Жан-Патрик Маншетт - Группа «Нада»

Моя дорогая мама.

На этой неделе случилось такое, что я пишу тебе, не дождавшись субботы! Мы, то есть весь наш эскадрон, обезвредили анархистов, похитивших посла Соединенных Штатов. Спешу тебе сообщить, что лично я никого не убил. Я это подчеркиваю, так как знаю, что тебе, мамочка, это было бы очень неприятно. Однако я повторяю, что на это надо смотреть трезво, так как может сложиться ситуация, когда силы порядка должны будут защищать государство. А что еще прикажешь делать, когда сталкиваешься с людьми, желающими все разрушить, я тебя спрашиваю? Отец Кастаняк согласен со мной (мы обсуждали этот вопрос в прошлое воскресенье, когда я пришел к нему после мессы. Он придерживается того мнения, что если полицейские не будут готовы на все, как я, то отдельные индивидуумы могут позволить себе какие угодно действия. Это также и мое мнение. Если говорить серьезно, мамочка, хотела бы ты, чтобы в стране не было полиции? Хотела бы, чтобы сын Баркина (упоминаю о нем для примера) мог свободно лапать своими грязными руками твою дочь, мою сестру? Хотела бы ты, чтобы наше с таким трудом накопленное добро попало в руки нигилистов или борцов за имущественное равенство, развязавших разрушительную оргию? Я не хочу этим сказать, что в нашем городке мало порядочных людей, их даже большинство, но, представь себе, что произошло бы здесь, в этой скромной коммуне, если бы не было полиции, готовой стрелять в случае необходимости. Я уже не говорю о романтиках.

Во всяком случае, вчера я всего лишь стоял на месте, выполняя свой долг. Со мной был Франсуа, о котором я тебе рассказывал, и мы оба много раз стреляли, но безрезультатно. Однако другие полицейские, находившиеся с противоположной стороны здания, смогли проникнуть в дом и уложили тех типов. Я не буду описывать тебе эту кровавую бойню, от которой меня тошнит. Франсуа сожалеет, что собственноручно не поймал ни одного из этих анархистов, чтобы показать ему почем фунт лиха. Лично мне этого не хотелось, но я уважаю его точку зрения.

Вот и все новости на сегодня. Больше мне нечего добавить и я закругляюсь. Поцелуй за меня отца и Надэж. Крепко прижимаю тебя к своему горячему сердцу.

Твой любящий сын.

Жорж Пустакруй.

P. S. Если тебя это не очень затруднит, пришли мне музыкальную шкатулку. Она понадобится мне, потому что мы устраиваем праздник в честь повышения в чине старшего сержанта Санше. Заранее спасибо.

Эполар оставил свой "кадиллак" у обочины тротуара, дошел пешком до угла улицы, где начинался Ботанический сад, и там облегчился. Затем он вернулся назад, закуривая на ходу сигарету. Это был высокий худощавый мужчина, походивший на военного врача, с седыми, подстриженными ежиком волосами, одетый в болоньевый плащ с погончиками. Он зашел в бар, заказал "Сансерр" и стал с наслаждением потягивать вино.

Часы показывали пять минут первого – д'Арси опаздывал. Но в этот момент молодой человек вошел в бар. Он хлопнул ладонью по болоньевому плечику.

– Чао.

– Привет.

– У меня свидание в два часа, а я еще не ел. Твоя машина далеко?

– Напротив, – сказал Эполар, расплачиваясь.

Они пересекли улицу. Под дворником "кадиллака" они обнаружили квитанцию для уплаты штрафа. Эполар бросил ее в лужу, и они сели в белую машину, испачканную грязью.

– Ты давно вернулся во Францию? – спросил д'Арси.

– Три недели назад.

– Видел ребят?

– Никого.

– Чем ты сейчас занимаешься?

Задавая вопросы, д'Арси открыл коробку для перчаток и стал там шарить.

– В кармашке сиденья, – сказал Эполар.

Д'Арси сунул руку в кармашек и достал плоскую серебряную флягу. Он отпил из горлышка. У него был красноватый цвет лица. Он потел. "Пьет по-прежнему", – подумал Эполар. Д'Арси отпил еще, и Эполар убрал фляжку, на которой были выгравированы птица, пожирающая змею, и девиз, написанный по-испански:

"Sulud у pesetas у tiempo para gustarlos"[1].

– Ты был в Мексике, – заметил д'Арси.

– Я был почти везде: в Алжире, Гвинее, Мексике.

– И на Кубе.

– Да, и на Кубе.

– Они обратили тебя в свою веру, – сказал д'Арси.

Эполар кивнул.

– А чем ты сейчас занимаешься? – не отставал д'Арси.

– Ты начинаешь раздражать меня, – нетерпеливо отозвался Эполар. – Что тебе, собственно, надо?

– Нам нужен эксперт, мне и товарищам, – ответил д'Арси.

– Эксперт по чему? Я эксперт по многим вещам.

– Товарищи и я, – сообщил д'Арси, – мы собираемся похитить посла Соединенных Штатов.

Эполар вышел из машины, с силой захлопнул дверцу, и пошел прочь через шоссе. Д'Арси побежал за ним. Начинался дождь, колючий и холодный.

– Не дури, – сказал алкоголик. – Я тебе еще не все объяснил.

– Я не хочу больше ничего слышать. Убирайся к чертям.

Эполар вернулся в бар и заказал еще одну рюмку "Сансерра".

Д'Арси остановился в дверях. Вид у него был несчастный.

– Можешь сам катиться к чертям, – произнес он наконец и ушел.

– Вот почему, – заключил Треффэ, – мы можем сказать вместе с Шопенгауэром, что "приверженец солипсизма – это сумасшедший, заключенный в неприступной крепости". У кого-нибудь есть вопросы?

Вопросов ни у кого не было. Зазвенел звонок. Треффэ сделал безнадежный жест, пытаясь остановить шум, тут же наполнивший аудиторию.

– В следующий раз, – сказал он, повысив голос, – мы рассмотрим современный рационализм и его варианты. Кто желает сделать сообщение о Габриэле Марселе?

Поднялись две руки.

– Как всегда, одни и те же, – заметил Треффэ с оттенком сарказма. – Господин Дюкатель, вы что, будете слишком заняты в этот уик-энд?

– Да, – бесхитростно ответил ученик Дюкатель, я еду на охоту.

– Может быть, на псовую охоту? – иронично спросил Треффэ.

– Да, месье.

– Тем не менее я попрошу вас подготовить сообщение о Габриэле Марселе. К понедельнику. Теперь все могут спокойно расходиться.

Орда бездарей с шумом бросилась к двери. Треффэ застегнул папку под топот удаляющихся дорогих кроссовок. Он вышел из коллежа "Сент-Анж" через запасной выход. В этот момент с ним поравнялся "форд-мустанг" ученика Дюкателя и окатил его брюки грязной водой из лужи. Дюкатель резко затормозил и высунулся из машины.

– Прошу прощения, месье, – сказал он. Ему с трудом удавалось сдерживать смех.

– Жалкий идиот, – сказал Треффэ.

– Надо выбирать выражения, – ядовито заметил Дюкатель.

Треффэ повернулся к нему спиной и направился к "ситроену", стоявшему на другой стороне улицы. Молодой преподаватель философии быстро оставил позади Бане и, доехав до Орлеанских ворот, продолжил свой путь в западном направлении. Он рисковал остаться без работы. Ученик Дюкатель может пожаловаться своему отцу, а папаша Дюкатель выложит все господину Ламуру, директору коллежа с рожей ублюдка.

"Он похож на мочевой пузырь", – думал Треффэ, нажимая на переключатель скоростей. – Ему бы подошло это имя, равно как и всему заведению: коллеж Мочевой Пузырь".

Зажегся зеленый свет.

– Плевал я на них, – добавил вслух Треффэ.

Сзади раздался гудок. Молодой человек высунулся в открытое окошко.

– Свиное рыло! – крикнул он.

Мотоциклист в кожаной куртке тотчас же ринулся к "ситроену". Треффэ испуганно закрыл окошко. Мотоциклист ударил кулаком по дверце. Он походил на Раймона Бюссьера.

– Выходи, гаденыш! – крикнул он.

Треффэ вынул свой нож со стопорным вырезом и открыл дверцу. Он направил лезвие в сторону мотоциклиста.

– Ми килл ю[2], – рявкнул он с интонацией голливудского негра. – Я сделаю помочи из твоих кишок!

Тот понял общий смысл сказанного и попятился назад. Треффэ, смеясь, проехал на желтый свет и свернул на бульвар Лефевра.

Он припарковался на улице Оливье-сюр-серр, в двух шагах от своего дома. Выходя из лифта, услышал, что в его квартире звонит телефон. Он торопливо вошел и снял трубку. На другом конце провода был д'Арси.

– Что эксперт? – спросил Треффэ.

– Он отказывается.

– Обойдемся без него.

– Это глупо.

– Выкрутимся. Извини, звонят в дверь.

– Хорошо. Я перезвоню тебе.

– Не стоит. Вечером увидимся.

– Да, действительно. До вечера.

– До вечера.

Треффэ положил трубку и пошел открывать дверь. На пороге стоял невысокий широкоплечий парень его возраста, лет двадцати пяти. У него были завитые волосы. Он протянул Треффэ дешевый журнал.

– Федерация бретонских студентов-медиков... – начал он.