Кроме того, несмотря на все принимаемые меры, до сих пор не был установлен источник утечки информации, а это значило, что их переиграли по всем статьям. Именно в таком понимании дела и, соответственно, в таком настроении Вадим Георгиевич и Николай Аркадьевич приехали на беседу с Меджидовым.
Николай Аркадьевич даже проверил предположение о том, что сам Меджидов отдал приказ о ликвидации Корина, чтобы окончательно запутать всех, но следственный эксперимент, повторенный дважды, показал, что ни Подшивалов, ни Сулакаури не могли успеть так быстро добраться до Курского вокзала из Махачкалы и Домодедово. Эксперты приняли во внимание и то обстоятельство, что после звонка Меджидова Сулакаури никому не звонил, а, значит, не мог передать информацию о ликвидации, даже если таковая имелась.
Кямал Меджидов спал у себя в комнате, когда к нему вошли оба генерала. Он открыл глаза сразу, едва раздался шум в коридоре.
— Добрый вечер, — поздоровался Меджидов, приподнимаясь, — между прочим, по российскому законодательству даже заключенных в тюрьме ночью не беспокоят.
— Перестаньте паясничать, — сорвался Николай Аркадьевич, — вы боевой генерал или какой-нибудь «вор в законе»? Что вы водите нас за нос?
Вадим Георгиевич укоризненно покачал головой и, взяв стул, сел за стол. Непонятно было, кому он качал головой — не сдержавшемуся Николаю Аркадьевичу или сумевшему так ловко провести их Кямалу Меджидову.
— Вставайте, Кямал Алиевич, — предложил он, — одевайтесь. У нас к вам беседа, не терпящая отлагательств.
Меджидов встал, одел рубашку, натянул брюки и сел за стол напротив старшего из генералов. Николай Аркадьевич остался стоять в углу, возмущенно следя за Меджидовым.
— Догадываюсь, что-то у вас случилось? — спросил Меджидов.
— Вы напрасно недооценили всю опасность положения, — мягко произнес Вадим Георгиевич, — мы были действительно озабочены безопасностью сотрудников вашей группы.
— Поэтому меня держат здесь как арестованного. Даже привезли из гостиницы мои вещи.
— Для вашей собственной безопасности. Не забывайте — мы спасли вам жизнь.
— Спасибо, но если бы я оказался на воле, я бы быстрее нашел возможных убийц. Они бы вышли на меня, а там или я… или они. Уверяю вас, это более эффективно. Кстати, я мог вам не поверить. Убрать официанта вполне могли и ваши люди с тем, чтобы потом разыграть спектакль спасения. Наш разговор записывается?
— Нет, — соврал Вадим Георгиевич, чуть поколебавшись.
Двое техников, сидевших в соседней комнате, переглянулись. От Меджидова не укрылось это секундное колебание.
— А вы еще просите, чтобы я был с вами предельно откровенен, а сами беспрерывно врете. Это бывший специальный Центр КГБ СССР. Здесь все комнаты оборудованы не только подслушивающими устройствами, но и камерами наблюдения. Зачем вы делаете из разговора дурацкую игру?
— Не мы первые начали, — огрызнулся было Николай Аркадьевич.
— Хорошо, будем считать, что я вам соврал, — разозлился и Вадим Георгиевич, — но если вы знаете, где находитесь, то и не нужно спрашивать. А сами вы тоже хороши, — мстительно сказал он, — могли бы не устраивать своих розыгрышей. В результате вашей неискренности погиб еще один человек.
Меджидов сморщился, словно от зубной, боли.
— Кто? — выдохнул он.
— Вячеслав Корин, — немного злорадно ответил Вадим Георгиевич, видя, как меняется лицо его собеседника, — и эта смерть на вашей совести, генерал, — решил он окончательно добить Меджидова.
Тот сидел молча, словно обдумывая сложившуюся ситуацию.
— Вы скажете нам наконец всю правду? — спросил из угла Николай Аркадьевич.
— Помолчите, — почти приказал Меджидов уже совершенно другим тоном, — я пытаюсь уяснить ситуацию.
Он молчал минуты две затем решительно поднялся.
— В силу чрезвычайных обстоятельств я буду говорить с Директором ФСК лично. Прошу меня отвезти туда немедленно, для личного доклада.
— Вы же понимаете, что это невозможно. Сейчас уже слишком поздно — возразил Вадим Георгиевич — только завтра утром. Вы можете сказать все, что хотите нам, а завтра утром мы передадим слово в слово.
— Нет, — резко оборвал его Меджидов, — достаточно гибели людей. Вы правы, генерал, если это вам доставляет удовольствие, Корин действительно на моей совести. Но так как наш разговор фиксируется я громко скажу — Ду-ра-ки! Корин не имел к группе «О» никакого отношения.
Наблюдатель в конце коридора вздрогнул.
— Вы все-таки подозреваете, что это сделали мы? — спросил Вадим Георгиевич.
— Теперь не знаю, — Меджидов шумно вздохнул кто мог знать о приезде Корина, кроме вас? А результат вам хорошо известен. Да, конечно, я виноват что вызвал Корина, решив немного потянуть время и отвлечь вас от других. Догадываюсь, Сулакаури и Подшивалова вы не нашли, иначе не сидели бы здесь так поздно. Но и вы хорошие шляпы. Откуда убийца мог знать о, прибытии Корина? Только через вас или ваших людей.
— Вы с самого начала блефовали, передавая свои условные сигналы Сулакаури и Подшивалову Что касается Костенко, то его, как и Корина, вы просто подставили, — сказал Вадим Георгиевич, и добавил, — пока еще не поздно, скажите нам, где искать ваших людей. С ними могут расправиться так же безжалостно как с другими.
— Больше я ничего не скажу, пока не увижу Директора ФСК.
— Но сегодня это действительно невозможно. Его нет в городе. Он на даче. Только завтра утром.
— Значит, будем говорить утром.
— Но это глупо генерал, и не профессионально.
— А не глупо было вообще меня сюда везти? Или убирать Корина, даже не проанализировав его роль в группе «О»? Кстати, позаботьтесь о Костенко. У него действительно умерла мать. Догадываюсь, что вы привезли его прямо сюда.
— О нем как раз можете не беспокоиться.
— Я так и думал. Оперативно. Но пока все не очень ясно. Будем ждать утра. И не пытайтесь больше меня ни о чем спрашивать. Я не отвечу ни на один ваш вопрос. После гибели Корина я просто не имею права вам доверять. Думаю, вы меня понимаете.
— Хорошо. Я сейчас же доложу о вашей просьбе Директору, Думаю, он вас примет завтра утром, — понял, что упорствовать не стоит, Вадим Георгиевич, — а у вас лично какие-нибудь просьбы есть?
— Если можно, поставьте здесь телевизор. Я все-таки не в тюремной камере. Я понимаю, что его звук может забить наши разговоры и помешать вам прослушивать их, но обещаю: как только кто-нибудь будет открывать рот, я буду выключать телевизор.
Вадим Георгиевич, не выдержав, чертыхнулся, засмеялся и, поднявшись, пошел к двери. У выхода он обернулся. — Все-таки вам нужно было сказать, где искать Подшивалова и Сулакаури. Мало ли, что.
Меджидов молчал.
Вадим Георгиевич, так и не дождавшись ответа, вышел. За ним выскочил, даже не попрощавшись, красный Николай Аркадьевич. Меджидов вздохнул и, взяв ручку, начал что-то писать. Сидевший в конце коридора наблюдатель подвинул к себе телефон и поднял трубку.
— Он хочет дать показания завтра утром. Директору ФСК лично. Говорит, имеет важные сведения.
— Этого нельзя допустить, — сказали на другом конце провода.
— Что мне делать?
— Вы все прекрасно понимаете. Он не должен встретиться с Директором. Этого нельзя допустить ни в коем случае.
— Понимаю.
— Тогда сегодня ночью, — сказали тоном, не терпящим возражений, и положили трубку.
Наблюдатель осторожно положил трубку и задумался. В эти мгновения государственную российско-украинскую границу пересекал поезд Киев — Москва. В купе одного из вагонов с развернутой газетой в руках сидел Олег Ковальчук. Доктор физико-математических наук, сотрудник одной из лабораторий Академии Наук Украины. Никто из знавших его долгие годы людей не мог даже представить себе, что добродушный, немного ленивый, малоподвижный Олег Ковальчук имел и другую, вторую жизнь, полную опасных приключений.
Подполковник Олег Митрофанович Ковальчук был одним из самых способных аналитиков в бывшем КГБ СССР. О его работе в группе «О» не знал даже Министр безопасности Украины. Последним из посвященных был Председатель КГБ Украины Голушко, ставший позднее руководителем подобного ведомства в России. Во время октябрьских событий девяносто третьего Голушко проявил себя как нерешительный и очень осторожный прагматик, за что позднее и был смещен со своей должности. Хорошо зная настроения своих людей, Голушко не решился открыто поддержать Президента, и это стоило ему карьеры.
Ковальчук, с отличием окончивший аспирантуру в Москве, был блестящим ученым и работал в группе с момента защиты своей кандидатской диссертации. Его математический выверенный анализ событий всегда бывал безупречен и очень практически нацелен, помогая группе безусловно исполнять любое поручение. Если Билюнас был больше практиком, анализирующим события по фактам, на месте происшествия, то Ковальчук был гениальным теоретиком, умело пользующимся данными своих коллег и каждый раз выстраивающий безупречную вероятностную линию поведения индивидуумов в той или иной ситуации. Иногда, опираясь на логический анализ возникшей, ситуации Ковальчук даже предупреждал об опасности и наиболее уязвимых моментах операции.
