— Жанна, — прошептал он.
— Я, — улыбнувшись сквозь слезы, сказала она. — Это я!
Волконский много раз называл ее имя, будучи без сознания. Но сейчас… Сейчас он узнал ее. Заглянувшая медсестра увидела припавшую к руке раненого Жанну. А он? Он ласково гладил ее по волосам и что-то говорил. Медсестра не слышала слов. Но он пришел в сознание! Он говорил!
— Все будет хорошо, — шептал Эдгар. — Я люблю тебя. И прошу стать моей женой!
— Я стану ею! — горячо воскликнула Жанна. Потому что… — подняв голову, она посмотрела на него красивыми, все еще мокрыми, но уже счастливыми глазами. — Потому что у нас будет… — Жанна смущенно уткнулась лицом в его руку, но он все-таки услышал: — у нас будет ребенок.
— Сажину, твою бывшую любовь, — сказал Завьялов, — в петле участковый нашел. На нее заявление поступило — после двенадцати магнитофон на полную гоняла. Он ей повестку прислал. Не пришла. Тогда он с ней со стажером пришел. Она их не пустила. Как раз управдом с сантехником ходили. В общем, открыли дверь. — Он замолчал.
— И что? — нетерпеливо спросил Псих.
— Сажина в ванной повесилась, — внимательно наблюдая за бледным худым уголовником, закончил Завьялов. И готов был поклясться: тревожное ожидание в прищуренных глазах Психа мгновенно сменилось злым, мстительным торжеством. — И еще новость, — деланно зевнул следователь, — твою сестру Розу…
— Ее Тарас завалил, — перебил его Смирнов. — А он себе в ванне вены вскрыл. Это не новость, начальник, — усмехнулся Псих. — У нас почта на уровне работает.
— Это точно, — согласился Завьялов. — Бывает, вы в тюрьме вперед нас узнаете. Значит, и про сестру Уса слышал?
— Обижаешь, — насмешливо взглянул на него Псих. — Ее два придурка в ванне под колбасу разделали, а потом сами кони двинули. Водяры переборщили! — со стоном засмеялся он.
— Насчет колбасы и водяры — перебор, — улыбнулся следователь. Но в целом правильно. Значит, и о Старике, и о его дочери в курсе?
— Все, мент, — закрыв глаза, пробормотал Псих, — устал я. Меня эта стерва чуть не насовсем прострелила. Вот сучка! — неожиданно восхитился он. — Весь централ со смеха закатится — Психа баба чуть на тот свет не отправила!
— У тебя туда билет куплен, — сказал Завьялов. Он поднялся, отодвинул стул, взглянул на лежащего с закрытыми глазами уголовника. — Переутомлять тебя начальство запретило. Ты для расстрела здоровый нужен, — по-милицейски пошутил он. — Только ведь будешь ты там на сковородке жариться. Может, облегчишь душу и про ожерелье что-нибудь скажешь. Что это за штука такая? Почему из-за нее столько шума?
— Лады, — неожиданно легко согласился Псих. — Я к ювелиру по наколке шел. И ни хрена мне про ожерелье не говорили. — Он поморщился. — Я когда в квартиру вошел — мне ключ дали, — Сушко с кем-то по телефону про это самое ожерелье базарил. Только, по-моему, блевотина все это! — Он зло усмехнулся. — Нет никакого ожерелья! Просто Сушко хотел с кого-то бабки хорошие выцепить. Да тут я нарисовался. Не хотел я валить их! — Псих зло выругался. — Но Сушко «гориллу» нанял. А тот, каратэк хренов, с босой пяткой на нож полез! Ну а Сушко с его бабой я уже до кучи сделал. Чтоб не блажили. Только побрякушки собирать начал, мне стремщик атас мечет. А у меня с собой колеса были. Таблетку заглотнешь, стакан водяры сверху примешь и двое суток в отрубоне… Я для страховки две принял и пузырь коньяка поверху.
— А не боялся? — спросил Завьялов. — Ведь вполне мог и сдохнуть.
— Выбора не было, — поморщившись, улыбнулся Смирнов, — ведь за троих меня сто процентов вышак ждал. Впрочем, — он зло прищурился, — и сейчас ждет. Зато, — вдруг по-мальчишески весело посмотрел он на следователя, — согласись, начальник, вы до сих пор затылки чешете. Как это — Псих при трех жмурах пьяный в дупель?!
— Да я и сейчас тебе не особо верю, — признался явно озадаченный Завьялов. — По-моему, мутишь воду.
— На кой мне это? — улыбнулся Смирнов. И именно его улыбка убедила следователя в том, что Псих сказал правду.
— Так, может, ты и про ожерелье, — начал он, — поподробнее…
— Я же говорил! — разозлился Псих. — Не было никакого ожерелья! Нож, которым я хозяина и ихнего пса замочил, я в помойное ведро сунул.
Завьялов удивленно покрутил головой. Ведь именно полное мусора ведро оперативники не осмотрели. Взглянув на закрывшего глаза и, казалось, лежащего в забытьи уголовника, он пошел к двери. Спрашивать о наводчике и о том, кто стоял на атасе, сейчас просто не имело смысла. Во-первых, Псих далеко не рядовой уголовник и живет по своим, пусть жестоким, даже в чем-то звериным, правилам, но сдавать того, кто навел его, даже зная о том, что именно тот человек и послал милицию, он не будет. Еще раз взглянув на расслабленное лицо уголовника, тихо открыл дверь.
А Псих, лежа с закрытыми глазами вспоминал. Убитого часового, мертвых Коровиных. Перед его глазами, как в быстром калейдоскопе, промелькнули убитые.
— Слышь, начальник, — остановил Завьялова тихий голос Психа, — я прошел, слышишь? Я прошел это ожерелье! — открыв глаза, громко и отчетливо произнес он. Закашлявшись, замолчал. Потом еле слышно — Завьялов, шагнув вперед, склонился на ним — прошептал: — Я прошел это ожерелье. Ожерелье смерти.
