Виктор лежал, широко раскинув руки. Плотно сжатые веки вздрагивали, и тогда он морщился, словно от боли. Дыхание было прерывистым, грудь то поднималась вверх, будто он готовился нырнуть в воду, то опускалась и надолго замирала. Бледное лицо блестело от пота. Он застонал, голова оторвалась от маленькой подушки, пальцы вцепились в черный шелк простыни. Судорога, прокатившаяся по телу, заставила его сесть. Он покачнулся, протяжно выдохнул, ладони скользнули по гладкой простыне, и он упал на спину. Лицо сразу сделалось неживым, устало и расслабленно легли веки.
В этом мире никуда не надо идти, всюду можно оказаться, стоит лишь захотеть, стоит представить себя в нужном месте, и ты будешь там, с той скоростью, с какой пожелаешь.
* * *
Он представил себя летящим, и густой, бордовый туман тут же всосал сделавшееся невесомым тело. Быстрее, быстрее, еще быстрее! Тело сделалось огненной каплей, прожигающей плотную вату тумана. Странно, но он не утратил способности видеть, хотя был уверен, что у того, во что превратилось его тело, не может быть глаз. Сквозь разрывы в клубах тумана внизу мелькали искореженные огнем и дождями бетонные конструкции, маслянистые озера, ржавые островки посреди выжженной степи, черные спички сгнивших деревьев… Он представил, что летит еще быстрее, и тело стало вытягиваться все больше и больше, пока не превратилось в тонкую спицу. В сознании всплыло — «скорость света», и спица вспыхнула нестерпимо ярким огнем. Исчезло ощущение полета. Исчезло все…
* * *
Тень, стоявшая в дверном проеме, исчезла. Через несколько секунд мягко щелкнул замок входной двери.
* * *
Черная пористая стена. Он едва не врезался в нее, даже успел ощутить холод, идущий от нее, изогнул тело, и оно, как планер, поймавший ветер, стало набирать высоту. Закинул вверх голову. Тучи разбивались о стену, в серых водоворотах матово вспыхивал солнечный свет. Он представил, что уже там, выше туч, брюхом скользящих по земле, навсегда закрывших от нее солнце. Скорость полета стала возрастать с каждым ударом сердца. Быстрее, быстрее, еще быстрее… Сердце не выдержало бешеной гонки, взлетело вверх и…
…И он растворился в ослепительно чистом сиянии. Ощущения тела пропало. Он сам стал частичкой света и огромным сияющим океаном одновременно. Невероятная легкость, звенящая радость, счастье. Неземное счастье…
Частички света закружились в хороводе, свечение все уплотнялось, меркло, пока загустело и не приобрело форму женской фигуры.
* * *
Легкие шаги, и в проеме двери вновь возникла тень. Фигура была женской.
* * *
Нагота ее была совершенна и страшна. Тело, словно отлитое из черного металла, исходило жгучим жаром. Он знал, что нельзя смотреть ей в глаза, и что было сил зажмурился.
* * *
И тогда он услышал свое имя. От этого звука свет дрогнул, горящие частички его посыпались миллиардами звезд. И сделалась Тьма…
— Он не слышит. — За спиной женщины возникла тень. — Он сейчас далеко.
Женщина прошла в комнату, тихо присела на край постели. И сразу же растворилась в полумраке, темный комбинезон и капроновая сетка на голове сделали ее невидимой на фоне черной простыни. Мужчина беззвучными кошачьими шагами обошел низкое ложе, на котором головой к окну лежал Виктор. Опустился на колени.
Сквозь приоткрытые губы вырвался слабый стон, Виктор поморщился и прошептал:
— Ли… ли… Лилит!
Женщина рукой, затянутой в черную перчатку, провела по его груди, пальцы скользнули по левой ключице, замерли, уткнувшись в пульсирующую ложбинку.
— Виктор, открой глаза! — отчетливо прошептала она.
Виктор вздрогнул и распахнул глаза. Женщина нащупала его ладонь, потянула, помогая сесть.
Виктор очумело потряс тяжелой головой, смазал пот с лица. Долго всматривался в лицо под тенью густой сетки.
— Ты?! — выдохнул он.
И тут же сильные руки намертво захватили шею в замок. Виктор попробовал сопротивляться, но быстро затих. Широко распахнутым ртом сипло втягивал воздух.
— Конечно же, я, — продолжила женщина, словно ничего не произошло. — Ты сам меня вызвал к жизни. Сам, даже меня не спросил. Так что, Виктор, извини, теперь я делаю, что хочу. Или, что считаю нужным. — Она кивнула мужчине, тот чуть ослабил захват.
— Ты — сумасшедшая! — просипел Виктор, роняя с губ слюну. — Тебя обложат, как бешеную собаку, и забьют камнями.
— Сомневаюсь, — усмехнулась женщина. — Уже сейчас любой, кто попытается отыскать меня, обречен. Очень скоро все будут валяться у моих ног и молить о милости облизать пыль с моих сапог. Но я поджарю их раньше, чем они сумеют понять, с кем решили спорить.
— Сумасшедша… Я-ах!
Женщина легко выбросила руку вперед, едва прикоснулась большим пальцем к его груди, и Виктор, бешено вытаращив глаза, забился в руках мужчины. Тот сильнее сжал замок на его шее, Виктор обмяк.
— Больше всего мне хочется раскроить тебе голову и заставить жрать собственные мозги. Пока тебя не выворотит знаниями, которыми ты так старательно ее набил. — Женщина подняла его за подбородок, заставила смотреть себе в глаза. — О, нам страшно? Глупыш! Я хочу и могу это сделать. Но не стану. Я совершаю лишь то, что должно.
Она встала, сделала знак мужчине, тот заставил опуститься Виктора на колени и наклонить голову. Женщина поставила ногу ему на спину и прошептала:
— Я — Лилит, нареченная Князя Света, данной мне Властью обрекаю тебя, Страж Востока, на вечное забвение. Быть тебе между небом и землей. Да будет так!
С этими словами мужчина резко выпрямил Виктора, хрипло выдохнул, повел плечом.
Громко, как сломанная ветка, хрустнули шейные позвонки.
Подседерцев что есть силы уперся ногами в пол, вдавив себя в кресло. Машину несло по мокрому асфальту, отчаянно выли покрышки. Перекресток приближался неотвратимо, как в страшном сне. На фоне светлеющего неба ярко горел красный глаз светофора. Машина несколько раз вздрогнула и клюнула передком, окончательно остановившись. Через мгновение наперерез по перекрестку промчался грузовик.
— Во козел! — послал ему вслед Ролдугин.
— Сам-то кто?! Разогнался, как по взлетной полосе, — проворчал Подседерцев, пристегивая ремень безопасности. — Тебе, Серега, только труповозкой рулить, в ней пассажирам уже все по фигу.
— Ладно тебе, Боря, — нервно хихикнул Ролдугин, дрогнув седой щеточкой усов. — Ну превысил немного скорость. На дело же едем! Гаишник докопается, суну ксиву — он и заглохнет.
— Еще раз попробуешь проскочить на красный свет, в морге твою ксиву читать будут. — Подседерцев сунул в рот сигарету. — Поехали. Только не гони.
Приспустил стекло, высунув наружу руку с сигаретой. Ролдугина от табачного дыма, оказывается, тошнило.
Машина плавно катила по проспекту Вернадского. Жизнь, несмотря на поздний час, не ушла с городских улиц. У ярко освещенных витрин ларьков и магазинчиков кучковался народ. То и дело, кто покачиваясь, кто молодым оленем, через проспект перебегали загулявшие граждане. В темных аллейках мелькали белые ножки женщин. Проносились иномарки, гремя на всю округу рвущейся из салонов музыкой.
«Живут и беды не знают, — вздохнул Подседерцев. — Есть мы, нет нас — им крупно по фигу. Выпили, закусили, морды побили, трахнулись и спать завалились. А утром… Утром могут и не проснуться».
Он еще раз стал перебирать в уме факты. До сих пор угроза теракта для него была лишь пятым тузом в колоде, умело вброшенном кем-то в политическую игру. А что еще оставалось людям делать, если Первый перед выборами сдал себе все тузы? Логика в этом была. Но действия параноика-одиночки — это уже из разряда оперативного бреда. Слишком невероятно, чтобы поверить, и слишком безумно, чтобы просчитать. В причастность Белова верилось больше. Но напрочь отмести мысль об одиночке становилось все труднее и труднее. Слишком притягательной она теперь была. Как пропасть у самых ног.
«Ему абсолютно наплевать на то, что вы называете политикой», — всплыли в памяти слова Виктора. И еще, страшное: «Взять штурмом небо — это путь одиночек».
— Прими вправо и тормози! — Подседерцев очнулся, увидев одинокую фигуру на бордюре. — Вон он стоит.
— Кто? — удивился Ролдугин, выворачивая руль.
— Молодой из моих. Димка Рожухин. Перед выездом ему позвонил.
— На кой он нам?
— А вдруг там что-то не так? Тебе охота светиться?
— Резонно, — кивнул Ролдугин, аккуратно подогнав машину к бордюру.
Дмитрий наклонился к стеклу, узнал Подседерцева, улыбнулся.
— Прыгай в машину, Дима, — скомандовал Подседерцев. — Молодец, догадался прилично одеться, — обратился он к Ролдугину. — А то мы с тобой в спортивных костюмах, как бандюки дешевые. Только цепей на шее не хватает.
