Стали обсуждать, сколько денег «с них взять» за наш пакет в московской компании. И тут я подала, как мне кажется, очень разумную мысль. Я сказала, что не надо требовать максимум. Виталий и Валентин тоже спят и видят, как от нас избавиться наиболее безболезненным способом. Поэтому надо сделать так, чтобы им показалось, что мы недорого просим. Тогда они легко согласятся, и у нас будет выше шанс действительно получить свои деньги. Дальше расчет строился следующим образом. Допустим, что московская компания – это половина всего бизнеса, который они продали фонду АБМ. Фонд дал то ли 20, то ли 24 миллиона. Пусть будет по минимуму – например, 20. Половина – это 10 – по-честному положена на долю московской фирмы. Вот пусть нам отдадут 40 % этих денег из фонда (то есть 4 миллиона), и мы оставим «боссов» наслаждаться свободой и остальными деньгами в обществе их новых компаньонов.
На самом деле, конечно, эта сумма была сильно занижена. Ведь фонд заплатил свой двадцатник за ЧЕТВЕРТЬ нашего бизнеса, то есть все вместе стоило 80 миллионов, а московская часть – не меньше 40. Иными словами, мы могли бы поднять свои требования и до 16 миллионов, если подходить формально. Но было ясно как день, что столько денег Виталий и Валентин от сердца оторвать не смогут, и начнется война миров с непредсказуемым исходом. Гораздо лучше, как мне казалось, предъявить требования на относительно небольшую часть, которую они посчитают вполне реалистичной. Ведь они были в угаре успеха – через их руки только что прошла огромная сумма, которая раньше и присниться не могла. Что такое 4 миллиона по сравнению с 24 – должны были они рассуждать. Отдать ее этим скандалистам, и пусть катятся к черту. А то еще судиться начнут, в фонд АБМ потащатся (мы с ним на тот момент еще ни разу даже не разговаривали), разведется муть на все окрестности. И фонду сумма «отступного» в 4 миллиона не должна была показаться чрезмерной. Фонд-то точно считал именно так, как я описала выше, – 25 % стоят 20, значит, 100 % стоит 80, поэтому владельцы 40 % московской компании могут претендовать на…
В общем, я стала очень активно агитировать Сережу и остальных мужчин не задирать цену за наш уход выше этих 4 миллионов и в конце концов смогла их уговорить.
Это произошло осенью 1997 года.
* * *
Тут я хочу сделать небольшое лирическое отступление о том, что чувствует создатель компании, когда продает ее в чужие руки и уходит. На самом деле чувства обуревают очень сложные, и у разных людей больше заметна то одна, то другая часть.
Сережа, например, всегда относился к своим компаниям как к детям, как к любимому созданию, как к объекту творчества, неусыпных забот и сосредоточения всех мыслей. Это очень распространено у предпринимателей, и именно этот мотив, а не пресловутое «стремление к наживе» обычно заставляет людей выкладываться ради бизнеса из последних сил, иной раз бросать в эту топку последние средства, иногда рисковать благополучием семьи для того, чтобы бизнес жил и процветал. Это распространено и у нас, и на Западе, и это самая позитивная черта предпринимательства, с моей точки зрения. Это именно та пассионарность, которая в конечном итоге двигает мир вперед, и уважение к ней должно быть не меньшим, чем, скажем, к пламенному горению великого общественного деятеля или к творческому неистовству писателя или ученого.
Такие люди очень тяжело переносят расставание с бизнесом, даже если выручили за него вполне приличные деньги. Для них единственное лекарство (если еще остались силы, конечно) – немедленно вложить полученный капитал в какую-нибудь новую затею и начать все сначала. Поэтому Сережа крайне тяжело переживал предстоящее расставание с «Фармапомощью» – не спал по ночам, все время думал о своих взаимоотношениях с «боссами», размышлял, нельзя ли как-нибудь попробовать снова все наладить, иногда от злости кричал: «Деньги мне не нужны, я лучше их просто убью!» Чтобы он не впадал в отчаяние, мне пришлось ему пообещать, что мы непременно вложим полученные средства в какой-то другой бизнес, и уж там-то мы сможем действовать так, как он считает нужным.
Я сама не столь пассионарный человек, и мне свойственны гораздо более практические взгляды. Я разделяю ту распространенную точку зрения, что дело женщины – конечно, помогать мужу, но в то же время обезопасить и обеспечить детей и родителей, а потому деньги не помешают, тем более что их можно будет с пользой употребить на новое предприятие. И обстановка там будет несказанно более приятная и спокойная. Тут главное – не пожадничать и не запросить слишком много денег, чтобы все обошлось миром. Вот какие мысли одолевали меня в тот момент.
Игорь и Леша со мной детально своими мыслями не делились, но, насколько я могу судить по их поведению и в тот момент, и потом, рассуждали примерно так. «Боссы» – гады, и им верить нельзя нисколько. Вера и Сергей нас никогда не обманывали, им верить можно. К С. М. они еще вдобавок относились с большим уважением за его очевидный менеджерский талант, а за Виталием особых талантов не признавали (несправедливо, между прочим, они у него тоже были, только лежали в другой плоскости). Поэтому, заключили для себя ребята, если С. М. больше следить за фирмой не будет, то ей скоро придет каюк, сколько бы денег фонд туда ни накачал. Значит, надо брать свою часть, сколько удастся выторговать, и делать ноги. А куда эти деньги потратить или вложить – там видно будет, мало ли привлекательных занятий на свете.
И вот, рассудив таким образом и согласовав между собой сумму «отступного», мы отправились к «боссам» сообщать о своем решении.
Глава 31
Подписание соглашения с «боссами». Меры безопасности («бумажная мина»)
Беседа с «боссами» вышла весьма драматичной. Они явно не ожидали такого демарша с нашей стороны, потому что всю эту ситуацию воспринимали совершенно по-другому. Сейчас, по прошествии времени, когда бурлящие страсти улеглись, я думаю, что могу восстановить логику их рассуждений.
Тот факт, что они спрятали от нас в офшоре часть денег, они обманом не считали, потому что с самого начала не считали справедливой нашу долю 40 % в московской фирме. С их точки зрения, они только восстановили справедливость, а по справедливости, полагали они, «этим менеджерам» больше 10 % никак не положено. Вот из этого расчета приблизительно они и исходили, когда решали, сколько денег «завести» непосредственно в московскую компанию. Выстроенную вокруг работающего бизнеса оболочку из «офшорок», разного рода закупочных и транспортных компаний они тоже не считали паразитическим образованием, приспособленным для отсасывания и растранжиривания большей части прибыли. Нет, с их точки зрения, это был эффективный инструмент для аккумулирования прибыли, которую они, несомненно, с умом и размахом инвестируют впоследствии, куда сочтут нужным. Тут весь вопрос был в том, считать ли их (конкретно Валентина и Виталия) людьми, имеющими право аккумулировать прибыль в подконтрольной только им самим структуре, а потом эффективно ею распоряжаться? Они сами, разумеется, считали, что такое право имеют, а миноритарные акционеры (то есть мы), само собой, полагали, что, кроме злоупотреблений, из этого ничего не выйдет. Очень типичный акционерный конфликт, который встречается у всех народов во все времена.
