– Да, – коротко ответил «морской котик». – Приходилось. Замечательная штука. Жаль, что у нас ничего подобного нет. Наши «Шарк-Снейки» не дотягивают. Ни по скорости, ни по маневренности, ни по вооружению.
– Я даже знаю, – продолжил Хардер, – кто будет управлять этой славной игрушечкой. Старший лейтенант российского Северного флота Сергей Павлов, слышали о таком?
– О! – воскликнул Большой Билл. – Еще бы я не слышал! Это один из самых сильных боевых пловцов в мире, вот уж действительно – профессионал каких мало! Мне лично с ним схватываться не доводилось, но вот парням с калифорнийского побережья три года тому назад пришлось познакомиться. Наших было пятеро против троих русских, и ситуация сложилась так, что миром разойтись не удалось.
– И чем закончилась стычка? – поинтересовался помощник капитана.
– Шесть трупов, – меланхолически ответил «котик». – Четверо наших, двое – русских. А третьим в их группе был как раз этот самый Павлов. Он ушел без единой царапины. Вот так…
– Интересно, – мрачно буркнул Ричард Мертон, ни к кому конкретно не обращаясь, – откуда бы такие точные сведения о русских и их намерениях? Кстати, про этого русского подводника я тоже наслышан.
Роберт Хардер поднял на капитана взгляд немигающих глаз. Словно сверкнули два фотографических объектива со зрачками ирисовых диафрагм. Складка у тонкогубого рта стала жесткой.
– А вот задавать подобные вопросы, дружище Дик, я бы вам впредь не советовал, – его голос словно бы изморозью подернулся. – Это может быть неправильно понято. И не только мной. Уж будьте уверены: если я что-то говорю, то хорошо знаю что. Источники же моей информации вас интересовать никоим образом не должны… Занимайтесь своим делом, а мне предоставьте заниматься моим.
– Допустим, – недовольно ответил Мертон, тщательно подбирая слова, – хотя попросил бы не забывать, что я пока еще капитан этого судна! Впрочем, оставим это. Сейчас не время для дрязг и межведомственных разборок. Меня вот что интересует: если встречи с русскими не удастся избежать, то насколько далеко мы можем зайти в применении силы? Я не знаю, какие приказы и инструкции на сей счет получили вы, Боб, от своего начальства, но весь личный состав американского военно-морского флота тщательно проинструктирован адмиралтейством: по возможности избегать любых, даже незначительных конфликтов с русскими военными.
– А мы не станем уклоняться от встречи с русским гидрографическим судном, – невозмутимо откликнулся Роберт Хардер. – Напротив. Мы проведем небольшую такую демонстрацию. И вежливо попросим русских моряков убраться восвояси. Если дело будет происходить в территориальных водах, то совсем хорошо – подключим норвежцев.
– Не думаю, чтобы русские легко согласились с вашим предложением, – покачал головой Мертон. – Они скорее всего откажутся. И что тогда? Не топить же мне их судно: наши страны, хвала всевышнему, не воюют!
– Отправить их на грунт, – мечтательно полуприкрыв глаза, заметил Хардер, – было бы наилучшим решением всех проблем, но, увы… Слишком много свидетелей вокруг! Взять хотя бы этих треклятых экологов из «Гринписа».
– А «зеленые»-то тут с какого бока? – недоуменно поинтересовался Энтони Купер, помощник капитана подлодки.
– Вот посмотрите, – остро отточенным карандашом Хардер дотронулся до карты. – Это норвежский поселок Лонгйир на побережье Ис-фьорда, а тут, в пяти километрах от него, международная станция экологов «Гринписа».
– Терпеть не могу этих чокнутых, – командир «котиков» только что на пол отсека не сплюнул, хотя весь его вид красноречиво свидетельствовал – очень хотелось Большому Биллу сплюнуть!
– Что чокнутых, так это в самую точку, – согласился с Билли Хаттленом помощник капитана. – У моей старшей сестры муж влип по уши в это безобразие. Мужику под сорок, а ведет себя как подросток. Представьте, в знак протеста приковал себя наручниками к воротам военно-морской базы в Хэрроу-Бич. Автогеном отрезали… Позорище! Дали идиоту шесть месяцев тюрьмы… Сестренку жалко: за что ей такое! Нет, ей-богу, лучше бы пил! С ума они все со своей экологией посходили, вот что я вам скажу!
– Ну, зачем вы так, – попытался вяло возразить Мертон. – Цели ведь у них хорошие – чтобы планета чище стала. Замыслы самые благородные…
– Ага, – хмыкнул Хардер и снова смерил капитана холодным, словно бы ничего не выражающим, взглядом. – Благородные замыслы – это, дорогой Дик, такие замыслы, в которых очень много благородства и очень мало здравого смысла и шансов на успех! Моя… организация наладила прослушку их радиообмена и телефонных разговоров. У меня есть распечатки. Можете ознакомиться, чтобы предметно представлять, с кем, возможно, придется иметь дело. Гринписовцы подвинулись на идее создания на территории Западного Шпицбергена эколого-ландшафтного заповедника. Требуют полного запрета на любую хозяйственную деятельность. Уже успели выйти с этим предложением в норвежский стортинг, где этот бред вовсю поддерживает оппозиция. А главные враги у них – это, конечно, мы, военные. Причем без разницы: русские ли, норвежцы, американцы или еще кто. Впрочем, – он поднялся из-за стола, – есть хорошее правило: решать проблемы по мере их возникновения. Капитан, как скоро мы доплывем в расчетную точку?
«Это дерьмо доплывает, – хотелось огрызнуться Мертону, – а боевая подлодка доходит!»
– При такой скорости, – недовольно ответил он, – ранним утром будем в нужном районе.
…Плотно прикрыв за собой дверь капитанской каюты, Ричард Мертон достал из встроенного в переборку небольшого сейфа початую бутылку шотландского виски «Катти Сарк». На его умном живом лице проступила усталая и тщательно скрываемая горечь. Мертон налил себе на три пальца виски, выпил одним глотком, как лекарство. Настроение было отвратительным: присутствие на его лодке этого цэрэушника Хардера выводило капитана из равновесия. Чувствовалось в «офицере» что-то самодовольное, высокомерное, вызывающее у капитана рефлекторную неприязнь.
Кроме того, Мертон никак не мог понять: почему это у него буквально горло перехватывает от недобрых предчувствий…
Раннее утро следующего дня застало гидрографическое судно «Арктур» на траверзе Земли Принца Карла, небольшого скалистого островка у западной оконечности архипелага Шпицберген. Нижняя кромка мощных кучевых облаков в свете поднимающегося все выше над горизонтом солнечного диска переливалась пурпурными бликами, отражавшимися в холодных водах Гренландского моря. Дул порывистый северо-восточный ветер, было свежо. В небольшом палубном закутке, прикрытом от порывов ветра выносной тумбой локатора кругового обзора, стояли двое: Сергей Павлов и капитан Мезенцев.
– Вот здесь тебе, Полундра, и работать, – сказал капитан «Арктура», обращаясь к Павлову и обводя широким жестом руки северную часть горизонта. – Если вообще имеет смысл вести подводный поиск, то вон там, северо-восточнее, на шельфе.
– Тебе, Василий Капитонович, раньше в этих водах бывать доводилось? – поинтересовался Сергей. – Отлично! Поделись опытом – какая тут гидрографическая обстановка, в чем особенности района?
Мезенцев помолчал, вспоминая и мысленно анализируя свои воспоминания о прошлых плаваньях «Арктура» в этих широтах. Достал из кармана кителя пачку сигарет, ловко прикурил, прикрывая огонек зажигалки от порывов ветра.
– Я дам тебе лоцию этого участка побережья, прочти ее внимательно. А на словах… Сложная здесь гидрография! Очень запутанная геоморфологическая картина что на суше, что под водой. Сплошные узости: шхеры, фьорды, весь берег изрезан. И потому здесь необычайно высокие приливы, это может здорово осложнить тебе жизнь. В шхерах уровень воды колеблется порой до пяти-шести метров. Словом, прятаться здесь или что-то прятать – одно удовольствие, а вот искать… Замучаешься! И на удивление крутые перепады глубин даже на шельфе, там по дну такие вроде как долинки идут, а поперек шельфа – гребни. Не донный рельеф, а настоящий лабиринт, причем трехмерный.
Их беседу прервало появление старпома, тот доложил Мезенцеву, что вахтенный гидроакустик поймал четкий сигнал: характерный шум винтов на глубине около полусотни метров, чуть вперед и вправо по курсу.
– Давай-ка, Полундра, в акустический отсек спустимся, – заинтересованно сказал капитан. – Пошарим по нашей базе данных, вдруг кто знакомый шумит?
Еще со Второй мировой войны известно: шум винтов, акустический след каждого судна уникален, как отпечатки пальцев или рисунок радужной оболочки глаза у человека. Нет двух судов, оставляющих одинаковый звуковой след, и если иметь реперные данные, акустические характеристики, то по звуковой картинке можно установить не только тип судна, но и его название, порт приписки и чуть ли не фамилию капитана. Это стало возможным относительно недавно, лет двадцать назад, когда появились сверхчуткие высококачественные гидроакустические системы нового поколения с повышенной разрешающей способностью. За эти последние двадцать лет все крупные военные флоты мира накопили колоссальное количество «звуковых отпечатков» как своих кораблей, так и чужих. Переведенные в интерактивную цифровую форму, эти акустические автографы заносились в электронные базы данных. И теперь распознавание корабля, который позволил себя услышать, стало довольно рутинной процедурой. Хотя и сейчас многое зависело от опыта и профессионализма гидроакустика, поймавшего сигнал.
