Кроме них, подъезжало немало машин и с госномерами, а также легковых иномарок, в одной из которых на второй же день подкатили рэкетиры.
С ними я спорить не стал, отстегнул сколько положено, тем более что они железно пообещали оградить меня от посягательств правоподавительных органов.
Что же касается главного, то отбоя в покупателях не было, несмотря на то, что продавал я горючку по бешеной цене. Впрочем, это мало кого трогало — республика собиралась выходить из рублевой зоны, и от российских денег многие стремились побыстрее отделаться.
Возвращался я назад только после обеда. Бак тепловоза почти всегда бывал пуст, зато мои карманы трещали от денег. По пути я снова переодевался в военную форму, затем загонял тепловоз на место и шел в дизельную — смотреть, что там делает рядовой Худайбердыев.
А паренек менялся на глазах. Он уже самостоятельно, хотя и под моим наблюдением, запускал дизель; более того, я обнаружил даже, что он в состоянии снимать показания с приборов.
Про себя я уже подумывал, как бы мне не пришлось отделываться от помощника, если он вдруг станет шибко умным.
Вечерами я отправлял рядового Худайбердыева в обоз, а потом, когда приходил Фарид, мы делили выручку, после чего расходились, довольные друг другом.
В будке, под полом, я сделал отличный, как мне казалось, тайник, в который складывал получаемые от продажи казенной солярки деньги; туда же я сунул личные и служебные бумаги покойного Рифата Мирзагуллуева. Свои же документы я спрятал в боксе, да и не то что бы спрятал — просто завернул их в полиэтиленовый пакет и бросил в ящик с запчастями и инструментами к дизелю.
На четвертый день поток покупателей немного уменьшился — в Ченгире откуда-то появилось горючее. Зашевелилась железная дорога, и мне стало сложнее ездить на тепловозе, потому что из парка пошли пассажирские поезда — вывозить из города беженцев, которых было немало.
Поползли и товарные составы — в основном, состоящие из вагонов-контейнеровозов. Люди уезжали и вывозили свое имущество. Некоторые, как я понял, уматывали на частных грузовиках, заправляемых мною.
Тут-то мне и смыться бы самому под шумок, не дожидаясь вывода батальона — мелькала у меня такая мысль. Но нет, проклятая жадность все портила. На солярке я сколотил уже примерно три «лимона», а сколько я мог сделать на каустике — это мне пока трудно было представить. В мечтах я уже был главой какого-нибудь АОЗТ, ИЧП или ТОО с миллиардным оборотом. А поскольку я уже почти имел на руках стартовый капитал, останавливаться мне не хотелось…
* * *
На пятый день моей уголовно наказуемой деятельности я как обычно выехал на автостоянку, где и занялся торговлей. Машины в этот день подъезжали нечасто, и я проторчал здесь до самого вечера, причем не продал даже и половины бака. Чертыхаясь, я запустил двигатель и, пока он прогревался, пересчитал выручку. Без малого четыреста штук. Ладно, все равно неплохо.
Я дал ход, и в этот момент через переезд, не огороженный шлагбаумом, попер здоровенный самосвал «магирус». Я остановился, ожидая, когда он проедет, но дурацкая машина перегородила путь и остановилась. Я про себя ругнулся, вылез на мостик и заорал:
— Давай, съезжай! Я же тебя не могу объехать!
— Погоди, парень, — сказал рядом кто-то. — Заправь мою машину.
— Какую? — Я свесился вниз.
— Вон ту. — Неизвестный мужик показал мне пальцем на тихо подъехавшую «тойоту». И не какую-нибудь, а «лэнд крузер». И, кроме всего прочего, с очень знакомым номером.
Я приготовился было спрыгнуть вниз, врезать мужику по морде, а затем дать деру через парк депо — пусть-ка попрыгают за мной по путям. Но было поздно. На мостике недалеко от меня уже стоял не кто иной, как мой хороший знакомый по имени Сергей Юрьевич. И он держал в руке не менее хорошо знакомый пистолет, ствол которого смотрел в мое брюхо.
— Все, парень, — спокойно и очень серьезно сказал Сергей Юрьевич. — Слезай, приехали. Конечная станция.
В душном сарай-браке, слепленном, кажется, из глины пополам с навозом, сидя на жестких нарах, я тупо глядел в одну точку. Все. Допрыгался. Вот вам ваши миллионы, господин будущий генеральный директор. Будущий генеральный покойник…
Впрочем, я им еще нужен. Сергей Юрьевич, который, как оказалось, отзывается на кличку «Партизан», угрожая «пушкой», экспроприировал все мои нажитые непосильным трудом деньги, завязал мне глаза и, пока мы ехали, я был вынужден терпеть на физиономии эту дурацкую повязку.
Меня, правда, это немного обнадеживало — раз завязали глаза, значит, наверное, не убьют. Но это скорее всего, будет зависеть от того, к каким результатам приведет беседа, которая наверняка скоро состоится — у меня уже заранее чесались скулы и ныли челюсти.
Ехали мы почти в полном молчании. Партизан ко мне не обращался, я ему вопросов тоже не задавал. И без того ясно — я влип, как банан в рукомойник. А все из-за жадности — нечего было тянуть с этой соляркой. Поэтому нет никакой необходимости сетовать на судьбу — в таких случаях доктор Геббельс говаривал: «Вы сами хотели тотальной войны»…
Лязгнул засов. Со скрипом отворилась тяжелая дверь, и в помещение ворвался яркий солнечный свет, сразу же загороженный фигурами Партизана и еще троих. Двое из них — юноши красоты неописуемой, местный аналог наших кожано-адидасовых, еще один — тот самый, что просил заправить ему машину. Национальность не разобрать. Элегантный такой дядя, вроде Партизана, но постройнее и помоложе. С большими усами.
— Ну, что с ним делать будем? — спросил он у Партизана.
На меня они почти и не смотрели, ведь я для них — как насекомое в коллекции, улететь булавка мешает. Осталось только прицепить рядом этикетку: «Жук обыкновенный. Пойман в солярке». А еще лучше — выбросить за ненадобностью. Надо полагать, экземпляр отнюдь не уникальный.
— Работать, — ответил Партизан, нехорошо ухмыляясь.
— Но это он? Точно? Я тебя последний раз спрашиваю!
— Конечно, он! Сколько можно…
— Тогда почему он за столько дней никуда не смылся?
— Откуда я знаю? — Партизан начал закипать. — Для чего мы, по-твоему, привезли его сюда?.. Разберемся, думаю.
— Тогда побеседуем с парнем? А?.. — Усач перевел взгляд на меня.
— Только не сейчас, — заявил Партизан. — Я с ним сейчас не смогу разговаривать. Я его, гад буду, придушу, как шакала! — С Партизана вдруг слетела вся его респектабельность, и он стал напоминать некоторых моих бывших докеров с соответствующим прошлым.
— Тогда что?
— Слушай, Доктор, давай вечерком. А то он, по-моему, все еще думает, что мы шутим.
Усатый Доктор фыркнул. Партизан продолжил:
— Путь пока с ним твои побеседуют. А то он парень совсем невоспитанный.
Доктор пожал плечами.
— Ладно, — сказал он вполне равнодушно и бросил что-то своим «торпедам». Мне стало, мягко говоря, не по себе.
Партизан с Доктором не спеша удалились. Со мной они не попрощались, я с ними, разумеется, тоже.
Зато остались двое других. Это плохо.
— Э, ты! Сюда иди!.. Э-ээ! Куда, на х'?!..
Очень плохо.
* * *
От жары пот с нас тек градом. С меня — точно, да и с Партизана — тоже. Доктору, похоже, на жару было наплевать, так же как и «торпедам», что сидели в углу и рассматривали свои когти.
Мы находились в том же бараке: я — на нарах, Партизан и Доктор — на притащенных откуда-то корявых табуретах, а «торпеды» — просто на корточках возле двери. Поддерживая руками свою опухшую после дневной беседы физиономию, я отвечал на вопросы, которые задавал в основном доктор. При этом я старался отвечать по возможности честно, но это мне, к сожалению, не всегда удавалось.
— Ладно, парень, — сказал Доктор устало. — Ты вконец заврался и понять не можешь того, что тут убивали за меньшее. За много меньшее. Это до тебя еще не дошло?
Я киваю. До меня это действительно дошло.
— Тогда где вагон?! — заорал вдруг Партизан, налившись вмиг кровью. Доктор сделал успокаивающий жест, но Партизан никак не мог уняться: — Мы тут весь город из-за тебя вверх дном перевернули, а ты…
— Заткнись, — тихо сказал ему Доктор. — Разберемся… Значит, тебя все же зовут Рифат?
— Да.
— Фамилия?
— Шигапов.
Партизан только взрыкнул.
— Не врешь? — с подозрением спросил Доктор.
— Нет.
— Умно. Где документы, вещи?
— На заводе.
— Так. А теперь расскажи, что у тебя за дела с вояками…
— Да не об этом все! — снова задергался Партизан. — Вагон, вагон — вот что важно!
Доктор устало вздохнул.
— Вся эта эпопея с вагонами, Партизан, очень дурно пахнет, как говорят за бугром. Смердит. Понимаешь?.. (Партизан слегка скис.) Я верю этому придурку, потому что он хоть и выдавал себя за пес знает кого, но вагон не подстегивал. За такие дела убивают, и он это знает.
