Валерий Горшков - Кобра

Рано утром – где-то в начале одиннадцатого – меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Я уже отчетливо слышал его трель, но подсознание продолжало спать. Или просто делало вид, что ему все в мире глубоко безразлично, кроме лишней минутки спасительного забытья. Да и с трудом очнувшееся с похмелья, еще блуждающее в алкогольном тумане сознание мечтало только об одном – чтобы после очередного сигнала снова наступила спасительная для здоровья тишина. Я отлично знал возможности своего организма. Еще час-полтора, и я, как Штирлиц, проснулся бы сам, удовлетворительно бодрый и практически свежий. Но абзац подкрался незаметно. Звонки следовали один за другим и, похоже, не собирались прекращаться. Такая назойливость неизвестного «разбудильника» могла означать только одно – он совершенно точно знал – я сейчас дома. Сплю. Как это почти всегда случалось после моего предрассветного возвращения из ночного клуба «Старый диктатор». Точнее, спал я всегда, но не всегда – у себя дома.

Пришлось разлепить веки, зевнуть, едва не вывихнув себе челюсть, а затем перевести полный ненависти взгляд на стоящий на журнальном столике говорящий будильник. Долбать по кнопке и выслушивать сообщение, произносимое, типа, женским голосом, не было смысла – сквозь неплотно задернутые шторы и опущенные жалюзи в окно уже вовсю светило солнце. В его лучах медленно проплывали мириады пылинок. Стрелки показывали десять ноль восемь. Мать вашу! Обычно в такое время я не то что встать – едва успевал вернуться домой из клуба. Но прошедшей ночью собачьих боев не было, так что я покинул «Старый диктатор» уже в три ночи, все же успев до этого засадить не меньше литра текилы. Дрянь та еще, но с лимоном и солью идет на удивление мягко, и кайф ласковый. Если потом как следует выспаться. А если нет – тогда… как в той байке: «Мама, роди меня обратно».

Гнусный трезвон продолжал действовать на нервы. Пришлось сползти с кровати вместе с упавшим на ковер одеялом, пошатываясь, добраться до гостиной и снять трубку радиотелефона.

– Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! – прорычал я первое, что пришло на ум, морщась от накатившего приступа головной боли. Спасение оказалось на расстоянии вытянутой руки. Зажав трубку плечом, я направился в кухню, сгреб со столика недопитую банку пива «Кофф» и с наслаждением, знакомым большинству иногда «позволяющих себе» мужиков, высосал ее тремя глотками.

Мало! Требую продолжения банкета.

– Денис, – мягко вздохнули и откашлялись на том конце линии, – ты мне нужен. Срочно.

Я узнал голос своего босса Бори Моисевича, директора автокомпании «Фортуна ЛТД», и беззвучно матюгнулся. Вслух я вообще стараюсь не ругаться. Разве что случайно вырывается. Наверное сказывается строгое интеллигентное воспитание, врожден-

ная неприязнь к привычкам дворового плебса и законченная с отличием английская спецшкола. Бабка моя по отцу, царство ей небесное, Маргарита Кирилловна любила повторять, что наш род ведет свою историю аж от князя Меншикова. И, дескать, мой прапрапрадед, герой французской войны, был внуком внебрачного сына князя от фаворитки самой Императрицы. Не слабо загнула пургу, старая вешалка. Хотя… кто нас, стократ перемешанных, знает? Может, седой от рождения волосок на моем правом виске и есть капля крови известного казнокрада? Ведь о том, что на виске у Меньшикова была крохотная прядка светлых волос, знает каждый дотошный историк государства Российского. Круто. Господа, господа! Я ваш, то есть свой! Ну, в смысле… Какая только хрень в голове с похмелья не вертится.

– Да я, Абрамыч, тут приболел. Слегка, – стараясь, чтобы голос звучал бодро, ответил я боссу и достал из холодильника вторую банку пива.

– Знаю я, как ты лечишься, – беззлобно ухмыльнулся Боря. Задолго до объявления кооператизации страны пухленький, лысоватый и энергичный коротышка Моисевич руководил районным домом культуры, на Новый год даже лично наряжался Дедом Морозом и дарил детям сладкие подарки на утренниках. Сейчас, вне всякого сомнения, он был одним из богатейших людей того же самого, далеко не крохотного района Питера. Основной вид бизнеса созданной им компании «Фортуна ЛТД» заключался в оптовом импорте из США, а точнее – из Нью-Йорка, в Северо-Западный регион страны подержанных автомобилей, причем обязательно – в отличном со стоянии. Фирма держала марку в глазах покупателей, и заказы сыпались не только из северной столицы. В налаживании столь прибыльного дела Боре очень помогли земляки с Брайтон-Бич.

В мои же обязанности менеджера по поставкам, единственного сотрудника фирмы, не только разбирающегося в автотехнике, но и в совершенстве владеющего английским языком, входило примерно раз в два-три месяца летать в Америку, детально проверять подготовленную компаньонами «Фортуны» партию автомобилей, сверять правильность сопроводительных документов, отслеживать погрузку джипов на корабль, а затем вместе с железными конями через океан возвращаться в родной питерский порт и сдавать груз нашему человеку в таможне. Дальнейшая судьба «ранглеров» и «чероки» меня уже не волновала. Я получал от Бори свою пачку баксов и до следующей командировки ударялся в бурное прожигание жизни. Так беззаботно я тащился уже без малого два года и о лучшей точке приложения своих сил и знаний даже в сладком сне не мечтал.

– Ты извини, Денис, что пришлось тебя разбудить, – Боря всегда был корректен с сотрудниками, – но не мог бы ты привести себя в… в надлежащий вид и прибыть в офис… скажем, через полтора часа? – Окончание фразы вдруг оказалось на удивление жестким и это мне совсем не понравилось. Где-то в подсознании уже тихо звонил предупреждающий о скорых неприятностях колокольчик.

Я отхлебнул большой глоток ледяного пива, поставил на стол недопитую банку, вернулся в гостиную и начал машинально искать глазами закинутую куда-то с вечера, перед отъездом в клуб, повседневную одежду. Униформа «Старого диктатора», или, как я еще ее называл, «пижама» – смокинг за штуку баксов, висевший на спинке стула, – был не в счет. В таком попугайском виде перед Борей-геем лучше не появляться. Направляясь в офис, я всегда одевался без затей – простенький пиджачок, галстук за десять баксов и все такое.

– Хорошо, босс. Я буду, – пообещал я Моисевичу. Однако от вертевшегося на языке вопроса все-таки не удержался: – А что случилось? Какие-то проблемы с тачками?

– Нет, Денис, к тебе у меня абсолютно никаких претензий. Как всегда, – в голос шефа «Фортуны» снова вернулись убаюкивающие интонации богатого и довольного жизнью педика. – Тут дело в другом. Бизнес на подъеме, заказы на американские машины ежемесячно только увеличиваются. В Москве морского порта нет, а братков и барыг, желающих кататься на «гранд чероки», в десять раз больше, чем на всем Северо-Западе. На прошлой неделе я подписал долгосрочный контракт на поставку штатовских автомобилей в столицу. Это для нас очень хорошая сделка, мой мальчик… Короче, пришло время делать кардинальные шаги в плане расширения наших возможностей. С реализацией, будем считать, проблем нет. Поэтому начать следует именно с резкого увеличения поставок. Как минимум – двести пятьдесят машин за одну партию. Я уже говорил тебе, что начиная со второй по счету ходки мы будем работать с новым перевозчиком и фрахтуем отдельное судно, а не подгоняем свой груз под попутный пароход из Нью-Йорка в Питер?

– Да. Говорили. – Я наконец отыскал валяющийся возле аквариума с рыбками серый немнущийся костюм, в котором обычно ходил на работу, и ужаснулся, констатируя его полную непригодность к носке, по крайней мере, до тщательной чистки и утюжки.

Надо будет, уходя, оставить записку Марии Ивановне, соседке с верхнего этажа, за небольшую плату выполняющей по совместительству с обязанностями консьержки подъезда еще и работу моей домработницы. Добродушная бодрая старушенция с лихвой компенсировала патологический недостаток заботливой женской руки в моей трехкомнатной холостяцкой квартире. Она кормила рыбок в аквариуме, стирала почти всю мою одежду, кроме нижнего белья – его я принципиально забрасывал в машинку лично, – дважды в неделю проводила легкую уборку; а по специальному заказу, когда после очередной удачной поездки в Штаты я вечером оттягивался с друзьями дома, готовила поразительно вкусный ужин. Я ценил помощь Марии Ивановны и, когда мы рассчитывались за хлопоты, не раз замечал приятное смущение в ее добрых глазах, которым так и не суждено было взглянуть на своего собственного ребенка. Зная об этом, в приступах добродушия я иногда даже называл соседку «мамулей», и ей это доставляло явное, хоть и старательно скрываемое, удовольствие.