Все смотрят только на нас.
— График работы, частотные характеристики и зона обнаружения наших РЛС были заранее определены американскими самолетами-разведчиками. Самолеты типа РБ-50 базируются в Японии. На борту имеют аппаратуру радио- и радиотехнической разведки. Поэтому диверсионной группе и была поставлена задача уничтожить РЛС перед началом воздушной атаки. Все было скоординировано по минутам. Когда звено Ф-86 поднялось в воздух, диверсанты уже орудовали на посту наблюдения.
— Способ заброски группы? — спрашивает адмирал, начальник разведки.
Андрей на мгновенье теряется.
— Разрешите? — перехватываю я инициативу. Мне понятно, что Василенко в первую очередь летчик и технарь. — Теоретически возможна высадка с подводной лодки. Еще до войны здесь, на Тихоокеанском флоте, отрабатывался выход водолазов-разведчиков через торпедный аппарат подводной лодки. Лодка при этом находилась в подводном положении.
В настоящее время на Западе есть высококвалифицированные боевые пловцы. В Западной Германии это матросы и офицеры «Кляйнекампфербанд» — соединения малого боя гитлеровских ВМС. В Италии это подводные диверсанты 10-й флотилии малых штурмовых средств. Ею командовал капитан первого ранга Валерио Боргезе. Сейчас этот убежденный фашист сотрудничает с американской разведкой. Италия и Западная Германия — члены НАТО. Практичные американцы просто не могут не использовать эти опытные боевые кадры.
— Черный князь — так, кажется, зовут Боргезе? — спрашивает какой-то адмирал.
— Так точно, товарищ контр-адмирал.
— Продолжайте. — Адмирал одобрительно кивает.
— Я уверен, что здесь действовала не разведывательно-диверсионная группа. Высадку с воздуха на парашютах сразу бы засекли посты воздушного наблюдения.
— А кто же? Ангелы с небес, что ли? — прерывает меня какой-то генерал береговой службы.
— Я уверен, что сработала спящая диверсионная резидентура. Судя по почерку, это мог быть и агент-одиночка. Получив сигнал по радио, агент прибыл в данный район на надувной шлюпке и так же ушел после выполнения задачи. Рядом с постом находится рыбачий поселок. Кроме того, в округе есть несколько деревень.
В воздухе повисла гнетущая тишина. Все присутствующие молчат. Только мой комбриг, сидящий за левым столом, незаметно одобрительно кивает мне.
— Вы в этом уверены, капитан? — на меня тяжело смотрит генерал из МГБ.
— Так точно, товарищ генерал. Неизвестная подводная лодка не смогла бы подойти к нашему берегу.
Лицо генерала начинает наливаться кровью.
— Капитан-лейтенант Черкасов доклад закончил, — говорю я, глядя на генерала.
Сейчас я кидаю камень в его огород. Получается, за все это в первую очередь должны отвечать его подчиненные. Но я не просто выгораживаю моряков и летчиков, я знаю, как несут службу наши сторожевики и флотские из охраны водного района. Плюс морская патрульная авиация.
— Свободны, — буквально рычит на нас генерал.
— Есть, — четко по уставу вскидываю руку к фуражке и, повернувшись кругом, вылетаю в приемную. Василенко выходит следом.
Андрей молча жмет мне руку.
То, что произошло после нашего выхода наверх, я потом расценивал как чудо. Возле машин, на которых прибыли генералы и адмиралы, стояли несколько офицеров.
— Витька, ты, что ли? — ко мне, улыбаясь, подошел майор в общевойсковой форме.
Я сразу даже и не сообразил, кто это. Потом мы обнялись. Сейчас майор Дмитриев служил в Приморском управлении МГБ. А в июне сорок первого, после окончания Высшей школы НКВД, он начал службу в войсках Особой группы НКВД [59]. В начале августа в отряде Медведева они были первыми из бригады заброшены в глубокий немецкий тыл.
Потом, с декабря сорок первого, Петр готовил младших командиров в нашей бригадной школе. Я у него был в числе лучших курсантов. Вместе мы работали в немецких тылах на Кавказе. Там Петра тяжело ранили. После госпиталя он служил уже здесь — отбирал и готовил партизанские кадры. Опасность японского нападения оставалась вплоть до Сталинграда и Курска.
Мы снова встретились в июне сорок пятого, когда нас перебросили на Дальний Восток. Петр тогда занимался нашей доподготовкой.
А сейчас мне его Бог послал.
— Петро, выручай. Мне семью срочно отправить надо. — Я с ходу беру быка за рога.
— Я всего третий месяц в транспортном отделе работаю. Но, что смогу, сделаю. Куда ехать-то надо? — чуть подумав, спрашивает он.
— На Урал. В Чкалов или куда поближе — в Омск или Челябинск. А там уж жена с дочкой доберутся. Я знаю, что билеты на поезд уже не достать, поэтому и прошу тебя.
Майор несколько минут думает. Потом говорит:
— Завтра в четыре тридцать утра я пришлю машину. Билеты твоя жена возьмет перед отправлением поезда, это я обеспечу. Идет?
— Петро, с меня причитается. — Я коротко обнимаю его.
— Ладно, свои люди, сочтемся. Бывай, Витек, мне здесь кое с кем еще переговорить надо.
Я бегу на КПП. Вижу в воротах «газик». Андрей Василенко, чуть высунувшись, махнул мне рукой на прощание. Все понятно. Ему начальство уже нарезало задач.
Из помещения КПП я по телефону через бригадный узел связи быстро дозвонился до нашего общежития. Трубку подняла комендантша.
— Але, Марья Петровна, позовите, пожалуйста, Айжан Черкасову к телефону.
Минут через десять слышу в трубке:
— Але, Черкасова слушает.
— Слушай внимательно. Утром ты с Машей уезжаешь домой в Чкалов. Я постараюсь вас проводить. Прямо сейчас начинай собираться. Все. Конец связи, — по привычке говорю я и кладу трубку.
Мне все-таки удалось проводить жену с дочерью. Для этого, правда, пришлось побывать в самоволке.
Ночью я вышел из штаба.
— Далеко собрался? — спросил дежурный капитан третьего ранга из оперативного отдела.
— Да воздухом подышу, а то башка уже не соображает, работа не идет.
Дежурный понимающе кивнул. Он знал, что в бригаде я с флотского КП возвращался в машине комбрига и по дороге начальник штаба надавал мне задач, как говорится, выше крыши.
Я отдал честь знамени соединения, возле которого стоял матрос с карабином, и вышел на улицу. Зайдя за здание штаба, я перелез через забор и неслышно быстрым шагом пошел к нашему дому.
Петр Дмитриев сдержал слово — «газик» подъехал вовремя. Я поцеловал дочку, обнял жену и посмотрел вслед отъезжающей машине. Из вещей у жены был только один чемодан.
После отъезда семьи у меня гора свалилась с плеч. Хотя бы за их жизни можно не беспокоиться. Хотя американцы официально не объявляли войну, мы все понимали — мир уже висит на волоске. Правда, пока продолжения бомбежек не было. Гитлер, кстати, тоже войну Советскому Союзу не объявлял. А Владивосток, Находка, Советская Гавань — это флотские базы, аэродромы и береговая инфраструктура флота. В случае чего здесь всем несдобровать.
Я достаточно наслушался, что было с семьями военных на западной границе в июне сорок первого. Впрочем, для меня это предвоенное состояние началось отнюдь не выходом в море или еще чем-то героическим. Сейчас моя работа — чертить тактические схемы и планы взаимодействия. Делать это надо аккуратно, на больших листах ватмана, черной тушью.
Я работал с вечера почти всю ночь, утро и день. Перерывы были только на ужин, завтрак и обед. Я уже плохо соображал, периодически делал ляпы и подтирал их ластиком. Матрос-чертежник еще не вернулся из госпиталя.
— Да, товарищ капитан-лейтенант, штабной культуры бы вам не помешало добавить, — язвительно сказал начальник штаба, глядя на мое рукоделие.
Я смотрел одуревшими глазами и виновато помалкивал.
Но, к счастью, моя штабная служба закончилась быстрее, чем я ожидал. Через двое суток после отъезда семьи меня опять вызвали к начальнику штаба. Комбриг вышел в море, и начштаба был сейчас за главного.
— Товарищ капитан-лейтенант, вы убываете в командировку. Место прибытия — город Москва. Через два часа с флотского аэродрома вылетает транспортный Ли-2. Он летит до Куйбышева. Далее доберетесь поездом. Вопросы?
— Никак нет, — бодро ответил я.
— Проездные документы получите в строевой части. Вы свободны.
* * *
В Москве ранним воскресным утром меня на Казанском вокзале встречал подтянутый капитан с эмблемами связи на погонах. Встречал он не только меня. За те шесть часов, что мы провели на площади трех вокзалов, к нам присоединилось еще семь человек. Все они прибыли с разных концов страны. Четыре моряка и три армейца. Трое моряков были с погонами плавсостава, четвертый капитан — в форме морской авиации со значком парашютиста, на котором были цифры 100. Двое сухопутчиков были танкистами, один с эмблемой Инженерных войск. В званиях они были от старшего лейтенанта до капитана третьего ранга. Все невысокие, но крепкие тренированные
