Тиллер и Барнсуорт переглянулись и выпалили одновременно:
– Не может быть, шкипер.
За последние дни они крепко усвоили, что когда их командир начинал вдаваться в историю, лучше всего было проявить интерес, но ни в коем случае не задавать вопросов, ответы на которые так или иначе ничего им не говорили.
На борту ЛС8 все еще воняло рыбой, но капитан судна, заросший пышной бородой, за которой пряталось моложавое лицо, продемонстрировал свои владения с плохо скрываемой гордостью. Он представился как Эндрю Мейген. Две сплетающиеся волнистые линии на погонах форменной рубашки свидетельствовали о том, что он является лейтенантом резерва из добровольцев королевского военно-морского флота.
– Кто-нибудь из вас ходил под парусом? – спросил лейтенант.
Оба признались, что нет, не ходили.
– Ничего, – успокоил их Мейген, – нет никаких премудростей. Главное – держитесь подальше от паруса и не суйтесь куда попало, а то не сносить вам головы.
Тиллер знал, что добровольцами во флотский резерв часто идут яхтсмены-любители, неплохо знающие свое дело, и эта мысль его несколько успокоила. Хотя над ЛС8 развевался белый флаг военно-морского флота, каик больше походил на яхту, чем боевой корабль. Он не имел ничего общего с тем, что видел Тиллер во время службы на флоте, где палубы драили добела и медь сверкала, как золото. По его мнению, профессиональный морской офицер скорее бы согласился умереть, чем ступить на борт судна, подобного этому каику. Но, может, так оно и лучше. Ведь не зря же существует присказка о трех самых бесполезных предметах на борту парусного судна. Как там? Ага, зонтик, часы-кукушка и военно-морской офицер.
– Свободного места, боюсь, у нас немного, – извинился Мейген, – но вам предстоит провести на борту всего одну ночь. Мы хотели бы добраться до Сими до рассвета.
Пассажиры заглянули в небольшой трюм каика, до отказа забитый канистрами, картонками с продовольствием, ящиками с боеприпасами и всевозможным оружием. Тиллер удостоверился, что погрузили его ящик с пластиковой взрывчаткой и магнитными минами, и отметил, что к переборке прикреплена рация. Антенна, скорее всего, была протянута вверх в середине мачты.
– Мне такую рацию раньше видеть не приходилось, – сказал он Мейгену.
– Это с истребителя-бомбардировщика «киттихок», который теперь оборудован новейшими моделями с ультракоротковолновым диапазоном, а старье мы убедили янки передать нам. Для наших целей штука идеальная.
Палуба тоже была завалена всяким имуществом. Много места занимал свернутый парус. Возле небольшой рубки у кормы были принайтованы два небольших якоря и еще два более крупных лежали в носу с аккуратно свернутыми перлинями.
– Якорей у вас хватает, – мимоходом заметил Тиллер.
– У нашего двигателя нет заднего хода, – небрежно бросил Мейген, – а временами приходится останавливаться.
Перед мачтой на двуноге было установлено орудие, покрытое чехлом. Мейген поднял край чехла, и Тиллер увидел, что затвор расположен слева, в отличие от британских орудий. С таким ему прежде не доводилось встречаться.
– Это «солотурн», – объяснил Мейген, – полуавтоматическое противотанковое орудие калибра 20 мм. Сделано в Швейцарии. Макаронники применяли их против наших танков в пустыне. Оставляет в неприкосновенности любую броню, но консервную жестянку пробьет запросто и способно вызвать священный трепет у всего, что плавает в местных водах.
Взревела «матильда», и корма окуталась клубом черного дыма.
– А с кем нам скорее всего доведется повстречаться? – спросил Билли.
– Надеюсь, никого не встретим, если вспомнить, что макаронники капитулировали. Но у них было несколько небольших торпедных катеров, которые немцы вполне могли прибрать к рукам. У немцев несколько шхун, несущих вооружения, их они используют для снабжения отдаленных гарнизонов, и одна или две самоходные баржи.
– Последние, – пояснил он, когда понял, что слушатели его не понимают, – представляют собой не более чем плавучие платформы в системе противовоздушной обороны. Их орудие главного калибра – 105-миллиметровые пушки, которые способны разнести нас в щепки за тридцать секунд. Я стараюсь держаться от них подальше. Но в любом случае перед нами не стоит задача топить противника. Напротив, главное в нашем деле – держаться вне поля зрения наших оппонентов или замаскироваться с таким расчетом, чтобы нас приняли за местное судно, а потом высадить в нужном месте таких парней, как вы, и вовремя забрать, если есть в том необходимость. Короче, провернуть все так, чтобы фрицы спохватились, когда уже дело сделано.
Матрос и механик, которых представили как Сэнди Гриффитса и Джока Брайсона, начали отдавать швартовы, а Мейген стал к штурвалу, чтобы вывести ЛС8 из гавани.
– Мы используем любую возможность, чтобы не выходить в открытое море, – сказал капитан. – Поэтому мы войдем в прибрежные воды Турции и проследуем вдоль побережья.
Как только они вышли из гавани, Мейген укрепил штурвал между колен, достал карту и показал команде СБС путь следования, проведя пальцем вдоль турецкого побережья.
– Вот здесь нам придется отойти от берега, чтобы добраться до Сими, и на этом отрезке нас могут поджидать неприятности. С тех пор как немцы заполучили под свой контроль аэродромы на Родосе, они могут устроить патрулирование моря с воздуха. Но будем надеяться, что мы совершим этот переход, когда будет еще темно.
Из трюма показался Гриффитс, и солдаты СБС заметили, что он, как и Брайсон, переоделся, и теперь на них были старые кепки, поношенные брюки и потертые куртки.
– Не пора ли поднять турецкий флаг, сэр? – спросил Гриффитс.
Мейген утвердительно кивнул, и место британского флага занял красный турецкий флаг со звездой и полумесяцем.
– Мы называем себя флибустьерами, и теперь вы знаете почему, – сказал Мейген.
– Флибустьерами?
– Нерегулярными частями. Фактически пиратами. Если бы вельможные лорды адмиралтейства проведали, что мы идем в нейтральных водах под чужим флагом, да еще и нейтральной страны, нас бы повесили, распотрошили и четвертовали.
Выйдя за пределы гавани, каик стал качаться и раскланиваться с волнами. Корпус судна и снасти скрипели и тужились от напряжения, вызванного необходимостью рассекать волны при скорости в восемь узлов. Как пояснил Брайсон, двигатель «матильда» обладал мощностью, превосходящей возможности судна, но можно было утешиться тем, что не было много шума, поскольку двигатель использовали лишь на четверть мощности.
Мейген направил ЛС8 на северо-восток к берегам Турции, а потом повернул на северо-запад, чтобы обогнуть мыс, защищавший гавань. Как только они его миновали, увидели, что солнце скрывается за горизонтом по левому борту. Впереди лежала, казалось, непроглядная тьма, но по мере того, как привыкали глаза, они увидели первые звезды, вспыхнувшие на небе, и с трудом могли рассмотреть очертания мыса. Даже на таком расстоянии он выглядел высоким и неприступным.
Горб Кастельроссо быстро исчезал за кормой и постепенно слился с морем. Каик дернулся и ухнул вниз, обдав пассажиров каскадом брызг. Рулевой громко выругался, когда вода плеснула ему в лицо.
– Ветер то, что надо, – заметил Мейген.
– Что такое мельтеми? – спросил Барнсуорт у Гриффитса.
– Сегодня на этот счет можешь не волноваться, – ответил Гриффитс. – На вашем месте я бы подыскал себе укромный уголок.
– А где? – спросил Тиллер.
– Вон там, – показал Гриффитс на свернутый парус. – Там сухо и тепло.
От паруса пахло брезентом и смолой, а палуба отдавала рыбой. Немного повозившись, устроились вполне сносно, даже с комфортом, когда сумели найти место у байдарки, взятой на борт. Тиллер вытянулся на палубе, подложив под голову берет и пристроив рядом незаряженную винтовку.
Под ними вздымалась и падала палуба ЛС8, а машина мирно урчала, навевая сон.
Привычный кошмар на этот раз выдал иной сюжет, и Тиллер внезапно проснулся в полном сознании. Он сразу же вогнал обойму в винтовку, что было автоматической реакцией на неизвестность. Хотя было непонятно, что происходит, не было и тени сомнения, что все не так, как было. Потом уяснил, что его разбудила наступившая тишина. Каик застыл на месте и слегка покачивался на волнах.
Тиллер выбрался из паруса, встал и прошел к корме. Мейген, тоже переодевшийся в штатское, подавал разводной ключ Брайсону, ковырявшемуся в машине. Ларсен светил им фонариком.
– В моторах разбираешься? – спросил Мейген.
В ответ Тиллер отрицательно мотнул головой.
– Тиллер ремонтом не занимается, – усмехнулся Ларсен. – Он все больше по части разрушений, не так ли, сержант?
– Хорошо бы, если бы кто-то догадался взорвать танк, с которого сняли этот проклятый двигатель, – проворчал Брайсон, ни к кому не обращаясь. – Он с самого начала выкидывал разные штучки, и я им об этом говорил еще в Бейруте.
