В российском посольстве царила паника. Начавшиеся два дня назад беспорядки на восточном побережье Эссекибо внезапно перешли в гражданскую войну, которая будто пожар охватила всю страну. Охраняемая национальной гвардией столица Сан-Кристобаль продержалась всего один день. Плохо организованные группы бандитов с сине-зелеными повязками на головах не могли сладить с вымуштрованными заграничными военспецами коммандос и были рассеяны в прилегающей к столице густой сельве. Однако ночью в президентском дворце громыхнуло, и вскоре зарево пожара, вырвавшись из сонно колышущихся пальм, подсветило черное небо зловещим багровым оттенком. Город встретил пасмурное дождливое утро безлюдными улицами и несвойственной тишиной, затаившись в ожидании чего-то страшного и неминуемого. Согласно слухам этой ночью президент был убит взрывом бомбы, подложенной кем-то из приближенных. В четыре утра национальные гвардейцы оседлали свою легкую бронетехнику и отбыли в неизвестном направлении, никем не задержанные и никем не преследуемые. Вслед за ними улизнула из города и вся управленческая верхушка, включая шефа полиции, а рядовые полицейские, взломав оружейные комнаты участков, растащили арсенал по домам, где и заняли круговую оборону в ожидании развития событий.
А город остался один на один с не обещающей ничего хорошего неизвестностью…
Все это стало известно и в посольстве, но номенклатурный выкормыш посол Порезов категорически отказывался принимать какие бы то ни было экстренные меры до «официального подтверждения сверху». Однако мирно засыпающая Москва молчала, ей были неизвестны слухи, бродившие по Сан-Кристобалю, тем более что была суббота, и дежурные клерки из МИДа всячески открещивались от просачивающихся в СМИ тревожных сообщений, также ожидая подтверждения сверху.
Не чаял Федор Протасьевич Порезов, отправляясь в почетную ссылку – послом в теплые края, – что мирная страна Эссекибо выкинет такой фортель. Он-то намеревался пересидеть годик-другой на Карибах, ожидая, когда закончатся пертурбации в правительстве, и вернуться по-тихому на свое старое место, а бог даст, и занять кресло начальника, давно дышащего на ладан. И все, в общем-то, отлично складывалось. Он поехал в Эссекибо один. Жена его управляла через подставных менеджеров огромным семейным бизнесом, который она развернула, когда Порезов был еще в силе, и наотрез отказалась ехать в латиноамериканские болота на съедение москитам. Поначалу Федор Протасьевич тяготился одиночеством. Ему не хватало твердой руки его жены, направлявшей его не только дома, но и на работе. Однако со временем он привык и даже как-то посвежел. А тут еще так удачно подвернулась переводчица Варенька, которая стала для посольства находкой, а для посла главным эликсиром молодости и стимулом для угасающей мужской силы. Она прожила в Эссекибо шесть лет и, пока жив был муж, вращалась с ним в высших сферах. Судя по всему, она не бедствовала, и ее работа в посольстве скорее хобби, но как бы то ни было, все, за что она бралась, делалось споро и успешно…
– Не вижу причин для беспокойства, – твердил Порезов без устали, отражая нападки своей сборной команды подчиненных, каждый из которых, козыряя своими связями и покровителями, чего-то требовал, кричал, настаивал. – Потерпите, любезный. С минуты на минуту придут указания из Москвы. А пока займитесь своими делами…
Но Москва все молчала, а в это время из сельвы появились сине-зеленые выходцы с юга, в большинстве своем араваки, трепетно проникшиеся идеями Фиделя и Че и жаждущие борьбы с угнетателями за светлое будущее. Они беспрепятственно вошли в город, наводнили набережные и бульвары пестрыми толпами колченогих монголоидов, выкрикивали лозунги, раскатывали по городу на конфискованных полицейских джипах, щедро расстреливая в воздух магазины своих автоматов. Но эти либертадорес (освободители) продержались недолго и на следующее утро были выбиты колоннами резервистов с западного побережья, состоявшими в основном из антильских негров, говорящих на никому не понятном папьямиенто. Эти вели себя как настоящие захватчики на вражеской территории и с особой жестокостью расправлялись со всеми, у кого лицо было чуть светлее погасшей головешки.
Население столицы или в страхе бежало из города, или, забившись в потаенные уголки, ожидало подхода креолов, которые собирались с силами в центре страны. Возглавлял креолов генерал Примитиво Перес, ярый реакционер, поддерживаемый наиболее консервативным потомственным офицерством и плантаторами центра. Большей частью это были потомки конкистадоров, кичившиеся своим происхождением от известных испанских бандитов, пять веков назад грабивших индейцев под предлогом распространения истинной веры среди язычников.
– Не вижу причин для беспокойства, – отвечал Порезов заезжему политологу, явно фээсбэшнику, вещавшему о раскладке сил в стране и о возможных роковых последствиях промедления с решением об эвакуации. – Мы защищены дипломатическим иммунитетом. Никто не посмеет вторгнуться на территорию посольства. И вообще, решение об эвакуации должно быть согласовано с министром. Так что выкиньте из головы эту дурь и идите, пожалуйста, пишите свои статейки.
Утренняя тишина третьего с начала беспорядков дня была взорвана интенсивной канонадой на севере столицы. Это части под командованием Примитиво Переса начали штурм города. Антильские негры отчаянно сопротивлялись, неохотно откатываясь к центру города, где в это время возводились баррикады, устраивались огневые точки и минные заграждения. Ожесточенность схватке добавляли врожденная вековая ненависть черных рабов к белым хозяевам и презрение последних к жалким и бессловесным обезьяноподобным существам, которые на протяжении пятисот лет безропотно находились в рабстве.
В центре креолы нарвались на засады антильцев и под кинжальным огнем вынуждены были откатиться назад, чтобы, собравшись с силами, снова пойти в атаку. Надо же было так случиться, что в этот самый момент сработала цепочка связей в Москве: обеспокоенные шифровками своих людей в посольстве военные и контрразведчики бросились докладывать по своим инстанциям. Где-то в верхах силовых учреждений начались движение, звонки, перекрестные переговоры, затем последовало коллективное восхождение «на ковер». Там недоуменно вздернули бровь. «Что еще за географические новости? Какое такое Эссекибо? Почему лезете с мелочами? Не можете сами разобраться?» Но оказалось, что вовсе не мелочи, а очень важный секретный проект горит синим пламенем. Просто не хотели беспокоить до полной ясности. «Так почему же сразу не доложили? Думали? Да кто вам позволил думать? И без вас есть, кому думать! Отправьте туда авианосец или пару-тройку боевых кораблей, пусть эвакуируют посольство и наведут порядок!» Ан нет, оказывается, политическая обстановка не способствует силовому решению. Да и поздно – от звездно-полосатых флагов в Карибском море уже в глазах рябит…
Вернувшись несолоно хлебавши, силовики выработали общую линию и составили радиограмму послу. Результат этого коллективного творчества выглядел так: «Срочно. Секретно. Немедленно приступить к эвакуации посольства. Уничтожить документы за исключением материалов геологической группы. Ответственным за эвакуацию назначить Минаева».
Посол недоуменно смотрел на радиограмму, испытывая двойственные чувства. С одной стороны, это было облегчение – категоричность инструкций полностью исключала необходимость думать и брать на себя ответственность за собственные решения, а с другой стороны, давало о себе знать уязвленное самолюбие. Почему это руководство возложено на заезжего писаку-политолога? И что еще за геологи такие? Неужто их замусоленные карты важнее дипломатических документов на гербовой бумаге с круглыми печатями и всевозможными подписями?
В общем, в посольстве все завертелось. Преисполненные рвением служащие попытались чинно и с достоинством выполнить указания центра и уйти с тонущего корабля с высоко поднятой головой. Но возобновившаяся теперь уже совсем рядом канонада внесла в их действия определенную нервозность, а когда пули из крупнокалиберного пулемета размером с порционный огурчик из немецких консервов стали залетать в окна, круша мебель и выбивая из стен полуведерные куски штукатурки, их слаженные действия превратились в истеричную беготню без цели и смысла. Покинуть здание посольства с торжественно-траурной медлительностью тоже не удалось. К машинам бежали зигзагами, пригибаясь к земле и падая при каждом разрыве снаряда или гранаты, а по дороге в аэропорт чуть не сбили нескольких и без того испуганных местных жителей.
Видавший виды «Ил-76», натужно гудя двигателями, вырулил на взлетную полосу и без паузы начал разгон. Командир, сосредоточенный на взлете, пропустил мимо ушей истерические выкрики диспетчера, заглушаемые автоматными очередями, и без колебаний продолжил разбег, отрезая грузной машине все возможности вернуться на землю. Сидящие в душном грузовом отсеке дипломаты дружно потели, вжавшись в жесткие сиденья явно не бизнес-класса. Кто-то тихо молился, у кого-то лицо перекосило дурацкой улыбкой, а кто-то просто тупо смотрел в одну точку, замерев в послешоковом ступоре.
