Если по предыдущей книге «Близнец Бешеного» уважаемому Читателю уже довелось познакомиться с моим новым героем, Серафимом Кузьмичом Понайотовым — по прозвищу Сема–Поинт, Автор просит извинения за краткое напоминание об основных событиях предыдущей книги о нем. Делается это для тех, кто впервые знакомится с новым героем.
Итак, Понайотов Серафим Кузьмич родился четвертого ноября тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. До трех лет он проживал с матерью в Сухуми, потом, после смерти дедушки маленького Серафима, они с матерью переехали в Омск в дедушкин дом, который он оставил своей дочери и своему внуку в наследство.
Мать — Галина Ивановна работала ветеринаром и омском зверинце и умерла, заразившись от одного из своих подопечных, когда Серафиму едва исполнилось одиннадцать лет.
Сема занимался спортом, подавал большие надежды в легкой атлетике. После смерти матери, в связи с отсутствием родных, социальные органы определили его в омский детский дом, имеющим дурную репутацию, где ему пришлось пройти серьезные жизненные перипетии.
В один из самых трудных моментов сиротливого детства Сема встретил своего будущего Учителя — японского самурая Такеши, прошедшего через тяжелые испытания в советских лагерях. Он‑то и стал главным наставником Семы не только в познании жизни и становлении его характера, но и помог ему овладеть рукопашным боевым искусством, научил его в совершенстве владеть своим телом, своей энергетикой.
Прошло несколько лет, и Сема не только перенял от Такеши его знания, но и во многом даже превзошел своего Учителя. А вскоре Такеши посвятил его в систему некоего Мирового братства…
Вскоре к Семе пришла любовь. Затем армия, спецназ, Афганистан, ордена и медали, серьезное ранение. После выздоровления Сема вернулся в Омск. Работа, общежитие, подготовка к свадьбе со своей любимой Валентиной. И вдруг — вероломная подстава оборотня в милицейских погонах, за которой последовал арест, а затем и трагическая смерть невесты…
Следственная тюрьма… Страшные испытания, которые обычному человеку вынести невозможно… Пресс–хата в следственной тюрьме. И, наконец, осознание своего предназначения в местах лишения свободы (тогда Сема еще не знал, что это станет и предназначением для всей его жизни): он с гордостью и явным вызовом объявил всему миру — «Я — Сема–Поинт!..»
И это прозвучало как реальная угроза всем подонкам на земле…
Первая книга о Семе–Поинте — «Близнец Бешеного» — заканчивается так:
«Четыре с лишним месяца длилось следствие. Несмотря на усилия не самого плохого адвоката, которого нанял ему Данилка, доказать, что он «не верблюд» и все было совсем не так, как представляют органы следствия, не удалось. В его кармане, действительно, обнаружены две дорогие старинные монеты из коллекции взломанной им квартиры, а если говорить про отпечатки, на которые ссылался адвокат, это оказалось и вовсе не существенным.
К еще большему несчастью для Серафима, в тот год была очередная кампания по защите имущества советских граждан, и судья вынес довольно суровый для него приговор: шесть лет усиленного режима!
А далее произошло и вообще нечто непонятное…
После вынесения приговора Серафим с помощью адвоката написал кассационную жалобу и стал ждать ответа, но, не получив его, был отправлен на одну из местных сибирских зон. После отсидки нескольких недель, Серафима вдруг вызывают в кабинет начальника колонии. В его кабинете, кроме хозяина кабинета, находился мужчина в штатском, представившийся прокурором по надзору.
— Понайотов? — спросил он.
— Серафим Кузьмич, сто сорок пятая статья, часть вторая, шесть лет усиленного режима! — привычно ответил Серафим.
— Пришел ответ на вашу кассационную жалобу… — торжественно провозгласил мужчина и сделал эффектную паузу.
— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! — безразличным тоном констатировал Серафим.
— Не угадали, товарищ Понайотов, — с улыбкой возразил мужчина в штатском. — Вот ответ из суда города Омска, — он снова сделал паузу, посмотрел на Серафима и зачитал: — «Освободить из‑под стражи, в связи с прекращением уголовного преследования за недоказанностью…»
— Вы что, так шутите? — не поверил своим ушам Серафим.
— Здесь не принято ТАК шутить! Вы — свободны, товарищ Понайотов!
Серафим готов был плясать от радости: он едет домой. Правда и справедливость восторжествовали!
Однако радость оказалась преждевременной: Серафим вышел из ворот колонии и добрался до остановки, чтобы ехать в город, сел в автобус. В нем его снова задержали сотрудники милиции.
— За что, гражданин начальник? — удивленно спросил Серафим старшего группы задержания.
— Ты чего невинным прикидываешься? — он достал из кармана листовку, в которой был его портрет и надпись: «Из мест лишения свободы бежал особо опасный преступник!»
— Я не бежал: меня освободили! — возразил Серафим и предъявил ему справку об освобождении.
— Отличная подделка! — ухмыльнулся тот, затем сунул ее в карман, после чего шепотом проговорил Серафиму на ухо: — Меня просили передать тебе, Понайотов, что «ты прав: счетчик включен и часы тикают!»
— Кто просил?
— Тебе лучше знать! — загадочно ответил тот и скомандовал: — В машину его!
Вскоре Серафима снова привезли в следственный изолятор. На этот раз его, действительно, обвинили… в побеге из мест отбывания наказания?!!
Следствие было не долгим, и, через месяц с небольшим, к его шестилетнему сроку добавили еще три года за побег. Кроме того, судья, вместо усиленного режима, резонно рассудив, что Понайотов уже побывал в местах не столь отдаленных, добавил в приговор изменение в режиме содержания: «с отбыванием в колонии строгого режима» …
Конечно же, Серафим едва ли не каждый день писал из тюрьмы письма матери своей любимой, пытаясь этими посланиями поддержать ее. И не понимал, почему она ему не отвечает.
А Марина Геннадиевна даже не знала о существовании его писем: она лежала в больнице. И прошло более полугода, прежде чем ее выписали, написав в медицинском заключении приговор ВТЭК: инвалидность второй степени.
Когда она вернулась домой и обнаружила в почтовом ящике стопку писем жениха своей дочери, Марина Геннадиевна проплакала над ними несколько часов, читая в них слова поддержки. Потом все‑таки написала ему ответ, но, не желая
травмировать, решила не вдаваться в излишние подробности ее смерти: Валечка умерла, мол, от горя, когда узнала об аресте жениха.
Получив это послание еше в тюрьме, до второго суда, Серафим долгое время не мог прийти в себя: едва ли не неделю не притрагивался к пище, не спал и лишь иногда пил воду. Неужели соседские бабушки Валечки все выдумали, когда рассказывали Никитичу эти небылицы? И на самом деле в смерти любимой Валечки виноват он сам.
Камерные соседи–сидельцы старались не обращать на него внимания, особенно после того, как один из них попытался заговорить с ним. Серафим лишь на секунду поднял на него глаза, и того мгновенно так скрючило, что он с трудом дополз до своей шконки…
Но все, что с ним происходило в местах не столь отдаленных, это уже другая история, с которой уважаемый Читатель встретится в следующем романе Автора…
От всей души Автор хочет пожелать своим Читателям получить удовольствие от знакомства с новой книгой.
Уверяю, что она вас не разочарует!
И называться она будет:
«Зона для Семы–Поинта»
Моему годовалому сыну — Посвящается,
Миша, стань непобедимым, как мой Герой…
Глава 1
ОСМЫСЛЕНИЕ СВОЕГО МЕСТА В ЖИЗНИ Часть 1
Смерть любимой настолько поразила Сему–Поинта, что он ушел в себя, и ему совершенно ничего не хотелось: не было никаких ощущений кроме постоянно ноющей боли.
После вступления приговора в силу Сему–Поинта перевели из СИЗО в пересыльную тюрьму. Конечно, он бы с огромным удовольствием остался бы один, но это возможно было только в одиночке, а в тюремной камере, где с тобой «парятся» еще семь несчастных сидельцев, это было исключено при всем желании.
Единственно, чего ему удалось, это занять блатное место на нижней шконке у окна и спрятаться за ширмой, сооруженной из двух простыней. Это и стало местом его уединения, а это, можете поверить на слово, при хорошем воображении и фантазии, было очень даже ничего для тюремных условий.
Окружающие Сему–Поинта коллеги по несчастью не понимали, что творится со странным сокамерником, но о нем с предыдущего СИЗО тянулся такой шлейф опасных слухов, что они его побаивались и старались не только не задевать, но даже и разговаривали при нем вполголоса.