Но Евгению было начхать на Добрынина, как и на Шахова. Вместо того чтобы визуально оценить противников, он продолжал стоять к ним спиной. А поза его сделалась не просто расслабленной, а совсем уж нелепой. Опершись обеими руками на никелированные спинки двух стульев, Бондарь подался вперед, чтобы укоризненно сказать Морталюк:
– Поступая таким образом, вы нарушаете Трудовой кодекс, Маргарита Марковна. Странное у нас получается собеседование.
Шахов и Добрынин одновременно шагнули вперед. Они не суетились, не спешили. Им представилась отличная возможность проявить свою преданность и исполнительность, поэтому обоим хотелось выполнить приказ как можно эффектнее. Шахов примеривался к пояснице наклонившегося Бондаря, решив для начала отбить ему почки. Добрынин представлял себе, как проделает удушающий захват с разворотом головы противника на девяносто градусов. Подмывало его также пнуть коленом обращенный к нему зад, однако это смахивало бы на мальчишество.
Морталюк, уловившая в голосе Бондаря нотки зарождающейся паники, ослепительно улыбнулась, как сделала бы это Мэрилин Монро, доживи она до убийства Джона Кеннеди. Их разделяла подкова стола, так что дотянуться до нее Бондарь никак не мог. Сзади к нему приближались охранники, каждый из которых представлял собой ходячую гору мускулистого мяса, снабженного некоторым количеством мозгового вещества. Морталюк уже предвкушала, как они собьют спесь с него, позволившего себе беседовать с ней в почти хамском тоне. Она ценила мужскую красоту, однако в первую очередь отдавала должное мужской силе. Перед ее мысленным взором промелькнули забавные картинки:
…вот капитана хватают за шкирку и волокут к двери, а он, моментально растерявший все свое самомнение, тщетно пытается вырваться из крепких рук охранников, умоляя Морталюк отменить приказ…
…а вот его, растрепанного и жалкого, с рубахой, выпроставшейся из брюк, выталкивают прочь, подгоняя тумаками и затрещинами… уцепившись за дверь, он хочет сказать что-то напоследок, но вылетает из зала, как пробка от шампанского…
Ничего подобного не произошло. Морталюк, вставлявшая сигарету в мундштук, замерла, некрасиво открыв рот. Злорадно похохатывавший Щусевич издал нечленораздельный звук, словно на его шее затянули невидимую удавку.
Силуэт Бондаря сделался размытым и прозрачным, так стремительно он крутанулся на месте. Разворачиваясь лицом к охранникам, Евгений подхватил стулья, за спинки которых держался. Выпущенные из рук, они взмыли в воздух, одновременно достигнув каждый своей цели.
Добрынин, проявивший завидную прыть, умудрился отреагировать на внезапную атаку. Его правая рука не только скользнула под пиджак, но и коснулась рифленой рукоятки пистолета. А вот порадоваться собственной ловкости Добрынин не успел. Сбитый стулом с ног, он, подобно девяностокилограммовой кегле, опрокинулся на пол, после чего в сознании приключился временный сбой. Его менее подвижный напарник, не мудрствуя лукаво, выставил перед собой руки и поймал стул за ножки, слегка ушибив при этом пальцы. Избавиться от мешающего предмета Шахову было не суждено.
Чтобы преодолеть четыре метра, отделяющие его от охранника, Бондарю понадобилось два прыжка, а чтобы завершить начатое – всего один расчетливый удар. Не тратя время на сжимание кулака, он поддел шаховский подбородок основанием ладони.
Клац! От зубодробительного удара у Шахова мозги встали набекрень. Ему показалось, что голова слетела с плеч долой и покатилась по залу, окруженная россыпями искр. Разумеется, никаких искр не было. То грюканье, которое доносилось до Шахова, производила не его голова, а выроненный стул. Сам Шахов сидел на полу, бессмысленно уставившись в темноту, сгустившуюся перед глазами.
– Продолжать? – прозвучало в его ушах.
Он понятия не имел, кто задал этот вопрос, точно так же как не сообразил, кому принадлежит голос, произнесший:
– Не стоит, Евгений Николаевич. Будем считать, что первый отборочный тур вы выдержали. Приступим ко второму?
Ответа Шахов не услышал. Но, прежде чем отключиться окончательно, тоскливо подумал: «Только бы они без меня провели его, этот чертов второй тур».
В данном случае ему повезло.
Когда горе-охранников увели, а стулья были водворены на место, Бондарь без приглашения опустился на один из них и вопросительно посмотрел на госпожу Морталюк:
– Что дальше? По правде говоря, подобные аттракционы меня не вдохновляют. – Бондарь поморщился. – Служба охраны у вас никудышняя, Маргарита Марковна. Вашим секьюрити вагоны бы разгружать или в носильщики на вокзал податься. Там им самое место.
– Я обдумаю ваше предложение, – усмехнулась Морталюк, и что-то в ее взгляде подсказало Бондарю: карьера парней в качестве охранников завершена.
Ему их жалко не было. Он и в самом деле полагал, что здоровым молодым людям негоже выполнять роль денщиков при капризных бизнес-леди. Может быть, благодаря сегодняшнему конфузу они подыщут себе более достойное занятие?
«А вот мне придется побыть у Морталюк на побегушках, – мрачно подумал Бондарь. – Никуда от этого не деться. Характер я уже показал, но перегибать палку нельзя. Как бы эта сука ни уважала чужую силу, а чересчур независимых людей она рядом с собой не потерпит».
Прежде чем заговорить, Бондарь улыбнулся той слегка смущенной улыбкой, которая неоднократно отрабатывалась им перед зеркалом наряду с другими выражениями лица, пригодными для любых случаев в жизни. Все это были лишь маски, надеваемые в зависимости от ситуации. У хорошего контрразведчика их превеликое множество. Дерзкий Бондарь, самоуверенный Бондарь, а теперь вот – виноватый Бондарь.
– Не хочу кривить перед вами душой, – сказал он. – Можно начистоту?
– Нужно начистоту, – поправил его Щусевич, вравший столь легко и охотно, что порой затруднялся отличить вымышленные факты своей биографии от тех, которые действительно имели место.
– Я изо всех сил старался не ударить лицом в грязь, – продолжал Бондарь, – но, кажется, переусердствовал. – Он посмотрел в глаза Морталюк, после чего уставился в пол. – Просто мне никогда не доводилось зависеть от женщины… пусть даже красивой женщины. – Его голос звучал все глуше и глуше. – Это задевает мое мужское самолюбие. Мне трудно вести себя адекватно.
– Придется научиться, если хотите у нас работать, – заявил Щусевич, промокая платком уголки глаз.
– Помолчи, Юрасик, – одернула его Морталюк. Ее испытывающий взгляд, устремленный на Бондаря, потеплел. – Самолюбие – вещь хорошая, без него в наше время никуда. Однако контролировать его надо. Разве вас не обучали этому в Академии ФСБ?
– Обычно у меня получается сдерживать эмоции. – Бондарь сменил виноватую интонацию на доверительную. – Сам не понимаю, что вдруг на меня накатило… Можно вопрос?..
– Только один. – Морталюк посмотрела на часы.
– Меня преследует ощущение, что я вас раньше где-то видел. Глупо, конечно, но… Вы никогда не снимались в кино, Маргарита Марковна?
– Нет.
– Вы похожи на какую-то знаменитую актрису.
– Неужели?
– Вспомнил! – Бондарь хлопнул себя по лбу, отчего вид у него сделался совершенно простецким. – Эти кадры часто крутят по телевизору. Вы стоите над вентиляционной решеткой, снизу дует, вы придерживаете платье обеими руками и так улыбаетесь… Правда, в жизни вы гораздо красивее, чем в кино.
– Льстец, – улыбнулась Морталюк, отчего ее сходство с Мэрилин Монро только усилилось. Только это была ненастоящая Монро. Такая же фальшивая, как та, которую изобразил на своем знаменитом полотне Энди Уорхолл. – Спасибо за комплимент, но я в них не нуждаюсь. – Губы Морталюк по-прежнему улыбались, хотя глаза ее превратились в две льдинки. – Чем вешать мне лапшу на уши, лучше попробуйте отгадать, почему в деловых кругах меня прозвали Леди М?
Бондарь задумчиво поскреб подбородок:
– Понятия не имею.
– А вы напрягите воображение, Евгений Николаевич.
– Ну… Ваша фамилия начинается с буквы «М». Мэрилин Монро тоже называли по инициалам: М.М.
– У меня специфическая фамилия, – важно произнесла Морталюк, прикуривая от поднесенной помощником зажигалки. – Конкуренты это давно заметили.
– Можно? – Бондарь достал пачку «Монте-Карло» и приподнял брови, ожидая ответа.
– Нельзя.
– В присутствии Маргариты Марковны не курят, – строго произнес Щусевич.
– Здоровее буду. – Бондарь спрятал сигареты в карман пиджака. – Так что насчет вашей фамилии? – Он снова взглянул на Морталюк. – В чем ее особенность?
Выпустив дым через нос, она пояснила:
– «Mortale» в переводе с латыни означает «смертельный».
– Сальто-мортале, – закивал Бондарь. – Я должен был сообразить с самого начала.
– Ничего страшного, – успокоила его Морталюк. – Теперь вы знаете, почему меня называют Леди М, а значит, недоразумений быть не должно. – Она выпустила вверх аккуратное дымное кольцо, трансформировавшееся в сердечко. – Вы очень своевременно упомянули сальто-мортале, поскольку покувыркаться вам придется на славу. – Морталюк повернулась к Щусевичу. – Пригласи-ка, дружок, Чена. Тут прозвучала резкая критика в адрес нашей службы безопасности, я просто обязана отреагировать. – Она одарила Бондаря многообещающей улыбкой. – Рядовые охранники проявили себя не лучшим образом и будут примерно наказаны, но… – В воздухе растворилось еще одно голубоватое кольцо. – Но Евгений Николаевич рановато торжествует победу.
