— Я тоже, — сказал Билл Раннингдир.
Стил повернулся и взглянул на заднее сиденье. Раннингдир держал плечевую кобуру Стила с «Вальтером» в ней.
— Тебе это понадобится.
Стил взял пистолет и кобуру и стал снимать пиджак.
Лем Пэрриш заметил, что на телефоне мигает красная лампочка, снял наушники и взял трубку.
— Да.
— Тут кто-то хочет вас видеть. Черный. Вы его знаете?
— Опиши поподробнее. Я знаю многих чернокожих.
Автоматически он посмотрел на часы в студии. Еще четыре минуты до новостей. Он подменял человека, который работал с двух до шести. Женщину, которая обычно в это время меняла кассеты, прошлой ночью избили и чуть не изнасиловали, и она была дома. Ей нужно было прийти в себя, и Пэрриш решил, что вполне может немного не поспать. Он вспомнил старые времена, как они болтали, сидя в студии, меняли кассеты, и постоянно пили кофе.
В трубке опять раздался голос охранника:
— Говорит, его зовут Лютер. Но фамилию не называет.
Пэрриш сглотнул. Лютер Стил.
— Впустите его. Он мой старый приятель. Не надо его щупать.
— Эй, у меня приказ, мистер Пэрриш.
— Да, но я могу сделать так, что тебя уволят, Джо. Впусти его.
Трубка на секунду замолчала, потом:
— Ну ладно, уже впустил.
Лем взглянул на студийные часы, вставил кассету, нашел нужный кусок и включил аппаратуру.
Раздался стук в дверь.
— Войдите.
Он снова глянул на часы, потом на дверь. Лютер Стил вошел.
— Закрой дверь, Лютер. Рад тебя видеть.
— Нам нужно потолковать.
— До новостей осталось две минуты.
— Здесь можно говорить?
Пэрриш усмехнулся:
— Можно говорить? Черт, где сейчас можно говорить? Но студия звуконепроницаема, и я не включаю микрофон больше чем на полторы минуты. Так что здесь также безопасно, как и везде.
— Президент выздоравливает.
Пэрриш чуть не упал со стула.
— Не заливай!
— Его собираются убить, как мы думаем, и мне нужна помощь Дэвида Холдена.
— Может, он еще не вернулся.
— Я молюсь, чтобы он уже приехал. Нам нужны люди, которым мы можем доверять. И как можно скорее. Ты можешь отвести меня в их лагерь?
— Конечно. Как только кончится эфир. Это еще два часа.
— Нет времени, — сказал Стил.
Лем Пэрриш взглянул на часы.
— Подожди немного.
Он наблюдал за минутной стрелкой, потом одел наушники, откашлялся и включил микрофон.
— Это Лем Пэрриш, который заменяет сегодня вашу Ночную Дафну. А сейчас Мел Торм и группа «Фиолетовый туман» споют «Осень в Нью-Йорке». — Он включил запись.
Пэрриш сбросил наушники и схватил трубку телефона. Набрал номер. Долго ждал.
— Дафна?
Она едва могла говорить.
— Я знаю, ты хреново себя чувствуешь, — сказал он. — Но ты должна мне помочь. Я пришлю за тобой высокого красивого парня, и он привезет тебя сюда. Он что-то вроде полицейского, с ним ты можешь чувствовать себя спокойно. Мне нужно бежать, но я вернусь до того, как кончится эфир и отвезу тебя домой. Ты сможешь?
Она сказала что-то насчет того, что он должен с собой сделать в сексуальном плане, потом рассмеялась и согласилась.
— Хорошо. Он сейчас выезжает. Черный парень, его зовут Лютер. Ты можешь ему доверять. Спасибо, крошка.
Он повесил трубку и развернул кресло к Стилу.
— Ты знаешь район возле бара «Хайлайт»?
Похоже, Стил не знал.
— Хорошо, — сказал Пэрриш, — сейчас ты получишь урок географии.
Он взял лист бумаги и начал рисовать план.
— Ее зовут Дафна, и она сногсшибательная баба.
Рози проснулась, лежа у Дэвида на руке. Ее разбудил голос Морта Левинса.
— Привет, Рози.
Морт отвечал за безопасность лагеря, то есть за все, что касается охраны, и если кто-то не мог стоять на посту, должен был найти того, кто мог. Иногда Рози сама просилась в караул, так же, как и Дэвид, в основном потому, что Морт никогда их не ставил. Однажды она спросила его, почему он не ставит их в караул, и он сказал:
— Рози, вы командиры. Командиры не несут караульную службу. Разве генерал Патон когда-нибудь стоял на часах?
— Когда у меня будет два револьвера с рукоятками из слоновой кости, и я отращу яички, я тебе скажу.
Но она не уступила, и иногда добровольно ходила в караул, так же, как и Дэвид.
— Что там, Морт?
— Лем Пэрриш и этот агент ФБР Стил сидят возле костра и хотят увидеться с тобой и с Дэвидом прямо сейчас. Что-то очень срочное.
— Чудесно.
Она села на постели, Дэвид тоже проснулся.
— Ты слышал?
— Да. Похоже, мы действительно дома. Все по-старому.
Он обнял ее, и она позволила ему крепко себя поцеловать. Но Холден отпустил ее, встал и, натянув брюки, стал искать свой второй армейский ботинок.
Она вылезла из-под одеяла и сразу же покрылась гусиной кожей. На ней был роскошный купальный халат, и Рози радовалась ему, как ребенок. Она завернулась в халат и засунула ноги в кроссовки, не развязывая шнурки. Ей все еще было холодно. Дэвид натянул на голову черную вязаную шапочку. Она сама собиралась ее одеть, и поэтому схватила бушлат. Бушлат был Дэвида, но это не имело значения. Рози набросила его на плечи и вышла за ним из палатки.
Она заметила, что за поясом армейских брюк у него тот «Магнум», который она дала ему вчера. Рози улыбнулась. Она взяла свой «Глок-17» и засунула его в карман бушлата.
Вместе с Дэвидом они подошли к кострищу, в котором еще плясали язычки огня.
Лютера Стила нельзя было не узнать по широким плечам и атлетической фигуре, к тому же он был одним из немногих, кто, наверное, и спал в костюме и галстуке. Лем Пэрриш, как всегда, заложив левую руку за спину, стоял рядом со Стилом.
— Лютер, Лем, — позвала Рози.
— Привет, Рози, — отозвался Лем. — Я вижу, ты привезла нашего мальчика.
— Это мой мальчик. Поищи себе другого, — засмеялась Рози Шеперд.
Дэвид остановился в футе или около того от Стила и Лема Пэрриша, и они, как всегда в таких случаях делают мужчины, начали пожимать друг другу руки, кивать и молчать.
— Ну, — начала Рози, — что там?
— Возможно, затевается заговор против…
— «Затевается заговор», Лютер? Ты что, начитался шпионских романов?
— Я серьезно, детектив Шеперд, — спокойно сказал Лютер Стил.
— Возможен заговор с целью убить президента, потому что он выходит из комы и наверняка будет жить. Нам нужна помощь «Патриотов».
Рози поискала, куда сесть, нашла складной брезентовый стульчик и опустилась на него, жалея, что не взяла сигареты.
Внутри было очень жарко, и рубашка стала внезапно высыхать прямо на нем. Потолок в фойе был очень высокий; выполненный в турецком стиле времен Оттоманской империи, он был украшен сложным узором керамической плитки, который прекрасно подходил к рисунку пола, так что если долго смотреть на потолок, можно было потерять ориентацию, даже начинала кружиться голова. У Тома Эшбрука не было времени пялиться на потолок.
Он пересек зал и свернул налево, к лестнице. Как только он поднялся на десять или двенадцать ступенек, опять стало жарко.
Здание было построено во время английской оккупации Палестины и не было приспособлено под установку кондиционеров. До сих пор кондиционированный воздух подавался только в зал на первом этаже.
Ему становилось все жарче и жарче, он опять вспотел, и ему стало немного легче. Каждый вечер, после того как он возвращался с допросов Эмилиано Ортеги де Васкеса, перед поздним ужином, даже перед тем, как позвать жену, Эшбрук проглатывал стакан чая со льдом или слабый виски со льдом, или просто стакан воды со льдом, а потом сидел в ванне с холодной водой, чтобы хоть немного остыть.
Потом он принимал душ, но только после ванны. И только потом он звал Дайану.
Эшбрук вышел на площадку, посмотрел вниз, глубоко вздохнул и начал одолевать следующий пролет. Он гордился тем, что еще держал форму, но в его возрасте нельзя было перегибать палку. Но сейчас он поднимался по ступенькам быстро, почти бежал.
Эшбрук вышел в длинный коридор, выложенный маленькой кафельной плиткой. Кое-где плитка отвалилась. Он подошел к стальной двери в конце и постучал. Он уже опаздывал, но у него были дела — надо было посмотреть котировки акций и все такое.
Дверь открыла женщина с оспинками на лице, но тем не менее хорошенькая. Она отбросила рукой волосы и искренне улыбнулась ему.
— Мистер Эшбрук, мы думали, вы уже не придете.
— Я такого не пропущу, — улыбнулся он.
Она приоткрыла дверь шире, и Эшбрук вошел в комнату без окон, где проводились допросы. Она была построена так, чтобы выдержать бомбовый удар. Но если кондиционер, который был вмонтирован прямо в стену и прикрыт бронированными пластинами, отказал бы, а дверь заклинило, они бы все задохнулись.
