Самообеспечение как стратегия выживания семей не пересекается с государственной политикой по обеспечению продовольственной безопасности, в рамках которой ставка делается на крупные и сверхкрупные аграрные предприятия. Государство и народ решает проблемы изолированно друг от друга. Государство шумно, с подключением СМИ, используя весь арсенал патриотической риторики, а люди – тихо, стараясь не привлекать внимания к своей деятельности. Массовая практика не имеет публичного языка и лоббистских структур, она скрывает свои масштабы, не ожидая ничего хорошего от внимания властей.
«Государство говорит: посмотрите на наше личное подсобное хозяйство, оно у нас отсталое, оно мелкое. И действительно, последние 10лет его показатели неуклонно снижаются. И сами люди говорят: “Да что вы? Это для выживания. Это разве серьезно? Это роли не играет”. И все это уходит в тень сознания и бюрократов, и самих людей. А там крутятся приличные ресурсы. До сих пор на своих колхозных и дачных сотках российские обыватели картошки производят больше, чем США и Англия вместе взятые» (аграрный экономист, РАНХиГС).
Нынешняя ситуация архаичного самообеспечения проходит в формате неформальной экономики, за пределами государственного регулирования, с минимальной товарностью. Для того чтобы эта деятельность приобрела товарный характер, необходимы институциональные возможности для широкого участия населения в этой деятельности (кооперация, контрактация и проч.). То есть необходимы инклюзивные, «вовлекающие» институты, создающие возможности для экономической активности широких слоев населения. Вместо этого Россия уверенно продвигается по пути создания экстрактивных (извлекающих) институтов, которые характеризуются защитой прав в пользу ограниченной элиты (т. е. извлечение выгоды из существующей экономической системы) [Асемоглу, Робинсон, 2015]. Нельзя сказать, что аграрная политика в России совсем игнорирует фермеров. Однако их поддерживают не как агентов экономического роста, а как субъектов развития сельской местности. Ставка России на гигантоманию аграрного производства противоречит доминирующим в мире представлениям о важности крестьянского движения, о роли фермеров как структурной основы сельского хозяйства.
Непопулярность либеральной позиции и игнорирование движения Via Campesina в России приводит к абсолютному доминированию сконструированного властью дискурса о необходимости продовольственной независимости как главной цели патриотически настроенного правительства. Враждебное окружение является непроговариваемым слагаемым такой картины мира. Издержки, которые в этом случае ложатся на потребителей, не обсуждаются, поскольку патриотизм подразумевает готовность к жертвам.
«Что касается продовольственной безопасности, о ней очень много шумят…Я бы сказал, что это большая хлебная тема для аграрной бюрократии. Целые стада бюрократов и академических ученых прожирают громадные деньги на том, что пишут бесконечные тревожные отчеты по продовольственной безопасности. На мой взгляд они просто паразитируют на этой теме» (аграрный экономист, РАНХиГС).
«Если у вас нет другого аргумента пролоббировать что-то, выдвигайте тезис о безопасности – и точно сработает. Есть идеологические основания, есть реальные страхи некоторых людей, что народ погибнет без своей еды, есть лоббисты совершенно бессовестные. Многое сошлось. Сейчас это все получит очень мощный толчок в связи с развитием электорального цикла…Доктрина продовольственной безопасности в России стоит на трех китах: идеология, лоббизм и популизм» (научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений).
Сравнение подходов к обеспечению продовольственной безопасности
Россия делала свой выбор в пространстве трех возможных вариантов обеспечения продовольственной безопасности: либерального, протекционистского и «третьего пути», воплощенного в движении Via Campesina. Либеральная парадигма в принципе отрицает деление рынка на «свой» и «чужой», трактуя национальные границы как регистры цен, стимулов, потребительских предпочтений и проч., т. е. апеллирует к экономической рациональности в рамках международного разделения труда. Соответственно и аргументация ведется на языке прибыли, рентабельности, себестоимости и проч. В противовес этому протекционистская версия сводит продовольственную безопасность к продовольственной независимости и взывает к патриотической экспертизе экономической политики. «Третий путь» предполагает крестьянскую самоорганизацию и общественный контроль справедливого распределения прибыли. Уточнение, конкретизация этих вариантов применительно к российскому контексту представлены в табл. 8.
Использование продовольственной безопасности в политическом дискурсе России переходило от оппозиции к правящей элите и обратно неоднократно. В голодные 1990-е годы к нему апеллировала оппозиция при категорическом игнорировании правящей элитой.
Таблица 8
Сравнение подходов к реализации продовольственной безопасности
Затем Д. Медведев поднимает продовольственную безопасность на уровень государственной задачи, сводя ее к продовольственной независимости. Вступление России в ВТО в 2012 г. оттеснило концепт продовольственной безопасности на самую дальнюю периферию официального дискурса, сделав апелляцию к ней визитной карточкой противников членства в ВТО. Однако осложнения отношений с США и странами ЕС в 2014–2015 гг. привели к ренессансу темы продовольственной безопасности, ее резкой активизации в публичном дискурсе. Апофеозом и своеобразной модификацией этой темы стала политика импортозамещения, спусковым крючком которой стал запрет на импорт ряда продовольственных товаров в августе 2014 г. Описав круг, концепт продовольственной безопасности, утратив связь с риторикой оппозиции, вернулся в официальный дискурс власти.
Принятая в России Доктрина продовольственной безопасности означает курс на самообеспечение по ключевым продовольственным товарам и выражает озабоченность открытостью российских рынков, заполненных импортным продовольствием в ущерб отечественным производителям. Кульминацией этой идеи стал курс на импортозамещение. По сути спор идет не о том, как накормить население страны, а о национальной специфике в построении рынка, о степени самостоятельности в выборе путей развития. Реальность, в которую интегрированы эти дебаты, наделяет трактовки продовольственной безопасности смыслами, легитимация которых является задачей политической мобилизации. Продовольственная безопасность, опираясь на патриотическое чувство населения, является удобной платформой для отраслевого лоббизма. Сдвиги в интерпретации продовольственной безопасности отражают эволюцию позиции власти, лоббистских возможностей бизнеса и состояния общества.
§ 3. Присоединение России к ВТО (2012 г.): стратегии аграрного бизнеса накануне и после вступления в ВТО
Вряд ли в российской экономической истории XXI в. найдется вопрос, вызвавший такие ожесточенные споры в экспертном сообществе и такое мощное напряжение в диалоге власти и бизнеса, как вопрос присоединения России к ВТО. И наиболее «горячий» сегмент этого обсуждения касался сельского хозяйства. Мы представим логику и систематизируем аргументы сторонников и противников этого шага. Неизбежно охватывая более широкий контекст этой проблемы, будем стараться фокусироваться на аграрной сфере. Затем сравним стратегии аграрного бизнеса накануне и после вступления в ВТО. Наконец, сделаем выводы о системных трудностях, связанных с членством России в этой международной организации на примере аграрного сектора.
Аргументы противников присоединения РФ к ВТО
То, насколько горячими были дискуссии, предшествующие присоединению страны к ВТО, говорит хотя бы тот факт, что этот вопрос предлагалось решать в ходе всенародного референдума. Идейным лидером инициативной группы по проведению референдума был К.А. Бабкин, один из крупнейших российских бизнесменов от аграрного машиностроения, президент ассоциации «Росагромаш». Это еще раз доказывает: именно аграрная сфера чувствовала себя в наибольшей опасности в связи с ВТО. Но 13 апреля 2012 г. ЦИК РФ отказал в проведении референдума о присоединении к ВТО. Основания отказа:
• вопрос о присоединении страны к ВТО отнесен исключительно к компетенции органа государственной власти;
• предлагаемая формулировка вопроса («Поддерживаете ли вы присоединение России ко Всемирной торговой организации на условиях и обязательствах в соответствии с протоколом, подписанным 16 декабря 2011 года?») делает его сложносоставным и каждая его часть может восприниматься различно;
