Завелась почти сразу, не успела, видно, простыть.
— Братан, — прошептал Котел, — плохо мне… Скорей вези, жми…
— Где это, Полевая? — спросил Леха. — На Усыскина выезжать?
— Не надо… Ты дом объедь, вправо… Сюда, точно. В ту дырку, между сараями. Направо потом. И дальше, через дворы все прямо… Там скажу.
Леха поехал. Дальний свет метался по обшарпанным стенам, мусорным ящикам, бакам и кучам. Прокатил через две шеренги жестяных гаражей и деревянных сараюшек, повернул вправо. Здесь была другая застройка — хрущобная. Одинаковые коробки-пятиэтажки стояли в шесть рядов. Леха ехал между пятым и шестым рядами, ни огонька в окнах не светилось.
— Слышь, дальше-то куда? — спросил Леха, доехав до восьмого по счету дома и упершись в Т-образную развилку. — Направо или налево?
Котел не ответил. Леха притормозил, снял руку с баранки, тряхнул Котла за плечо. Тот замычал, открыл глаза.
— Дальше куда, спрашиваю?
— Туда… — уже совсем не по-живому ответил Котел. — Влево…
Леха поехал влево, вдоль какого-то забора, похоже, какой-то армейской части, который был справа и вдоль торцов пятиэтажек слева. Котел опять закрыл глаза и стал наваливаться на Леху сбоку.
— Не спи! — заорал Леха в испуге. — Не спи, сдохнешь!
Котел молчал. Коровин плечом оттолкнул его от себя, нажал тормоз.
— Ты чего? — Леха поставил «восьмерку» на ручник и пошлепал Котла по щекам. — Юрка! Ты чего?
Котел скосился набок и макушкой уперся в стекло правой дверцы. Леха заглушил мотор, обеими руками встряхнул Котла.
— Ты чего… — язык присох, еле ворочался, не мог выговорить страшное. Котел не двигался. Когда Леха его тряс, голова бессильно моталась. Неужто помер?
Расстегнул на Котле куртку, прижался ухом к свитеру… Не тюкает. Еще раз тряхнул — из куртки вывалился тяжелый, пухлый бумажник. Раскрылся. В слабеньком зеленоватом свете приборов на панели автомобиля Коровин различил, что полбумажника набиты купюрами, а в другой лежит записная книжка с маленькой металлической авторучкой. Подобрал бумажник и как-то машинально сунул себе в карман. Еще раз по щекам похлопал, тряхнул. Ничего…
Мертвый. Тут Леху опять ударила дрожь. Он трясущейся рукой открыл левую дверцу, задом выскочил, захлопнул… Огляделся.
Никого и ничего. Окна не светятся, на дворе ни души. Леха сделал пару шагов назад, пятясь от машины, а потом развернулся и побежал бегом. Быстро, как только мог, при своем пропитом и прокуренном организме. Бежал просто, абы куда, абы подальше от человека, который только что говорил, а теперь помер…
Вроде, казалось, будто недолго ехали, а пешком получилось долго. Но почему Леху принесло обратно к Нинкиному дому — хрен его знает. Не хотел он туда возвращаться, не собирался — а ноги сами принесли. Очухался только у двери, когда звонил.
— Сейчас, сейчас! — отозвалась Нинка.
Открыла, даже не спросив кто. Но испугалась так, будто не Леха вернулся, а кто-то еще. Смотрелась Нинка получше, чем перед тем, как Леха увез Котла. Она успела умыться и синяк под глазом слегка припудрить. Впустила Леху на темную кухню, закрыла дверь в коридор. Зачем-то глянула в окно.
— Ты зачем вернулся? — прошипела она. — Уходи сейчас же!
— Помер он… — пробормотал Леха тихо. — В машине…
— Уходи отсюда! — прошипела Нинка. — Сейчас сюда его ребята приедут. Через минуту после того, как ты уехал, позвонили. Нужен им, срочно.
— А ты чего сказала?
— Я… Я сказала, что нету его у меня. Они не поверили. Сказали, что через пять минут приедут, проверят. Уходи, скорей уходи! Я только более-менее все прибрала, кровь затерла, посуду битую выкинула. Ради Бога, беги отсюда, пропадем ведь…
— Так ведь бабка все равно проскажется, — припомнил Леха. — Надо вдвоем!
— Найдут. Если я с тобой уйду, найдут, в деревню наедут. Уходи, не телись! А бабка не дура, она уж все поняла. Помолчит.
Леха сделал только шаг к выходу, когда за темным окошком кухни мелькнули пучки света мощных фар.
— Ой! — взвизгнула Нинка. — Проканителились! Все!
— А может, не они? — понадеялся Леха.
— Да они, они! Ой Господи! Куда ж тебя девать-то? Сейчас ведь придут!
Леха даже как-то не сообразил после всего-то, что вполне может назваться каким-нибудь племянником кого-нибудь из жильцов, которых сейчас нет. Приехал, понимаешь, а их дома нет… Куда там соображать, когда чуть с ума не сходил от страха.
— Придумала! — Нинка схватила Леху за руку и потащила в комнату. Леха только успел подумать, что, может, лучше вниз проскочить, но оставил это дело при себе. Страх парализовал ум.
Нинка притащила Коровина в ту самую комнату, где они мирно почивали перед появлением Котла.
— В шкаф полезешь! — сказала Нинка.
— Да я уж лазал… — пробормотал Леха, указывая на гардероб.
Не в этот, отмахнулась Нинка, — вот сюда в стенной. Смотри!
Она распахнула дверцу, старинную, с бронзовой позеленелой ручкой. Там были несколько узких, в полметра шириной полок, на высоте сантиметров сорок друг от друга. Все забиты стопками белья кошке не втиснуться.
— Ты что, смеешься? — выпучился Леха, но Нинка, не отвечая, решительно выхватила с нижней полки сначала одну стопку простынь, потом другую, уложила на кровать и приказала:
Лезь, там, за доской, — пусто. Ногами лезь дурак!
Леха прилег на пол, сунулся ботинками в доску она подалась. Вполз внутрь, ногами вперед.
В это время тишину прорезали три громких и грозных звонка.
— Пришли! — лихорадочно забрасывая стопки белья на полку, прошипела Нинка. — Там шпингалеты есть, дверку закрой!
Леха убрал голову за доску, нащупал шпингалеты, задвинул. Нинка захлопнула дверь шкафа, и стало совсем темно.
Осторожно ощупав все руками, Коровин понял, что посажен внутрь неработающей и замурованной печки. Между тем Нинка уже открыла дверь гостям. В коридоре затопало сразу несколько пар тяжелых ног, загудели громкие, не привыкшие стесняться голоса. Открылась дверь, ведущая из комнаты в коридор, послышалось заискивающее воркование Нинки:
— Да нету, нету его у меня, ребята! Разве я стала бы врать?
— Не мельтешись, подруга, — властно посоветовал кто-то солидный. — У нас свои глаза есть. Посмотрим, разберемся…
— Смотрите… — пролепетала Нинка. — Сказала же — нет его.
Затопали, стали двигать мебель, что-то высматривать. Двое прошли за перегородку. Леха затаил дыхание, когда заскрипела дверца гардероба, а когда один заглянул в стенной шкаф, то у Коровина чуть сердце не остановилось. Но все обошлось. В шкаф бандюга не полез, даже белье не выкинул. Поскрипев половицами и пошевелив постель, он вернулся обратно, туда, где были остальные.
— Нет ничего, Барон, — сказал тот, что осматривал спальню, и Леха узнал голос Лопаты, одного из тех, кто был в лесу с Котлом.
— А ты под кроватью смотрел? — еще один знакомый голосок проклюнулся — Мосел ехидничал.
— Смотрел, там нету…
Дружно и громко заржали. Затем тот, солидный,
резко оборвал хохот, сказав:
— Закончили смешочки. Ну-ка, Нина Батьковна, колись напрямую: когда Котел отсюда ушел?
— Да не было его! Не было, ребята, — повторила Нинка.
— Ты не бойся, дуреха, — пророкотал Барон. — Ничего он тебе не сделает. Скажи честно, был он здесь или нет? Думаешь, если ты фингал замазала, так я не пойму, кто тебе его поставил?
— Ну…
— Был или нет?! Второй фингал хочешь?
— Был! — взвизгнула Нинка. — Был и ушел, как вы позвонили. А мне велел не говорить, убить обещал…
— Вот это похоже на дело. Он один был или с кем-то?
— Один.
— Точно? Может, тоже не велел говорить?
— Один, точно говорю, один!
— А не говорил тебе Котел, отчего это он нас застеснялся?
— Нет. Он только сказал, чтоб я вам ничего не говорила и все.
А спрятать он тебя ничего не просил?
— Не просил.
Честно? Ничего-ничего? Даже мелочь какую-нибудь?
Вот привязался! Ни шиша он мне не давал И прятать не просил.
Смотри, если найдем что-нибудь! Лучше сразу скажи.
Но тут что-то затюлюлюкало. Должно быть, телефончик такой, как в импортных фильмах показывают. Карманный.
— Слушаю! — прогудел Барон. — Привет, Кеша. Чего не спится на страже мирного труда? Ну, огорчай если не очень… Ах, очень?! Да-а? Совсем? Ладно, сейчас подъеду.
— Чего случилось? — поинтересовался Мосел.
— Ничего особенного. Котла замочили. Насмерть. Сворачиваемся отсюда! А ты, Нинуля, подумай хорошенько. Мы не прощаемся!
Они с шумом вышли из комнаты, протопали по коридору, хлопнули дверью. Потом откуда-то с улицы долетел шум заводящегося мотора.
Леха впервые за полчаса разрешил себе шумно выдохнуть. Но вылезать не решался до тех пор, пока Нинка не постучала в доску.
