Но все это не представляло особого интереса для Грега Липпманна. В Deutsche Bank делами, связанными с CDO, заправлял не он, а сотрудник по имени Майкл Ламонт. Липпманн был всего лишь трейдером, который отвечал за покупку и продажу низкокачественных ипотечных облигаций и, как довесок, дефолтных свопов на них. Поскольку инвесторов, желающих прямо ставить против рынка низкокачественных облигаций, было совсем мало, руководство Липпманна предложило ему занять их место: по сути, выступить в качестве дублера Майка Бэрри и явно играть на понижение рынка. Если бы Липпманн покупал дефолтные свопы у отдела Deutsche Bank, занимающегося CDO, они бы также могли поработать с AIG, пока эта компания не одумалась и не прекратила заключать такие сделки. «Грег был вынужден открывать короткие позиции в CDO, — говорит бывший руководящий сотрудник из команды Deutsche Bank, работающей с CDO. — Я сказал “вынужден”, но Грега нельзя было вынудить что-либо делать». На сотрудников, которые занимались операциями с CDO, оказывалось давление, но Липпманну не нравилась короткая продажа низкокачественных ипотечных облигаций.
Вместе с тем у Липпманна была как минимум одна веская причина не поднимать шум: возможность создать новый, фантастически прибыльный рынок. Финансовые рынки есть совокупность спорных величин. Чем менее прозрачен рынок и чем сложнее ценные бумаги, тем больше денег торговые отделы крупных фирм с Уолл-стрит могут сделать на них. Постоянный спор по поводу стоимости акций той или иной крупной компании, которые торгуются публично, не имеет особой ценности, поскольку и продавец и покупатель видят справедливую цену на биржевом тикере, а размер брокерской комиссии сбивается в результате конкуренции. Спор относительно стоимости дефолтных свопов на высокорискованные ипотечные облигации — сложных ценных бумаг, чья стоимость зависит от стоимости других сложных ценных бумаг, — может стать золотой жилой. Единственным крупным дилером, делающим рынок дефолтных свопов, был Goldman Sachs, поэтому поначалу особой ценовой конкуренции не наблюдалось. Благодаря AIG предложение было практически ничем не ограничено. Проблема существовала на стороне спроса: не хватало инвесторов, которые хотели заключать сделку по примеру Майка Бэрри. Невероятно, но в этот переломный момент финансовой истории, после которого произошли кардинальные перемены, единственным препятствием для роста рынка низкокачественных ипотечных кредитов была нехватка людей, готовых играть на его понижение.
Чтобы вовлечь инвесторов в игру на понижение низкокачественных ипотечных облигаций — путем покупки его дефолтных свопов, — Грегу Липпманну требовался новый, более убедительный аргумент. И тут на сцену выходит «китайский калькулятор». Липпманн попросил Юджина Сюя изучить влияние роста цен на жилье на низкокачественные ипотечные кредиты. Юджин Сюй занялся тем, чем и должен заниматься второй самый умный человек в Китае. Через некоторое время он вернулся с таблицей, демонстрирующей уровни дефолтов при различных сценариях: цены на дома растут, цены на дома держатся на одном уровне, цены на дома падают. Липпманн посмотрел на таблицу, потом посмотрел еще раз. Цифры потрясли даже его. Ценам не нужно было резко падать; хватило бы простого снижения темпа роста. Цены на жилье продолжали повышаться, и при этом уровень дефолтов приближался к 4 %; если он достигнет 7 %, стоимость самых рискованных облигаций инвестиционного класса с рейтингом «три В минус» упадет до нуля. Если он поднимется до 8 %, до нуля упадет стоимость следующей группы — облигаций класса «три В».
Именно в тот момент, в ноябре 2005 года, Грег Липпманн понял, что не прочь приобрести пакет дефолтных свопов на низкокачественные ипотечные облигации. Это была азартная игра, не имеющая никакого отношения к страхованию. А Грег Липпманн любил азарт. Он хотел играть на понижение.
Все это было внове. С 1991 года Грег Липпманн торговал облигациями, обеспеченными потребительскими кредитами — автомобильными кредитами, задолженностью по кредитным картам, кредитами под залог жилья. Тогда он только окончил Пенсильванский университет и устроился на работу в Credit Suisse. Раньше возможность продавать эти облигации в короткую отсутствовала, поскольку их нельзя было заимствовать. У него, как и у прочих трейдеров по облигациям, обеспеченным активами, не было иного выбора, кроме как смириться с ними либо полюбить их. Ненавидеть смысла не имело. А теперь такая возможность появилась, и Липпманн их возненавидел. Но эта ненависть отделила его от общей массы — и могла стоить карьеры. Как он говорил окружающим: «Если ты в бизнесе, где можешь заниматься только одним проектом и он не дает желаемых результатов, твоим боссам трудно на тебя сердиться». Сейчас появилась возможность заниматься несколькими проектами, но если он сделает ставку против низкокачественных ипотечных облигаций и его решение окажется неверным, боссы, без сомнения, придут в ярость.
В праведном порыве человека, несущего тяжкий груз неприятной правды, Грег Липпманн, зажав под мышкой экземпляр «Короткой продажи мезонинных траншей», взял в оборот институциональных инвесторов. Свое знакомство с рынком низкокачественных кредитов он начинал как трейдер Уолл-стрит, который стремился скорее «впарить» продукт клиенту, нежели разобраться в том, что в действительности это за продукт. Но теперь, как ни странно, он считал, что разработал оригинальный план обогащения клиентов. Он, разумеется, возьмет с них более чем приличное вознаграждение за покупку и продажу дефолтных свопов, однако эти расходы — мелочь по сравнению с состоянием, которое на них обрушится. Теперь он не продавал, а оказывал любезность. Смотрите. Мой вам подарок.
Институциональные инвесторы не знали, как к нему относиться, по крайней мере поначалу. «Думаю, он страдает каким-нибудь нарциссическим расстройством личности», — замечает один инвестиционный менеджер, слышавший доводы Липпманна, но не работавший с ним. «Он все пытался нас запугать, — говорит другой. — Приходит и расписывает эту замечательную сделку. Все логично. Для нас был риск, мы идем на него, все получается, и что потом? Как нам выйти из сделки? Он контролирует рынок; он, наверное, единственный, кому мы можем продать. А он говорит: “Из бассейна есть только один выход — через меня, и если вы попробуете дать деру, я выцарапаю вам глаза”. Он так и сказал, что выцарапает нам глаза. Этот парень в выражениях не стеснялся».
Им, в принципе, все понравилось, но перспектива остаться без глаз не слишком вдохновляла. «Излишняя прямолинейность Грега сработала против него», — замечает все тот же менеджер.
Липпманну пришлось иметь дело не только с обычными возражениями, которые покупатели облигаций предъявляют продавцам с Уолл-стрит (если это такая классная сделка, почему вы предлагаете ее мне?), но и с менее типичными. Покупка дефолтных свопов означала выплату страховой премии в течение нескольких лет в ожидании дефолта американских домовладельцев. Инвесторы рынка облигаций, как и трейдеры рынка облигаций, интуитивно противились любой сделке, за участие в которой нужно было платить деньги, и инстинктивно предпочитали сделки, приносящие деньги просто так, без особых усилий с их стороны. (Один крупный инвестор рынка облигаций окрестил свою яхту Positive Carry, что означает «положительный результат держания актива».) Сделки, при которых нужно было отстегивать по 2 % в год, считались форменным проклятием. Находились и другие возражения. «Я не могу растолковать суть дефолтных свопов своим клиентам» — вот стандартный ответ на рекламную презентацию Грега Липпманна. Или: «Мой кузен, который работает в Moody’s, говорит, что с этими штуками [низкокачественными ипотечными облигациями] все в порядке». Или: «Я говорил с Bear Stearns, и они назвали вас сумасшедшим». Однажды Липпманн 20 часов проговорил с одним представителем хедж-фонда и был уверен, что сумел его убедить, а тот передумал после телефонной беседы со своим бывшим соседом по комнате, работавшим в какой-то строительной компании.
Однако чаще всего Липпманн слышал от инвесторов один и тот же ответ: «Вы меня убедили. Вы правы. Но игрой на понижение рынка низкокачественных ипотечных кредитов я не занимаюсь».
«Поэтому такая возможность и существует, — парировал Липпманн. — Этим никто не занимается».
Да и сам Липпманн этим не занимался. Прежде его работа ограничивалась взиманием небольшой платы с покупателей и продавцов при осуществлении сделок. Сейчас с рынком и работодателем его связывали иные, более свободные отношения. Возможно, короткая продажа и была навязана Липпманну, но к концу 2005 года он сделал ее своей игрой и довел размер позиции до миллиарда долларов. Шестнадцатью этажами выше, в штаб-квартире Deutsche Bank на Уолл-стрит, несколько сотен высокооплачиваемых сотрудников покупали низкокачественные ипотечные кредиты, выпускали под них облигации, которые затем распродавали. Другая группа сотрудников объединяла самые дрянные, неходовые транши этих облигаций и дефолтные свопы и преобразовывала их в CDO. Чем крупнее становилась короткая позиция Липпманна, тем больше нарастало скрытое презрение к этим людям и к этой сфере, которая быстро превращалась в самую прибыльную на Уолл-стрит. Операционные издержки в виде выплачиваемой Липпманном страховой премии составляли десятки миллионов долларов в год, а его убытки казались еще больше. Покупатель дефолтных свопов соглашался выплачивать премию в течение срока жизни лежащих в их основе облигаций. До тех пор пока облигации находились в обращении, и покупатель и продавец дефолтных свопов были обязаны учитывать изменение обеспечения на балансе в ответ на движение цен. Удивительно, но стоимость низкокачественных ипотечных облигаций постоянно повышалась. Через несколько месяцев позиция Липпманна в дефолтных свопах сократилась на $30 млн. Его руководство то и дело спрашивало, почему он занимается тем, чем занимается. «Многие не были уверены в том, что стоит тратить на это время Липпманна и наши деньги», — рассказывает один из руководителей Deutsche Bank, наблюдавший за эскалацией конфликта.
