Ни по озеру,
Ни по реченьке.
От людей — стена
Дыма без огня
С оговорками,
С кривотолками.
Никому мечту
Не поведати.
Там, где ты, — огни,
Да стоит в тени
Добрый молодец
С плёткой шёлковой -
Поучать жену
Уму-разуму,
Красоваться ль ей
На людском пиру,
На честном миру,
Иль мечту свою
Спрятать в тереме,
И велеть ей жить
Во кручинушке.
***
С дождями убывает лето
По гати деревянных троп.
В чащобе хмурой мало света;
Иду сквозь пагубную топь.
В квадраты мути между кочек
Зовут хранители болот,
Утробным бульканьем пророча
Моей судьбе обратный ход.
И птичьему внимая граю,
Смотрю на неба колыбель.
Дыханье августа вбираю,
А прежде берегла метель.
***
Ты удалялся, превращаясь в точку.
Вода уже загладила следы.
Но будет свет -
я это знала точно -
Любви,
что затаилась впереди.
Сегодня жизнь моя -
как окна к морю.
По странствиям тоска
влечёт меня вперёд.
Ушедший по пескам,
увидит вскоре
Бегущую к волне
встречать восход.
***
На дне твоей ладони
Лежит судьба моя.
Никто её не тронет
Пока она твоя.
Уроки рисованья
Сырой сентябрь берёт.
В минуту расставанья
Пожатье не соврёт.
И Тёмный Перевозчик
Почти не различим.
В предсмертный час полночный,
Ты стал совсем ничьим.
КУБОК С ПТИЦЕЙ
Из кубка этого — не птице пить. Навеки серебро её сковало. Орнамента причудливая нить Смягчает холод
звонкого металла.
Кто раз отпил из кубка -
тот пропал,
Не может ни любить,
ни ненавидеть.
И вставлен в соколиный глаз опал, Чтоб чёрный птичий гнев
не видеть.
РАССКАЗ
Вера Сергеевна на лесном озерке медведя встретила.
Он шёл по другому берегу озера и тоже, как и Вера Сергеевна, брал ягоды.
И, может, потому что ходил медведь за тёмной еловой водою, а может, просто потому, что так хорошо она его увидела, но никакого испуга Вера Сергеевна не почувствовала. Перекрестилась и снова нагнулась к усыпанной брусникой кочке.
Время от времени Вера Сергеевна поглядывала на медведя, но тот не уходил никуда, наедался на зиму.
На хорошей ягоде бруснику легко собирать — немного и времени прошло, а уже наполнилась корзинка. Прощаясь, Вера Сергеевна снова на медведя посмотрела, и защемило, защемило сердце от немыслимой красоты Божьего мира.
Проглянувшее солнышко высветило ёлки, заиграло в озёрной воде, а тут ещё легкий ветерок пробежал по верхушкам деревьев, и посыпались, посыпались с берёз и осинок золотые листья. И хоть и ушло солнце за тучу, но вода в озере, засыпанная золотом листьев, словно бы впитала в себя солнечный свет.
— Спаси Господи люди Твоя и благослови достояние Твое… — прошептала Вера Сергеевна, и медведь, словно бы почувствовав что-то необыкновенное, остановился, внимательно посмотрел на женщину, а потом покачал тяжёлой головой и, переваливаясь, неторопливо пошёл по озёрному берегу в другую сторону.
1.
Из леса Вера Сергеевна как с праздника вернулась.
И усталости никакой, и на душе светло, как на озере, когда его осветило проглянувшее солнышко…
Даже не удержалась Вера Сергеевна, похвастала соседке Шуре Великановой, что, будто на иконе побывала, так хорошо…
— Где-где? — переспросила Шура.
— На иконе… — сказала Вера Сергеевна. — Медведь ходит рядом, а потом ветерок дунул и так листья посыпались, что золотым сразу всё стало… Как на иконе…
— Ага… — сказала Шура. — Медведя увидишь, так не только икона со страха привидится…
— Да я же не про страх говорю, а про то, что на душе светло стало…
— Ягод-то набрала? — думая о своём, спросила Шура.
— Да набрала, набрала… Ягода в этом году хорошая.
— Слышь, Василий? — Шура заглянула в комнату.
— Слышу… — раздался из комнаты недовольный голос шуриного мужа, Василия Егоровича Великанова. — Белая, небось, ещё брусника?
— Не, белой и нет почти… — сказала Вера Сергеевна. — В этом году раньше ягода пошла…
— Я говорила, а ему, хоть кол на голове теши… — недовольно проворчала Шура. — Две корзинки от дочери заказаны, так сколько времени, по ягодке собирать будем, когда всю бруснику выберут?
— А сама-то не приедет?
— Да куда ей на восьмом месяце бруснику собирать?
— Наберём… — сказал из комнаты Великанов. — А ты, Сергеевна, чего со мной-то не здороваешься? Или Шурка не пускает?
— Да я на минутку только забежала… — сказала Вера Сергеевна. — Я и не знала, что ты дома.
И, посмотрев на Шуру, заглянула в большую комнату.
2.
Василий Егорович за письменным столом у окна сидел, и на тарелке перед ним лежали серые осиные гнёзда.
Великанов ломал гнёзда столовой ложкой, а потом растирал в пыльцу и завёртывал эту серую пыль в хлебный мякиш.
— Зубы болят? — спросила Вера Сергеевна.
— Всю ночь не спал… Совсем замучили…
— К зубному тебе надо…
— Так в райцентр ведь за день не обернёшься… — вздохнул Василий Егорович. — Сама говоришь, что брусника поспела, когда же идти за ней?
— Да, теперь с любой болячкой в райцентр надо ехать… — сочувенно вздохнула Вера Сергеевна, но тут же легко улыбнулась. — А что, Василий, если бы тебе, когда мы по распределению прихали сюда в посёлок работать, сказали бы, что ты осиными гнёздами зубы лечить будешь, поверил бы?
— Так и ты бы не поверила, что по иконам бродить пойдёшь… — улыбнулся и Василий Егорович. — Эх, Веруха-Веруха… Совсем мы тут стариками стали… А ведь давно ли ещё на танцы с тобой бегали?
— Ты Вася, шаль-то не вспоминай всякую… — раздался с кухни шурин голос. — И ты, Вера, не забывай свой пенсионный возраст…
— С тобою забудешь, Шура … — недовольно проговорил Великанов. — А куда ты, Вера, ягоды-то на озеро ходила брать? К старым вырубкам?
— Не… На Игумновой топи была…
— Это там ты и медведя видела? — Василий Егорович потянулся, взял с подоконника лесхозовскую карту и развернул её, отыскивая лесное озеро. — Здесь что ли?
— Ага… Вот тут на берегу лесовоз с выбитыми стёклами стоит… А медведь с другой стороны озера и вышел…
— Это он со стороны Чащобы пришёл… — задумчиво сказал Василий Егорович, глядя на карту. — Не очень и далеко получается.
3.
Вера Сергеевна еще водила почерневшим от ягод пальцем по карте, а сама уже почувствовала, что зря она это рассказывает, поняла, что Василий Егорович — всё-таки сорок лет в одной школе проработали, тридцать лет в одном доме бок о бок прожили! — как-то нехорошо задумался.
— Да ты что, Вася? — спросила она, глядя соседу прямо в глаза. — Чего надумал-то?
Василий Егорович — точь-в-точь как в школе, когда она напирала на него! — не сразу ответил.
— Видишь, Сергеевна… — сказал он, отводя глаза. — У зятя-то лицензия на медведя взята… А куда за ним ехать, не знает… Вот я и подумал…
— Да ты что, Василий Егорович?! — возмутилась Вера Сергеевна. — Я же не для этого рассказывала…
— Ну не ты, другой бы кто рассказал… — сказал Великанов, стараясь не смотреть на Веру Сергеевну.
— Но ведь рассказала-то я… — Вера Сергеевна возвысила голос и он предательски задрожал. — Нет, Вася… Нет! Я не согласна!!!
— Совсем ты Верка, как Николая Петровича не стало, с ума съехала… — перебила её Шура. — Чего ты медведями тут распоряжаешься? Это что, твой личный медведь, чтобы согласие у тебя спрашивать?! А ты, Василий, не слушай её… Сейчас прямо и звони Игорю, пока он в другое место не уехал. Зинке вот-вот рожать, а он ведь не успокоится, пока медведя не сыщет…
Василий Егорович кивнул.
— Действительно, Вера… — примирительно сказал он. — Медведи в лесу живут… Права на них у всех одинаковые…
И он решительно взял мобильник. Начал набирать номер.
— Да как вы можете так?!! — только и смогла выговорить Вера Сергеевна. — Да я…
Слёзы хлынули из её глаз, и она выбежала из великановской половины.
4.
Чего в этот день делала Вера Сергеевна, она и сама не помнила.
Вроде за водой на реку сбродила, потом затопила плиту, картошку вариться поставила.
Но всё это не она, кто-то другой за неё делал, а мысли Веры Сергеевны жили там, на озёрке, где, как на иконе в книжке, переваливаясь с боку на бок, бродил между ёлками медведь.
Уже когда стемнело за окнами, Вера Сергеевна села к столу, на котором распущенная брусника сохла, начала перебирать ягоды.
Слышно было, как за стеной включили Великановы телевизор, но что смотрели, не разобрать было. Зато телефонные звонки Вера Сергеевна хорошо слышала. Раза три звонили и все по межгороду.
Катились пунцовые ягоды, падали в тарелку, оставляя на полотенце налипший лесной мусор, а порой вспыхивали в электрическом свете, слезинкой.
