Далее было установлено, что, поскольку судно везло транзитный груз, никакого досмотра на нем не производилось и администрация порта вполне удовлетворилась заявленной ранее декларацией. Более ничего подозрительного за время стоянки на корабле замечено не было.
В то время как Самуэль Нгомбо на всех порах мчался к российскому кораблю, на борт «Виктории» поднялся местный лоцман. А еще спустя три часа сухогруз вышел из порта, троекратным гудком поблагодарив за гостеприимство хозяев, и лег на свой курс.
Доставленный на берег лоцман тут же поспешил к поджидавшему его Фаттиху, правой руке Омара Фадделя – небедного сына Аравийской пустыни. Из рассказа лоцмана стало известно, что сразу же по выходе из порта к «Виктории» подошел небольшой английский сторожевой корабль из сил морской международной коалиции по борьбе с пиратством. Судя по всему, перед британцами поставлена задача: эскортировать сухогруз вплоть до выхода из опасной зоны.
Сторожевик прекрасно вооружен, британские «томми» полны решимости сделать решето из любого пирата, который приблизится к сухогрузу на расстояние в несколько кабельтовых. Где по английским меркам заканчивается «опасная зона» и сколько человек находятся на борту сторожевика – лоцман не знал, и, получив причитающееся ему щедрое вознаграждение, он скрылся среди причала, заваленного контейнерами.
Получив все нужные сведения, Фаттих направился прямиком к своему господину.
– Итак, что тебе удалось узнать? – поинтересовался Омар Фаддель вместо приветствия. – Есть что-нибудь интересное?
– Да, мой господин, – Фаттих низко поклонился, – с помощью Аллаха мне кое-что удалось узнать.
– Садись, – Омар наконец пригласил своего верного слугу сесть, – нам надо будет многое обмозговать. Итак…
– Интересующее вас судно взято под конвой английским сторожевым кораблем, – начал Фаттих, покорно принимая предложение хозяина и усаживаясь неподалеку от него. – На британских кораблях такого типа экипаж обычно составляет двадцать пять – тридцать человек.
– А спецназ? – живо поинтересовался сириец. – Обычно на всех конвойных судах он присутствует.
– Возможно, – вежливо согласился слуга, – но за несколько часов наблюдения никого, кроме членов команды, на борту сторожевика замечено не было.
– Продолжай, – удовлетворенно кивнул Омар.
– Если у англичан не будет другого приказа, то они будут конвоировать корабль до пятидесятимильной зоны.
– Вот это плохо, – огорченно заметил сириец. – И как можно подойти к сухогрузу?
– Боюсь, повелитель, что единственным кораблем, которому позволено будет приблизиться к интересующему нас судну, может быть только корабль, который принадлежит силам международной антипиратской коалиции, – с сожалением произнес Фаттих. – Но, насколько мне удалось выяснить, даже ему необходимо знать систему радиоопознавания «свой-чужой», многочисленную кодировку и все, что еще положено в таких случаях… – расстроенно закончил слуга. – Простите меня, господин, если я принес вам невеселое сообщение, – печально произнес Фаттих и замолчал, почтительно склонившись перед хозяином.
Однако Омар Фаддель отнюдь не выглядел расстроенным. Он несколько раз глубоко затянулся кальяном, откинулся на мягкие подушки и довольно промурлыкал:
– Итак, пока что все идет по плану. – Он достал спутниковый телефон, набрал номер, дождался соединения и коротко сообщил: – Сухогруз «Виктория» вышел в открытое море. Конвоирует его английский сторожевой корабль. Наступает ваше время, мой дорогой друг…
Именно это сообщение и получил Самуэль Нгомбо перед тем, как обнаружил на «Резвом» пропажу транспортера вместе с двумя российскими морскими пехотинцами. Партия начинала разыгрываться. Причем партия с очень крупными ставками. И всякие непредвиденные ходы должны быть в ней исключены. Любыми доступными способами…
– Товарищ старший сержант, – поинтересовался Григорий, когда оба морских пехотинца возвращались к своему транспортеру, – а что это за бизнес такой – переправлять беженцев неизвестно куда? Я думал, что контрабандисты занимаются нелегальной торговлей сигаретами, виски или там водкой, а что могут дать бедные переселенцы?
– Бабки, – коротко ответил Пантелей, пробираясь между поваленными стволами.
– Бабки? – удивился Курочкин. – Откуда у беженцев деньги? Они же нищие.
– Это мы с тобой нищие, – усмехнулся Пантелей, – хотя… – Он остановился, высматривая что-то среди поредевших джунглей. – Они, конечно, не богатые, но за иллюзию лучшей жизни готовы отдать последнее. Этот бизнес процветает по всему миру – скажем, переправка только двух десятков беженцев сулит классный гешефт.
– Откуда? – все еще недоумевал Курочкин.
– От верблюда, – коротко пояснил Пантелей. – Каждый из них платит контрабандистам по две тысячи евро только за проводку до Эфиопии. Значит, наш черномазый друг с двадцати душ получит сорок тысяч. Врубаешься?
– Кажется, врубаюсь, – удивленно отозвался Григорий.
– Это еще не все, – разглагольствовал Пантелей. – Эфиопы берут уже по три тысячи за переброску в Ливию, а ливийские проводники – почти по пять тысяч за транспортировку в Италию или на Мальту. Так что призрак хорошей жизни обойдется каждому в кругленькую сумму. И хорошо еще, если по дороге не отнимут деньги и не утопят итальянские пограничники. Или свои же проводники. Все, пришли, – Пантелей тяжело выдохнул: все-таки скакать по джунглям не такое уж легкое дело, – давай устраиваться на ночлег.
– Так рано еще, товарищ старший сержант, – взмолился Григорий, – может, походим по лесу, поизучаем флору, фауну…
– Мало ты набегался? – удивился Максаков. – Ну, вали, коли охота. А я через полчаса ужинаю – и на боковую. Еще неизвестно, когда за нами придут. Ясно, что свои темные делишки эти ребята творят не при солнечном свете. Советую и тебе лечь пораньше, – посоветовал Пантелей, нагребая полную охапку сухого плавника.
Рассудив, что его старший товарищ прав и свою исследовательскую деятельность можно отнести и на более удачное время, Григорий Курочкин тоже занялся обустройством на ночлег. Через двадцать минут оба ложа были готовы, оба товарища скромно перекусили на скорую руку и улеглись на устланную листьями палубу ставшего уже родным плавающего транспортного средства с эмблемами ОМРА по обоим бортам.
– Курочкин, – Пантелей негромко позвал своего подчиненного сонным голосом, – оттолкнись легонько от берега. Метра на три-четыре. А то еще какие леопарды ночью пожалуют.
– Здесь не водятся леопарды, товарищ старший сержант, – отозвался Григорий, – я вообще не понимаю, откуда взялись джунгли. Здесь должна быть зона саванн и редколесья, поэтому пальм и лиан не должно быть априори…
– Че? – сонно встрепенулся Максаков.
– Здесь должны расти зонтичные акации, можжевельник обыкновенный, суккуленты, ну разве что финиковые пальмы, – пояснил Григорий, – но я их пока не видел.
– А-а-а-а… – Пантелей с хрустом перевернулся на бок.
– Из животных эта область Африки населена зебрами, – Курочкин продолжал урок естествознания, – нубийскими горными козлами, гривастыми баранами, полосатыми гну. Из хищников здесь водятся земляные волки да гиены. Ну, может, еще каракал. Но они редко нападают на людей. Если только… – мощный храп старшего сержанта заставил Григория прервать свою лекцию.
Несмотря на усталость последних почти двух суток, спать Грише не хотелось. Он поудобнее устроился на спине и стал разглядывать удивительно прозрачный черный свод, усеянный незнакомыми созвездиями и светилами.
Да, всю жизнь он мечтал поехать в экспедицию, оказаться вот под таким огромным африканским небом, лежать вместе с Наташкой возле костра у палатки, слушать шорохи и голоса ночного неба, смотреть вот на такие же, часто падающие, звезды…
Наташка – Натулек, Натуленька… При воспоминании о своей школьной и взаимной любви у Гриши потеплело на душе. Они с Наташкой сошлись еще в пятом классе, как только в школе начали преподавать зоологию. Из всего класса только они вдвоем грезили о животных, рыбах, далеких экспедициях и исследованиях. Когда мальчишки всего класса и школы гоняли в футбол и хоккей, носились по дворам «казаками-разбойниками», а девчонки исписывали толстенные общие тетради, составляя дурацкие анкеты с вопросами типа: «Ваш любимый цвет?», «Ваша любимая музыкальная группа?» и прочей подростковой ерундой, они с Наташкой сутками просиживали в небольшом школьном зоопарке, который состоял из пары хомяков, ежика, вороны и ручной белой крысы. Были еще рыбки, к которым Гриша Курочкин питал особые чувства.
И позже, уже в восьмом и девятом классах, они с Натулькой оставались для всех белыми воронами. Пацаны втихаря прикладывались к винищу, давно уже покуривали и заглядывались на девчонок из параллельных классов, а Гришка с Наткой по-прежнему пропадали в зооуголке, который к тому времени пополнился старым и больным какаду. Нет, над ними не издевались, к ним не приставали. Они были для одноклассников чем-то вроде инопланетян, непонятно откуда взявшимися, непонятно чего желающими и, главное, непонятно, для чего они это делают вообще. Подумаешь, рыбки. Из них толк только один – на сковородке, а эти… Чудилы.
