Ширли Хакет, единственная в мире бабушка с лексикой молодого сисадмина
Повторюсь, было интересно. Только вот главный вопрос – оценка эффективности применения ИКТ в образовании – вообще не прозвучал. Всё в очередной раз побеседовали о том, что высокие технологии – это очень здорово. Но только у Google понимание "здорово" одно, у Ширли – второе, а у журчащего Пола, видимо, третье. И как приводить всё к общему знаменателю – непонятно.
Что же до нелепиц – извольте. Порадовала тема: "Навыки, необходимые в 21-м веке: что они из себя представляют, как их привить и применить для безупречной производительности". Это очень по-нашему: в комнате горит диван, но мы побежим на кухню и будем тушить обеденный стол, а то в комнате жарко очень. Может ли кто-то представить возможности и сферу применения информационных технологий хотя бы лет через пятьдесят? Точно можете? Тогда добро пожаловать в ReaDitorial, пока туда не набежали фантазеры с этой дивной сессии, практическая польза которой в ситуации, когда непонятно что делать с уже существующими технологиями, стремится к отрицательным значениям. Из той же серии тема "Будущие социально-технологические изменения и их отражение в образовании". Тушите, тушите стол, а то диван уже догорает…
Ну и название одной темы просто порадовало. В оригинале оно звучит Turning kids on, а перевести можно очень по-разному. Наверное, организаторы имели в виду значение "Как стимулировать интерес ребенка к учёбе". Но в разговорной речи turn on имеет значение "зажечь", причем с мощным наркотическим подтекстом. Помнится, The Beatles имели немалые неприятности, когда в гениальной, не побоюсь этого слова, песне A Day In Life Джон Леннон спел “I’d like to turn you on". Песню не хотели ставить на радио, а в некоторых странах альбом Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band выпустили вообще без этой песни. А тут – Turning kids on в программе серьёзного мероприятия, поддержанного правительством. Это к вопросу предугадывания изменений: Леннона за turn on травили всего-то сорок пять лет назад. На сессию, между тем, не пошел. По программе она должна была продлиться всего 20 минут, и за это время научить "делать интересно" попросту невозможно.
Итого
Неоднозначные впечатления остались от Learning and Technology World Forum. С одной стороны, собирались серьёзные люди, и большинство из них искренне хочет при помощи современных технологий сделать систему образования лучше и эффективнее. С другой, у пытающихся что-то сделать опускаются руки: сами по себе технологии ничего изменить не могут, а "настоящих буйных мало". Крупные корпорации, на которых возлагают большие надежды (замечу, главными спонсорами мероприятия стали Cisco, Intel и Microsoft), могут помочь деньгами, но не "буйными", потому что люди там немного под другое заточены. И всё опять упирается в "нищую" репутацию профессии учителя, нехватку молодых талантливых кадров и т.д. и т.п.
Умная доска в действии. Найдите хоть что-то, чего нельзя нарисовать за пару минут мелком
Наверное, надо словом и делом ломать первопричину. А компьютеры и программы, в отличие от таланта педагога, можно купить оптом.
P.S. Тринадцатого января началась выставка BETT, где как раз и показывали многочисленные аппаратно-программные решения для образования. О ней – в следующем репортаже.
Василий Щепетнёв: Усмиритель Хаоса или Последний декрет Ильича – 2
Автор: Василий Щепетнев
Опубликовано 16 января 2010 года
Что за прелесть дебютные декреты Ленина! Кроткие, ясные, общепонятные! Петербург заполнен солдатами, ещё больше солдат в пригородах. Ждут их фронт, окопы, вши и смерть, отсюда нежелание воевать и желание послать подальше борцов за войну до победного конца во имя долга перед союзниками. И тут – "Декрет о мире". Лучшего декрета солдатам представить просто невозможно, и всякий, выступающий против большевиков, а, следовательно, и против декрета, ставит себя в положение самое неприятное. Воевать хочешь? Так сам и воюй, если что задолжал союзникам, а мы навоевались, хватит.
Сомнения колеблющихся призван разрешить "Декрет о земле". Она, земля-кормилица, передается крестьянам в вечное пользование. Потому следует спешить, а то поделят угодья без тебя, жди следующую вечность, чтобы исправить ошибку. И армия превратилась в толпу взбаламученных мужиков, спешащих домой, к делёжке земли.
Понятно, что декреты издавались от имени Совета Народных Комиссаров, но столь же понятно, что Ленин в то время и был Советом Народных Комиссаров.
Но я не о первых декретах. О последних.
Ленин - не гений разрушения, он не раздувает мировой пожар революции, напротив, достигнув главного - власти, Ильич стремится упорядочить стихию, загнать джинна в бутылку. Для построения государства необходим порядок, и Владимир Ильич стремится к порядку всегда и всюду. Хаос, партизанщина, самоуправство и анархия – враги государства, и, следовательно, с ними нужно бороться всеми возможными методами, порой и самыми жёсткими.
Тысяча девятьсот двадцать второй год. Жизнь понемногу налаживается. Гражданская война в прошлом – хорошо. Военный коммунизм стал призраком – очень хорошо. НЭП ежечасно и ежеминутно порождал нэпманов, а с нэпманами возвращались ситный хлеб и гурьевская каша – пока понемногу, но погодите года три-четыре, увидите.
Но четырех лет у Ленина не было. Не было и трёх. Болезнь, что долгие годы кружила неподалеку, подступала вплотную. Ещё в предвоенном тринадцатом году Ленин пишет Горькому, одному из немногих людей, перед которыми Ильич снимал маску твердокаменного лидера-большевика: "У меня невзгоды… нервы малость шалят…"
Сейчас о Ленине пишут всякое, но никто покамест не называл его ипохондриком и нытиком, напротив, по мере возможности он скрывал недуги: вождь не имеет права болеть.
Но они, недуги, переросли пределы скрываемого. Дикие головные боли, расслабленность членов, онемение языка посещали его все чаще и чаще, а уходили неохотно, оглядываясь: "Мы вернемся… Ужо…". Ленин помнил последние годы отца – и делал выводы. Илья Николаевич прожил пятьдесят четыре года. Следовательно, можно было предположить, что тысяча девятьсот двадцать четвертый год станет для Ленина рубежным.
Покуда и мозг, и руки, и речь ещё повинуются, Ленин спешит. Война кончилась, что будет определять повседневную жизнь обывателей в мирное время? Уголовный кодекс. Именно он есть преграда разгулу хаоса. Борьба с хаосом предстоит беспощадная. И Ленин последние дни относительно здоровой жизни посвящает усовершенствованию УК, расширению статей, предусматривающих смертную казнь. В пряники Владимир Ильич верил слабо, пряники лишь подпитывают разгул толпы. Иное дело арест, петля или пуля. За что только не следовало казнить граждан России! За заключение убыточных сделок, за самовольное возвращение из-за границы, за дезертирство и т.д. и т.п. Откроем сорок пятый том ПСС:
т. Курский!
По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу). См. с. 1 внизу ко всем видам деятельности меньшевиков, с-р. и т. п.;
найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и её борьбой с нами (подкупом печати и агентов, подготовкой войны и т. п.). Прошу спешно вернуть с Вашим отзывом.
15/V. Ленин
Спустя два дня спешное добавление:
17. V. 1922.
т. Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса. Набросок черновой, который, конечно, нуждается во всяческой отделке и переделке. Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы.
Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого.
С коммунистическим приветом
Ленин
Следует помнить, что написано это в мирное время, после разгрома контрреволюции на всех фронтах.
Смертную казнь как противовес хаосу изобрел не Ленин, какое. Вздохи и слёзы о России, "которую мы потеряли", не должны заслонять действительность. Потерянная Россия за прянично-сусальным фасадом скрывала кровь и насилие. Если в 1908 году число казнённых во Франции равнялось шести, в Великобритании – тринадцати, в Австрии и вовсе за целый год никого не казнили, то в Российской империи число казненных вышло четырехзначным. Не был Николай Второй ни мягким, ни добрым, ни заботливым, ни снисходительным, ни беспечным. Революционеров ненавидел люто, за сочувствие к революции вешал и стрелял, стрелял и вешал. Да, не сам, а руками верноподданных, но разве в этом дело?
