сестры. Я даже не понимал, что делаю, просто выполнял инструкции, данные мне. Я обычный преподаватель, работаю в техническом колледже, обучаю студентов механике.
– Разберемся, герр Краузе. Если вы ни в чем не виноваты, то получите глубочайшие извинения от компетентных органов. Вас, кстати, хотели убить. Это были не мы, а люди, отправившие вас на рынок. Ненадежные у вас партнеры, согласитесь. С такими негодяями лучше не связываться.
– Я ничего об этом не знаю. Эти люди мне не партнеры.
– Ладно, парни, пакуйте его, – бросил Влад. – В отделе будем разбираться.
После обеда зарядил густой дождь. Он лил как из ведра, превращая разрушенный город в болото. На улицах образовались лужи, машины буксовали в ямах, заполненных водой. Громыхал гром, в небе вспыхивали росчерки молний.
Градов задумчиво смотрел в окно, постукивая карандашом по столешнице.
В Красной армии довольно широко использовался гужевой транспорт. Лошади бензина не требовали, а сена и кормов на заброшенных немецких складах осталось с избытком.
Повозка сломалась на аллее, тянущейся вдоль здания. От нее отвалилось колесо. Возница сокрушался, бегал вокруг телеги. От груза он давно избавился, видимо, привез продукты в штаб. Лошадь стояла под дождем, понурив голову, помахивала хвостом. Сзади подъехала «эмка» с офицерами, водитель нетерпеливо гудел. Телега, пропади она пропадом, загородила весь проезд!
Влад задернул штору, оторвался от окна. В комнате для допросов было сухо и тепло. Сотрудники с отсутствующим видом сидели по углам. Олежка Романовский еле сдерживал зевоту.
Арестант ерзал по табурету, дрожащие руки лежали на коленях. Голова была опущена. Это верный признак покаяния. Из документов явствовало, что это действительно Максимилиан Краузе, пятьдесят один гол, место проживания – район Веддинг, улица Кальтштрассе, дом девятнадцать. Документы у господина Краузе были подлинные, и напрашивался вывод, что отчасти в своих показаниях он не врал.
– Я все расскажу, мне нечего скрывать, – пробормотал Краузе. – Это какая-то глупость, я раскаиваюсь, что допустил такое.
По глазам его было видно, что он сожалеет о содеянном. Чтобы изобразить такой страх, надо иметь талант. Клиент сам не понял, во что ввязался. Но преступление было совершено, и отвечать за него придется.
Капитан Нагорный извлек из пачки папиросу, закурил, выдохнул облако дыма.
Краузе закашлялся, схватился за горло.
– Господин майор, я вас умоляю, скажите своему человеку, чтобы он не курил. У меня астма, я не переношу табачный дым.
– Что он там бормочет? – хмуро осведомился Нагорный.
– Просит, чтобы ты не курил.
– Он что, издевается? – вспыхнул Нагорный. – Совсем охренел. Мало того что чуть мне голову не разбил!..
– Ладно, отойди к окну и открой форточку. Не хватало нам, чтобы этот астматик тут загнулся. Вспомни о сострадании, капитан.
– Точно! – Нагорный хлопнул себя по лбу. – Очень уместное слово. – Он со скрипом распахнул форточку, выдохнул в нее порцию дыма.
– Повествуйте, герр Краузе, не испытывайте наше терпение, – мягко проговорил Градов. – Все от начала до конца и только правду.
– Вы, наверное, не вполне понимаете. Я сугубо мирный человек, – пробормотал Краузе. – Никогда не состоял ни в каких партиях, не поддерживал бесчеловечный режим Адольфа Гитлера. Я скромный преподаватель, обучал студентов техническим дисциплинам. Сейчас колледж закрыт. У меня больная мать, у нее проблемы с сосудами.
– Вы женаты?
– Нет, я холостой. – Краузе замотал всклокоченной головой. – Так и не женился, детей нет. У меня есть сестра Марта, она работала в секретариате районного управления СС… Нет, не подумайте, – опомнился он. – Да, она состояла в Союзе немецких женщин, но это было исключительно формальное членство. Марта занималась только канцелярской работой, не участвовала в общественных мероприятиях или, боже упаси…
– Переверните эту страницу, герр Краузе, – сухо сказал Влад. – Дальше.
– Да, я понимаю. – К мужчине возвращалось самообладание.
Он уже не вздрагивал после каждого слова в свой адрес. Глаза его перестали слезиться, хотя всепоглощающая библейская грусть там все еще присутствовала.
– В нашем районе сейчас хозяйничают англичане и французы. Марту арестовали девятого мая, пришли к ней домой и увезли. Она виновата только в том, что работала в плохой организации. Потом ко мне пожаловали какие-то люди, показали документы, предложили поговорить.
– Облегчу вашу задачу. Представители английской спецслужбы – возможно, МИ-5, МИ-6 или Управления специальных операций – предложили вам поработать на них.
– Да, но это было необязательно и не так, как вы подумали. Я в некотором роде состоял у них в резерве, меня могли задействовать для какой-то задачи или же оставить в покое.
Офицеры переглянулись. Существует такое понятие, как «план Б». Он реализуется, когда провален или невыполним основной.
Этот план был введен в действие именно на Потсдамерплац, после неудачи миссии на Беренштрассе. Данные от «крота» в обязательном порядке должны были дойти до адресата, предположительно берлинского филиала Управления специальных операций. В первом случае действовали профессионалы, во втором – дилетант. В этом, невзирая на кажущуюся глупость, имелись свои резоны.
– Вы впервые выполняете подобное поручение?
– Впервые. – Мужчина сглотнул. – Поймите меня правильно, я простой преподаватель.
Возможно, он преувеличивал свой страх, давил на жалость, но в любом случае не был мастером по психологическим штучкам.
– То есть вы, простой преподаватель, безропотно согласились работать на британскую разведку?
– Они сказали, что так я могу спасти из заключения Марту. Ее до сих пор держат в тюрьме на Людвигштрассе. За две недели Марта сильно сдала. С ней плохо обращаются, дознаватель угрожает, что передаст ее русским. Уж простите. Помимо прочего люди, предложившие мне эту работу, обещали щедрую оплату за нее в любой валюте на мой выбор, включая американские доллары. Нам нечего есть, господин майор, а цены на рынке ужасающие. Я уже полтора месяца сижу без работы, скудные сбережения давно кончились. Я знаю, что в советском секторе жителям Берлина власти безвозмездно дают еду, в каждом квартале работают полевые кухни, людей кормят и ничего не требуют взамен. Я сам это видел. В западной части Берлина такое не практикуется. Там все устроено иначе. Людям приходится выживать самостоятельно.
– Кто вас вербовал?
– Их было двое. Бенджамин и Дженни.
– Дженни – женское имя, не так ли?
– Да, конечно, господин майор. Это была женщина. Они не называли свои фамилии, только показали документы. А может, называли, но я не помню. Мужчина высокий, худой, у него овальное лицо и невыразительные глаза. Женщина невысокая, худощавая, у нее темные, волнистые, довольно короткие волосы, а еще глаза с иронией. Они оба хорошо говорят по-немецки. Чувствуется акцент, но речь правильная.
– Где вы общались?
– Меня привезли в какое-то здание на Ройхерплац, завели с заднего двора. Над крыльцом висели британские флаги.
