Все молчали, и в этой напряженной тишине вдруг раздалось негромкое посвистывание — Любчик, задумавшись, насвистывал любимую песню Ларионова «Гуд бай, Америка, где я не буду никогда…».
Я смотрел прямо перед собой в неестественную для сентября синеву неба, быстро двигающийся от Крымского моста антрацитовый навал туч, размытый предгрозовой свет с сизой дымкой, рафинадно-белые дома с собственным свечением, пропылившуюся, пожухшую зелень в сквере напротив, клубящуюся вокруг статуи вождя расхристанную стаю костистых бабок с жестяными прическами и транспарантами сочно-мясного цвета, ерзливую суету машин и целеустремленно-бессмысленную пробежку пешеходов. Я слушал насвистываемую Любчиком мелодию, которую так часто напевал Ларионов, а перед глазами неотступно стояла грязная зассанная телефонная будка на задворках Курского вокзала и лежащий на полу съежившийся маленький Ларионов, с серым, будто замурзанным лицом. Я подумал, что это я и раньше видел много раз, у убитых — несчастные, обиженные лица. Но как-то не доходило до сердца, пока не увидел Валерку.
— Сколько лет ему было? — спросил К.К.К.
— Двадцать четыре, — не оборачиваясь ответил я и кинул Любчику: — Заткнись…
Потом прошел к своему столу, уселся на место, сильно потер ладонями лицо и медленно сказал:
— Вчера вечером, когда его убивали, я был у Келарева. Он мне велел подать докладную… Управление безопасности требует уволить Ларионова… Вот… Освободил меня Валерка от этой работы.
— И начальству приятнее — не какого-то там нарушителя и разгильдяя гнать с треском, а печально и гордо исключить из органов в связи с гибелью на боевом посту. Всем хорошо… — заметила Ростова.
Любчик беззаботно махнул рукой:
— А нас всех, кого не застрелят — или посадят, или выгонят!
— Но нас пока, слава Богу, не застрелили, не посадили и не выгнали. Какой отсюда вывод? — спросил я.
— Расквитаться со всей джангировской бандой, — спокойно-уверенно сказал Любчик.
— А ты думаешь, что это они? — Я внимательно посмотрел на него.
— Я тоже в этом не сомневаюсь, — вмешался Кит Моржовый. — Ларионов кричал по телефону: «Они захватили американца!»
— Они! — повторил К.К.К. — Ларионов уходил от погони, у него не было времени объяснять, он кричал как о само собой разумеющемся — кроме Джангирова с компанией, он ничем не занимался сейчас!..
— Погоди, не бухти… — остановил я его. — Келарев сказал, что несколько дней назад бесследно пропал американский гражданин Левон Бастанян. Ушел из гостиницы и сгинул. Может быть, это о нем кричал Валерка?
— У Джангирова от безнаказанности совсем стерлись тормозные колодки — делает что хочет, — эпически вздохнул К.К.К.
И Кит Моржовый согласился:
— Непонятно зачем, но нахальства украсть американца у них вполне достанет.
Гордон Марк Александрович поправил на носу золотые очки:
— Могу засвидетельствовать, как бывший доктор, что сдобное холеное тело мира быстро покрывает российская криминальная сыпь. Ждем-с рожистых воспалений, экзем, гнойных пролежней…
— Дождетесь, — пообещал я.
— Ах, если бы можно было узнать, с кем вчера встречался Валера! — с досадой стукнула кулаком в кулак Ростова.
— Невозможно, — покачал головой Любчик. — Агент наверняка позвонил внезапно, что-то важное посулил, он и помчался, никому ничего не сказав… А смотреть его агентурное досье — пустое дело! Он, кроме нас, никому уже не доверял и попросту не вносил данные агентов в картотеку.
— И не сказал ни единого слова… — пробормотал Гордон.
— Что? — удивился Кит Моржовый.
— Роман был такой хороший, — пояснил ему К.К.К. и повернулся ко мне. — Шеф, хочу напомнить пункт двадцать два из инструкции по системе эффективного управления…
— Началось… — махнул рукой Любчик. Гордон Марк Александрович улыбнулся.
Кит Моржовый покрутил пальцем у виска. Я согласно кивнул.
— Руководитель, созвав сотрудников и выяснив их мнение по обсуждаемым вопросам, должен дать понятные и четкие распоряжения по исполнению, — продекламировал К.К.К.
— Хорошенькое время ты нашел для шуток, — сердито бормотнул Любчик.
— А я не шучу, — спокойно ответил К.К.К. и снова обратился ко мне: — Пункт девятнадцать — «не прибегай к заседаниям как способу коллективной защиты от индивидуальной ответственности»…
— Спасибо, Куклуксклан, пошел в жопу, — оприходовал я рекомендацию аналитика. — Вытряси из своих компьютеров все мыслимые комбинации их связей.
Показал пальцем на Любчика:
— Насчет агентуры ты прав только частично… У меня на этот счет есть соображения… Ладно, вы с Ростовой знаете, чем заниматься… Марк Александрович представит все соображения к вечеру… А с тобой, Кит, мы сейчас прошвырнемся кое-куда…
Все встали, но Любчик еще успел возникнуть:
— Имею вопрос! Командир Ордынцев, прикажите, пожалуйста, Куклуксклану покопаться в компьютере… Нужен ответ…
— Что нужно?
— Почему мафиознику, попавшему на цугундер, вся их система помогает любыми средствами, а у нас в конторе — как раз наоборот? Почему?..
— Любчик, у тебя компас есть? Иди по нему, иди…
6. Нью-Йорк. Аэропорт Дж. Ф. Кеннеди — магистраль Ван-Вик
Для пассажиров, глазеющих из окошек самолетов на подлете к аэропорту Кеннеди, терминал «Дельта», наверное, выглядит как кастрюля циклопических размеров: к громадному стеклянному цилиндру главного аэровокзала пристроена длинная четырехэтажная «ручка» — в ней бессчетная текучая армия пассажиров рассасывается по кассовым залам, посадочным стойкам, холлам-накопителям, магазинам и ресторанам. А на крыше «ручки» ползают муравьями по стоянке автомобили.
По бескрайней кровле-паркингу, где медленно плавились в палящем солнечном мареве эти сотни автомобилей, Лекарь бежал словно рэгбист-нападающий — корпус наклонен вперед, кейс, как мяч, прижат левой рукой к животу, весь в атаке — и весь в ожидании бокового удара. Издалека нажал кнопку электронной секретки, и его «мерседес» подал знакомый голос — «пик-так-тик-су-у!», приятельски мигнул фарами: тут я, босс, тут, дожидаюсь.
Рванул дверь, чемодан — за спинку между сиденьями, ключ — в замок, рявкнул мотор-зверюга, глухо и грозно заурчал под капотом. Включил на всю мощь кондиционер, задний ход, баранку налево — и погнали! Давай, приятель, давай, покажи себя!
Еще полминуты из жизни украл билетер на выездной платежной будке — ленивый жирный индус, похожий на усатую матрешку. Кинул ему пятерку — «абрашу» и, не дожидаясь сдачи, рванул во всю мочь, вихрем скатился с пандуса, через гулкий короткий туннель ухнул на площадь. Светофор сморгнул зеленую каплю света, вспыхнул жидким йодом желтый сигнал, но тут уж Лекарь не дал этим вареным фраерам ни единого шанса — прорезал тронувшийся с места поперечный поток, нагло выскочил на перекресток, довернул руль до упора налево — задние баллоны злобно-жалобно взвизгнули, и помчался серебристо-стальной «мерседес» из аэропорта навылет.
Петли дороги, разнесенные эстакадами на разные уровни, витки вздымающихся и опадающих разводок, как вывороченные наружу кишки, мелькающие зеленые и оранжевые указатели на решетчатых консолях, бликуют стеклянные сводчатые купола, плывут стрелы кранов, струящиеся в поднебесье алюминиевые трубы, навигационные башни, пульсирующие красные огни на мачтах, выползающий из ангара сверхзвуковой хищно-горбатый «конкорд». Все быстро и непрерывно движется. И ни одного человека.
Когда-то в детстве Лекарь видел такое на рисованных обложках журнала «Техника-молодежи»: фантастика, мол, космопорт на Марсе. Тот же ослепительный свет, багровая воспаленность. Машинное безлюдье.
В боковом зеркальце Лекарь рассмотрел далеко позади полицейскую машину.
Лекарь косился на нее время от времени, пытаясь угадать — просто едет в том же направлении? Или за ним? Обычный патрульный коп? Или это дружки Сеньки Дриста за ним топают?
Не важно! Не возьмут они его тут. Сейчас с Ван-Вика съезд направо, оттуда на Белт, сейчас надо затесаться в лабиринт улочек вокруг Рокавей-бульвара.
Полицейский включил световую рампу на крыше — полыхнули, забегали, заметусились всполохи тревоги, и шакальим воем заголосила сзади сирена. Лекарь взглянул на спидометр — стрелка уперлась в багровую цифру «115». Лекарь успел подумать: «Жлоб сказал бы — по-нашему это почти сто девяносто выходит», но потом он сразу забыл о нем. Сейчас коп по радио вызовет подмогу в зону, надо уходить с трассы.
Лекарь крутанул машину — вразрез двигающимся рядам, резко направо помчался на рэмп — выходной пандус с магистрали. Пронзительно завизжали тормоза отсеченных его рывком машин, что-то сзади тяжело грохотало и ухало, истерически завывала полицейская сирена.
«Может, это я зря делаю? — подумал Лекарь. — Может, это просто патрульный дурак за мной увязался? Нет! Я моим чемоданом рисковать не могу!»
