— Ну… в принципе.
Затянувшись сигаретой и выпустив несколько колец дыма, Женевьев вздохнула:
— Обо всем этом можно рассказывать целый год. И даже больше. Так что лучше уж объясните, что именно вы хотите услышать, — и я расскажу.
— Меня интересует происшествие в депо Дюбуа.
— И что именно вас в этом происшествии привлекает?
— Видите ли, Женевьев, наверняка у этой перестрелки есть какие-то истоки, скрытые причины, нюансы. Связанные, скажем так, со скаковой кухней. Именно это я и хотел бы услышать.
Женевьев молча курила, разглядывая оживленный тротуар. Наконец сказала:
— Скаковой кухней… Вообще-то, если честно, я не хотела говорить на эту тему. Но Марс меня уломал. Жиль, дело в том, что мальчонка, я имею в виду Анри Дюбуа, вляпался и горит сейчас голубым огнем. Мы ведь с ним знакомы, у нас было почти одинаковое детство, конюшни, лошади, дорожки, ну и все такое остальное. Анри хороший парень и классный жокей, даже больше чем классный. — Сказав это, Женевьев некоторое время колдовала с пеплом, трогая его кончиком сигареты. Вообще-то вся эта заваруха началась из-за его отца.
— Из-за отца Анри?
— Ну да. Старший Дюбуа был повязан с Сен-Клу. В Париже, дорогой Жиль, практически не бывает ни одной скачки с участием Сен-Клу, которая не была бы заделана. Вот так-то. А это бабки. Огромные бабки, вы понимаете?
— Но… — Жильбер помолчал. Что, с этим все мирятся?
А что остается делать? Против того, что здесь проворачивает Сен-Клу, никто не смеет даже пикнуть. Он здесь хозяин. Все знают, что у него на содержании есть целый штат жокеев, которые во время скачек делают с чужими жокеями и лошадьми что хотят.
— Что, например?
— Например, вы знаете, что такое коробочка? А удушение резвым пейсом? А крючок? Или, допустим, увод чужака в поле? Или, скажем, петля?
Понаблюдав, как Женевьев трогает языком коньяк, Жильбер покачал головой:
— Нет, ничего этого я не знаю.
— Марс, ты еще не умер со скуки? — Женевьев посмотрела на Марселя.
— Нет, наоборот, мне интересно.
— А мне скучно. Хочется куда-нибудь в шумное место, где музыка, где весело, где можно вволю побеситься.
— Котенок, потерпи. Клянусь, время побеситься у тебя еще будет.
— Будем надеяться. — Женевьев вздохнула. — Короче, Жиль, вы должны знать: здесь, в Париже, Сен-Клу делает все, что хочет. Старший Дюбуа решил выйти из-под его контроля и тем самым подписал себе смертный приговор. Я же вам сказала, это бабки, огромные бабки, к которым, в том числе, имел отношение и старший Дюбуа. Честь ему и хвала, что он набрался смелости плюнуть Сен-Клу в морду и слинять, но, Жиль, поверьте мне, на карту поставлено слишком многое. Я знаю несколько случаев, когда… Женевьев замолчала. Вы слышали о таком жокее Николя Кардье?
— Нет.
— Отличный был жокей. Человек он был не сахар, но скакал классно. Так вот, года три назад Кардье тоже попытался выйти из-под контроля Сен-Клу. Стал скакать самостоятельно. Ну и… — Женевьев помолчала. — Кардье уже третий год скачет на том свете.
— Он умер?
— Да. Как говорится, отдал богу душу. Есть такие машины, с вращающимися щепками, для разравнивания дорожек на ипподромах. Кардье попал в эти щетки. В момент, когда у машины что-то вышло из строя и она в самый неподходящий момент стала крутиться по дорожке, Кардье сидел верхом. Испугавшись машины, лошадь сбросила Кардье и ускакала. Кардье же упал на дорожку, и тут-то щетки его и нашли. За рулем находился кто-то посторонний, как посчитало следствие, не исключено, что эго были дети. Водителю, который в момент наезда отсутствовал, дали три года условно за неосторожное обращение с механизмом, являющимся объектом повышенной опасности. Веселая история?
— Веселая. За рулем этой чертовой машины находился их человек?
— Точно. Ришар Барт.
— Если верить рассказу, полиция сработала хуже некуда.
— Полиция… Да плевали они на полицию. Она у них в кармане, закуплена на корню. Жильбер, я знаю Ришара Барта, того, кто сидел за рулем этой уборочной машины. Эго страшный человек. Поверьте мне, страшный. Когда кто-то гибнет на его глазах, он испытывает удовольствие. Испытал он его и тогда, глядя на гибнущего Ника.
— Любопытный факт. — Жильбер помолчал. — Больше вы ничего не хотите мне сказать?
Покосившись в сторону Марселя, Женевьев откинулась на стуле. На ее лице отражалась целая гамма чувств. Наконец, прикурив новую сигарету и сделав несколько затяжек, сказала, глядя куда-то в сторону:
— Хорошо, Жиль. Раз уж я начала, надо закончить. С Бартом был тесно связан мой бывший муж. Собственно, они и сейчас с ним не разлей вода. Когда мы с Пьером только поженились, мы с Бартами дружили семьями.
— Интересно. Не думал, что у таких людей бывает семья.
— Бывает. Правда, когда все эго происходило, я понятия не имела, кто такой Барт на самом деле. Клянусь.
— Не клянитесь, я вам верю.
— В те дни мы ездили к Бартам в гости, неделями жили у него на яхте.
— У Барта есть яхта?
— Шикарная. Да и вообще у Барта есть все. Он миллионер. У него шале в Ницце, особняк в Монте-Карло, контрольный пакет акций в трех или четырех крупных компаниях. Да и бог знает что еще.
— Интересно, откуда такое богатство?
— Рэкет, проститутки, игральные автоматы. — Женевьев тронула пепел кончиком сигареты. — Наркотики. Но главное, конечно, скачки. Барт давно уже работает на пару с Сен-Клу.
— На равных?
— У них разделение. Все распоряжения исходят от Сен-Клу, Барт же со своими людьми занят тем, что держит всех в страхе. Повторяю, Барт страшный человек. Садист. Я точно знаю, если только он поймет, что вы с Марселем пошли против него, вас можно считать покойниками. Они вас убьют, Жиль. Вас и Марса. Слышишь, Марс? Кто тогда будет стоять за справедливость? Из-за которой, как я поняла, все вертится?
— Вот что, малышка… — Жильбер с улыбкой накрыл ладонью ее руку. — Вот что. Раз уж речь зашла о Барте, вы мне немножко о нем расскажете?
— Интересная история. Жильбер и ты, Марс, запомните: мне очень бы не хотелось рассказывать о Барте. Если у меня любовник полицейский, это совсем не значит, что он сможет защитить меня, если Барт что-то пронюхает. Жиль, может, обойдетесь?
— Да мне ведь нужно-то всего ничего. Внешность, кое-какие дополнительные детали. И вся песня. Сколько ему лет?
С полминуты Женевьев обдумывала, отвечать или нет. Наконец сказала:
— Когда мы общались, ему было под сорок.
— Он сидел?
— Не знаю. По-моему, нет.
— Он сам говорил, что нет? Или кто-то другой?
— Он сам. Да и, Жиль, как он мог сесть, если ему все сходит с рук?
— Мог. Просто о том, что он сидел, вы не знаете.
— Значит, я об этом не знаю.
— Какой он внешне?
— Очень мощный, выше среднего роста. Лицо неприятное, хотя должна признать: такие лица женщинам нравятся. Большой нос, полные губы. Чуть выступающий подбородок с ямочкой. Карие глаза. Брови густые, сходятся у переносицы. Шатен, носит длинные волосы.
— Особые приметы есть?
— Особые приметы?
— Да. Родинки, шрамы, татуировки?
— Сейчас… — Женевьев тронула мочку правого уха. — Вот здесь, справа, у Барта срезана часть уха. Примерно полмочки.
— Поэтому он и носит длинные волосы, чтобы закрывать?
— Ну да еще. Волосы Барт всегда убирает за уши. Или собирает в «конский хвост». Когда же его спрашивают про ухо, он с гордостью объясняет, что ухо ему срезали в детстве, когда он с кем-то дрался на ножах.
— Где он живет в Париже?
— У него особняк в Сен-Жермен-де-Пре и апартаменты недалеко от Плас де ля Конкорд.
— Неплохо устроился.
— Неплохо. Я же говорю, он миллионер.
— И убийца.
— Естественно. Разве одно другое исключает?
— Как называется его яхта?
— «Эспри пасифик».
— Порт приписки?
— На корме написано «Марсель», это и есть порт приписки?
— Это и есть. Ладно, Женевьев, спасибо. Вы милая девочка. Но клянусь, ни я, ни Марсель не отступим от этого дела. Да, Марс?
— Да. — Марсель сдержанно улыбнулся.
— Но ребята… — Закусив губу, Женевьев замотала головой.
Жильбер снова тронул ее за руку:
— Малышка, может, вы случайно знаете, что такое взвод?
— Взвод? Ну… что-то военное. Сколько-то там человек.
— Пятьдесят человек. Так вот, мы с Марселем один раз дрались с целым взводом. И, как видите, остались живы. И при этом нормально себя чувствуем. Да, Женевьев, не знаете случайно, на какой машине обычно ездит Барт?
— На номерном «порше» последней модели. На этом «порше» я видела Барта позавчера. Цвет самый модный, темно-золотой.
— Марс просветил меня, что они используют еще и «БМВ».
— «БМВ» Барт и его люди используют для устрашения, эта марка у них вроде визитной карточки. Подразумевается, что при виде «БМВ» те, к кому прибыли люди Барта, должны дрожать от страха.
