось столкнуться с яростью местных «черных».

10 ноября 1724 году местный житель Джон Хантридж был обвинен в соучастии в незаконной охоте на оленей и пособничестве «черным» — оба преступления карались повешением. Судебное преследование Хантриджа было инициировано на самом верху — Регентским советом лордов-судей, тон в котором задавали Уолпол и Кадоган, причем Уолпол зашел настолько далеко, что лично допрашивал осведомителя Ричарда Блэкберна, выжимая из него показания на Хантриджа. Казалось, что обвинительный приговор неминуем, однако вышло иначе: в конце судебного заседания, которое длилось восемь или девять часов, присяжные признали Хантриджа невиновным, поскольку сочли, что доказательства были собраны недолжным образом.

Но не всем «черным» или их пособникам везло так, как повезло Хантриджу. Хотя еще нескольких из них тоже оправдали или же их наказания были мягкими, однако многих из «черных» повесили или отправили на каторжные работы в Северную Америку, как это было принято в то время. Закон оставался в силе вплоть до его отмены в 1824 году.

И все же история Хантриджа показательна. Жюри присяжных состояло не из простолюдинов, подобных обвиняемому, а из крупных землевладельцев и дворян, которые, казалось бы, должны явно симпатизировать лорду Уолполу. Однако на дворе был уже не XVII век, когда суд Звездной палаты послушно выполнял волю королей из династии Стюартов, был просто инструментом репрессий против оппонентов, а король мог смещать судей, решения которых были ему не по нраву. Теперь и виги вынуждены были считаться с законом, с тем, что закон нельзя применять выборочно и произвольно и что никто не может стоять выше закона.

События вокруг Черного акта демонстрируют, что Славная революция послужила установлению верховенства закона и что эта концепция была особенно сильна в Англии и в целом в Британии. Правящая элита здесь была стеснена этим принципом в гораздо большей степени, чем сама могла себе представить. Тут надо заметить, что «власть закона» — это не то же самое, что «законная власть». Хотя виги и имели возможность принимать драконовские, репрессивные законы, чтобы устранить мешавшие им действия простого народа, тем не менее им приходилось сталкиваться с дополнительными препятствиями, которые возникали вследствие власти закона. Принятые вигами законы противоречили правам, которые дала каждому гражданину Славная революция и последовавшие за ней перемены в политических институтах, устранившие «божественное» право королей и привилегии элиты.

Если взглянуть в исторической перспективе, то «власть закона» — в сущности, очень странная концепция. Почему, собственно, закон должен применяться ко всем одинаково? Если король и аристократия имеют политическую власть, а остальные ее не имеют, то естественным кажется совершенно иной подход: что позволено монарху и знати, то не позволено и наказуемо для всех прочих. Конечно, власть закона невозможно себе представить в условиях абсолютистских политических институтов. Это порождение плюралистических политических порядков и широких политических коалиций, которые служат основой этого плюрализма. Лишь когда множество личностей и групп имеют право голоса при принятии решений и политическую силу, с которыми считаются остальные личности и группы, идея о том, что все они заслуживают равного отношения, обретает смысл. К началу XVIII столетия Британия была уже достаточно плюралистической страной, и руководители вигов узнали на собственном опыте, что, в полном соответствии с концепцией власти закона, законы и политические институции могут ограничивать их собственную власть.