Я остановилась и, убрав пистолет, попыталась было смахнуть грязь с рукава. Поняв, что убрать ее возможно только вместе с рукавом, я присела рядом с украинским «гоблинарием» и произнесла:
— Ну ты, малоразвитое земноводное. Давай вылезай из лужи. Говорить будем.
— Чего тебе надо?
— Ты мог бы это спрашивать на экскурсии в Эрмитаже, если бы к тебе подошла злая тетенька и стала тыкать Пистолет под бок. А потом взяла и поранила ножку. А ну, вылазь, гнида! — повысила я голос. — А то если ты ко всем своим достоинствам хочешь еще и оглохнуть, так быстро станешь глухим и мертвым. Вылазь, сказала!
— У меня кровь течет… ты мне ногу продырявила, — выговорил он.
— А что у тебя должно течь? Нектар и амброзия? Вставай, и пойдем в офис!
— Кто это? — тихо спросили за моей спиной, и порыв ветра не успел отнести эти слова.
Я повернулась и увидела Аню Кудрявцеву.
— А вот это я и сама хотела бы узнать.
— Они… Маша, они убили Колю? — произнесла она полувопросительно-полуутвердительно.
Я отвернулась, но мне можно было и не отвечать: она сама все поняла. Повернувшись ко мне спиной, она медленно, почти не поднимая ног, зашагала по лужам к офису зловской фирмы «Суффикс».
Я повернулась к пленнику:
— Кто ты такой? Кто вас прислал?
Он посмотрел на меня неподвижным, застывшим взглядом. Было видно, как дрожали его короткие ресницы. Потом с трудом отвел глаза и проговорил:
— Я ничего не знаю. Мне нужен врач.
— Про врача я уже слышала. Сейчас будет тебе и врач, и священник, и похоронное бюро — полный сервис. Так кто тебя прислал?
— Я ничего не знаю…
— «Мне нужен врач» — так? Знаешь что, мой дорогой… я, конечно, пытать и мучить тебя не буду, но вот сейчас возьму пистолет и прострелю тебе сначала здоровую ногу, потом руки — ну и так далее. Еще что-нибудь отстрелю. Потом скажу, что все эти ранения ты получил в перестрелке. Когда стрелял в меня. Мне, безусловно, поверят. У меня хватит красноречия убедить кого угодно в том, что это было именно так.
— Он там, — вдруг услышала я непривычно хриплый голос Ани.
Она стояла на нижнем пролете лестницы, придерживаясь за перила, и смотрела куда-то в потолок.
— Я только что ходила туда. На третий этаж. Он там. Около него еще… еще трупы. Два трупа. Кровь. Не надо больше крови, Машенька. Я хочу домой. Пусть меня и моего Колю отправят домой.
— Тебя и Колю? — Я сначала не поняла смысла ее слов, а когда поняла, то испугалась. Испугалась за рассудок Ани Кудрявцевой. Она, кажется, всегда была очень чувствительной, к тому же, верно, очень любила своего мужа.
— Домой, — повторила она.
— Спокойно, Анечка, — выговорила я, не представляя, как я, собственно, могу ободрить ее в этой кошмарной ситуации, а потом, широко шагнув к парню, прицелилась в его колено и сказала: — В общем, так, парень. С тобой по-человечески никто говорить не собирается. Будем по-вашему. По-волчьи. Если ты через три секунды не начнешь рассказывать все, что тебе известно об этой поездке в «Суффикс», получишь пулю в коленную чашечку и гарантированную инвалидность. Это в лучшем случае. Ты меня понял, нет? В общем, у меня с математикой плохо, умею считать только до трех. Раз. Два-а…
— Я скажу, я скажу, — поспешно выговорил он, замахав руками. — Ты не… не стреляй. Я же скажу. Ска-жу!
— Ну.
— Я ничего не знаю…
— Вот это я уже слышала. Два с половиной… — И я показательно сняла пистолет с предохранителя.
— Это Артист! Артист… Это он все знал, в натуре! Он просто сказал, чтобы мы ехали с ним до офиса, чтобы там, в офисе, забрать какого-то баклана… вот!
— Теперь подробно, как на исповеди, рассказывай, кто такой Артист и с чем его кушают, милый! — почти ласково произнесла я и подтолкнула парня пистолетом для пущей убедительности.
— А ты как будто сама не знаешь, да? — пробормотал он и скользнул взглядом сначала по одному плечу, потом по другому. Внезапно я поняла, что он ищет. Усмехнулась:
— Ты что, дорогой, погоны ищешь, что ли? Да нет, я вовсе не оттуда, откуда ты мог подумать. Сериалов бандитских насмотрелся, что ли?
— Я не… не смотрю сериалов, — выговорил он.
— Да я тоже, честно говоря. Да это, собственно, и не важно. Так вот, кто такой этот Артист, а, дорогой?
— Ни разу не видел. Он сказал, что с нами до офиса поедет, а на самом деле не поехал, а что ему светиться-то? Что он, дурак, что ли? С ним Гоча кантовался, а я, в натуре, не в курсах. Я вообще из Пензы… никого местных толком не знаю.
— А, тоже наш, россиянин то есть, — протянула я. — Отлично. Из Пензы? А что ж тебя в Причерноморье-то потянуло? Вряд ли на раскопки. Нет, ты не молчи, милый, ты все-таки скажи мне что-нибудь, ты ведь не на экзамене, чтобы я тебя отправила на пересдачу.
— Ну, я…
— Ну, ты. Да говори же, говори.
— Не, ну ты, сестренка, наверно, в натуре, не поняла. Не в теме я. То есть я хотел сказать, что я во все это случайно влетел. Мне мама еще в Пензе говорила, чтобы я ПТУ не бросал.
Вот это было уже совсем не в тему, тут он был прав. Я пожала плечами и легонько уперлась стволом в коленку мальчика, который не слушался мамы в Пензе. Парень сделал округлые глаза, насколько такую операцию вообще возможно проделать с узкими по-татарски щелками, каковыми его наделила природа.
— Это Гоча, Гоча… Кочкарев Владимир Витальевич, полностью если. Гоча! Это он все знал, в натуре! Он с Артистом трется. А я Артиста вообще не знаю, просто слыхал, что он здесь правила типа устанавливает. Гоча просто сказал, чтобы мы ехали с ним до какого-то офиса, вот до этого офиса… чтобы там, в офисе, забрать какого-то баклана… вот! Привезти его, значит, чтобы он…
— Кто такой Гоча?
— Да ты ж сама застрелила его… там, наверху! Гоча его погоняло! Он у нас за бригадира раньше был, а потом стал на цивил перекатываться, фирму открыл. Красными винами торгует. Прикольное вино, только самопал галимый, конечно. Ты его не пей ни в коем случае, — попытался подкатиться он, — о своем здоровье подумай, прежде чем гадость пить. Я вот только сок.
— Это ты правильно. Тебе сейчас в самый раз о своем здоровье поразмыслить. Значит, Гоча, который работает на Артиста? Ну и обезьянник тут у вас!
— Да они все не занимаются мокрухой. Гоча и вовсе в костюмчике от Версаче стал ходить, а раньше олимпийку даже под пиджак надевал. Он завязал. А сейчас кому если только по старой памяти подгребает. Ну, типа подчистить если кого.
Парня, кажется, прорвало. Он говорил и говорил. Беда только в том, что говорил он большею частью малосущественно и неконструктивно, и прояснить ситуацию вся эта ахинея едва ли могла.
— Сегодня мы сидели у Димка, отвисали. Вот. Звонит Гоча, говорит: есть тема, пацаны, нужно сегодня одному хорошему человеку помочь. По пятьсот баксов отстегивает, каждому в смысле. Ну а че, если так? Мы и поехали. Я, Димок, Эдик и Гоча. Пять сотен — разве плохо? Мне вот машину чинить надо.
— А Димок — это который у тебя под носом на джип запрыгнул и уехал? — произнесла я.
Парень скрипнул зубами и процедил через силу:
— Он, сука.
— Тебя как зовут-то?
— Кирилл. Киря погоняют.
— Так вот, Кириллушка, а Гоча не говорил, какому такому хорошему человеку помочь надо? Ну, забрать человека из офиса, а? Не говорил?
— Н-нет.
— Ладно. Дальше что было? Я ведь с вами почти в одно время приехала.
— А что дальше? Гоча позвонил в дверь… не по телефону, а звонок там такой есть. Сказал, что мы из санэпидстанции. Он так и сказал, ты не подумай, что я тебе туфту зачехляю! — поспешно выговорил он. — Сказал, что из этой… сан… эпид… в общем, я говорил. Нам открыли, Эдик Бобров с порога влепил в лобешник этому охранничку из пистолета с глушаком… да вон он валяется.
И он опасливо посмотрел поверх моего плеча в сторону, где рядом с вышеупомянутым Эдиком валялся и «ТТ» с глушаком.
— Бобров на стреме остался, мы пошли наверх за этим типом. А там, около жмурика, сидел какой-то дятел с сотовиком. В камуфляже. Тоже, верно, охранник. Димок положил его из своего ствола, когда тот начал что-то гнилое гнусавить.
Потом Гоча велел тащить того жмурика. Мы и не думали, что он… Тяжелый. Откормленный такой, гнида. Базарили, что это какой-то толстый папа из Киева, который…
Кирюша вдруг замолчал. Я повторила с восходящей вопросительной интонацией:
— Который?..
Парень замигал и пытался снова промямлить что-то о том, что он вообще ни в чем не виноват, единственная его промашка в жизни вышла в том, что он в восьмом классе не сдал математику, был оставлен на второй год, а потом и вовсе отчислен. После чего угодил в ПТУ, там познакомился с нехорошими ребятами и так далее. Все это до смеха напоминало историю доброго пирата Бена Ганна из «Острова сокровищ», который в детстве был пай-мальчиком, но связался с нехорошими ребятами, стал играть в орлянку и покатился. Потому я решила ускорить процесс выхода на откровенность и легонько сжала пальцами его запястье.
Откровенно говоря, и сжала-то не очень, и запястье было здоровенное и к тому же снабженное внушительной татуировкой, представлявшей какой-то округлый предмет, о который бился головой непонятного вида болван. Внизу стояла надпись: «Все по барабану». Очевидно, тот, кто делал татуировку, не обладал талантом рисовальщика и потому сделал барабан похожим на вываренный кособокий пельмень. Но надпись была понятна; вопреки этой надписи парень дернулся — и лишился чувств-с.
