У нас в стойке с этим решением получается 105 Тфлопс пиковой производительности, тогда как для процессоров х86 это максимум 27Тфлопс. И энергоэффективность получается 1450 мегафлопс на ватт, что на данный момент почти вдвое лучше, чем у самой эффективной на данный момент системы в мире согласно списку Green500, где суперкомпьютеры рейтинга Тор500 ранжируются не по производительности, а по соотношению флопс на ватт.
Это не столько модная тема, сколько действительно технологическая необходимость по одной простой причине: дальнейшее расширение производительности систем, к которому все стремятся, невозможно без принципиально новых решений для улучшения энергоэффективности систем.
Сейчас бессмысленно пытаться строить суперкомпьютер мощностью в экзафлопс (в 1000 раз мощнее чем сейчас) не только потому, что к такой масштабируемости не готовы программные пакеты, но и потому, что такая машина будет иметь энергопотребление сравнимое с потреблением небольшого города.
Эксперты американского Министерства Энергетики, которое поддерживает разработки в области экзафлопс, поставили определенный предел энергопотребления для таких систем - 20 мегаватт. Но при тех технологиях, которые сейчас есть, с учетом их прогнозируемого развития, мы сильно не дотягиваем до этого порога. Экзафлопс будет потреблять на порядок больше, если не будет придумано что-то кардинально другое.
Поэтому, все разработки сейчас направлены на то, как снизить энергопотребление и увеличить вычислительную мощность, которую мы получаем за эту энергию.
Сейчас эффективность лучшей системы в мире - 773 Мегафлопс на ватт. Это система в Суперкомпьютерном центре Юлиха в Германии с очень специфической архитектурой на базе процессоров Cell, которые совместимы с довольно узким спектром приложений и на данный момент больше не выпускаются. Nvidia сейчас обходит всех по этому параметру, но его совместимость с существующими приложениями, конечно, тоже ограничена, хотя и не так сильно.
Приложения нужно адаптировать к архитектуре графических процессоров, хотя в случае с NVidia и средой разработки CUDA это проще, чем с Cell. От того, как разработчик ПО использовал эту архитектуру, ее особенности и возможности, зависит, насколько большое ускорение своих расчетов он реально получит. Сейчас количество адаптированных к NVidia приложений набрало некоторую критическую массу, на наш взгляд, и сентябрьская выставка GTC в Америке это подтвердила. Самый популярный инженерный пакет ANSYS, например, для некоторых задач обеспечил поддержку Tesla, и многие другие вендоры активно движутся в этом направлении.
- А помимо МГУ кто сейчас ваши основные заказчики?
- Пока это в основном университеты и исследовательские институты. В У вузов всегда был высокий интерес к новому оборудованию, у них есть время и человеческие ресурсы чтобы осваивать новые решения. К счастью, например, в 2006 году вузы получили возможность приобретать суперкомпьютеры благодаря поддержке государства: была специальная программа, по которой вузы могли получить средства на развитие инновационных программ, многие из которых включали развитие в области высокопроизводительных вычислений. Томский ГУ был одним из таких вузов и многие их них стали нашими клиентами. Конечно, суперкомпьютерами пользуются и другие государственные организации, которые, например, ведут исследования в области безопасности.
У нас есть и база промышленных заказчиков - это такие предприятия как ЛМЗ, ОКБ "Сатурн", нефтесервисная компания и разработчик ПО для нефтеразведки Paradigm Geophysical, ЦНИИ им. Крылова, с которым мы сейчас сотрудничаем по линии "Т-Сервисов", недавно появились новые заказчики из нефтедобывающего сектора в Казахстане. Однако промышленных заказчиков пока не так много, и это чаще всего КБ и НИИ, а не собственно производственные компании.
Это обусловлено тем, что у коммерческого сегмента с HPC в Росси пока не очень складываются отношения. Пока этими технологиями пользуются те немногие предприятия, которые активно занимаются новыми разработками на мировом уровне. Таких немного, и у некоторых из них давно сформировалась такая вещь, например, как корпоративный стандарт вендора в IT. Например, на предприятии могут стоять рабочие станции IBM либо HP, а также масса другого оборудования, которое производят эти компании. В этом случае за суперкомпьютером они скорее всего обратятся к тому же вендору.
Тем более, если им для промышленных задач не нужна в настоящий момент сверхпроизводительность, высокая плотность или энергоэффективность. Они могут купить стандартную среднюю систему и соответствовать "корпоративному стилю". Наша специализация - это все-таки hi-end, это нечто новаторское, чего не делают другие вендоры, нечто, что тем, кто ставит для себя амбициозные цели в суперкомпьютинге.
Мы, правда, развиваем сейчас и линейку продуктов в среднем диапазоне производительности - там где сейчас лидируют HP, Dell, Supermicro. В будущем году мы выводим на рынок сразу несколько решений для этого сегмента, с очень хорошим соотношением цены и производительности, а также мини-суперкомпьютер в настольном форм-факторе.
В России, собственно говоря, как и во всем мире, существует очень широко сейчас обсуждаемая тема, которую называют missing middle (недостающая середина). Средние и менее производительные решения в основном для них. Это множество компаний, которые применяют компьютерное проектирование, но не перешли еще на высокопроизводительные вычисления. Но, как я уже говорила, для того, чтобы облегчить им этот переход, просто эффективных с точки зрения цены аппаратных решений недостаточно.
В Америке есть сразу несколько механизмов, помогающих компаниям - в основном они касаются доступа к большим суперкомпьютерам на конкурсной основе. В Европе есть свои механизмы. Еврокомиссия например поддерживает масштабный многолетний проект под названием PRACE, в рамках котрого должна быть построена новая европейская суперкомпьютерная инфраструктура и обеспечен доступ к ней, в частности, для промышленности. Науку в этом смысле они поддерживают давно. Например по программе HPC Europa Еврокомиссия оплачивает суперкмопьютерным центрам процессорные часы и некоторые консалтинговые услуги для исследований, которые по конкурсу получили право на использование той или иной машины, а также оплачивает проживание и транспротные расходы для исследователей.
Любой исследователь может подать заявку на проведение исследования на любой машине в Евросоюзе, и получить грант на работу в выбранном суперкомпьютерном центре. PRACE также пытается привлечь промышленность к использованию академических суперкомпьютерных центров, но рабочих механизмов такого рода, удобных для промышленных компаний, пока очень мало.
В Европе есть небольшое количество центров, которые традиционно много считают для промышленности. В Штуттгарте есть государственный суперкомпьютерный центр HLRS, например, который специализируется на промышленных заказчиках. Но он предоставляет только процессорные часы - даже ПО заказчики устанавливают свое. И у него достаточно узкая клиентская база: основные заказчики сейчас это Porsche и Airbus.
- В пресс-релизе о выделении Внешэкономбанком средств говорится, что это сделано с целью выхода на западный рынок. Для чего "Т-Платформам" выходить на западный рынок?
- Дело в том, что в России пока нет уже работающих на данный момент программ, которые нацелены на разработку суперкомпьютерных технологий, как в США и Европе. В Америке их несколько, и там общее финансирование этих программ измеряется миллиардами. Crayи IBM, например, только по одной из программ агентства DARPA получили по 250 млн долларов на новые аппаратные разработки – в результате чего появился, например, суперкомпьютер RoadRunner, который впервые в мире преодолел петафлопсный барьер производительности. У нас такого нет, поэтому, чтобы вкладывать достаточное количество денег в R&D, нужно иметь достаточно большой оборот.
Чтобы его достичь, нужно оперировать на достаточно крупном рынке, большой рынок, где есть не только отдельные крупные сделки, но много и небольших, от реализации которых можно получать определенный стабильный приток средств в течение всего года. У нас рынок устроен в этом смысле не слишком удачно, не только из-за меньшего размера. Большинство крупных государственных и академических тендеров у нас проходят под конец года. Сейчас ситуация совсем жёсткая: конкурсы объявляются в последний момент, и чуть ли не через месяц или два нужно все поставить.
А многие академические тендеры сейчас играются к тому же на условиях полной постоплаты, без авансового платежа. То есть, чтобы поставить систему, мы должны сначала прокредитовать государство на стоимость этой системы. В таких условиях тяжело, практически невозможно работать, Чтобы получить стабильный приток средств, необходим более развитый рынок, где на регулярной основе проводится прогнозируемое количество трендоров, в которых можно участвовать и делать поставки весь год. Именно для этого нам нужен Европейский и мировой рынок - без этого мы не сможем достаточно много средств вкладывать в разработки.
