Крушинников отрицательно качнул головой: не буду. Он подумал, что его хотят убить, а водку предлагают для того, чтобы имитировать какой-нибудь несчастный случай в пьяном виде. Например, пьяный уснул на рельсах… или утонул в Тверце.
– Не буду, – сказал Крушинников. – Ты же обещал. Ты же обещал отпустить, если все расскажу…
Петрухин смотрел на него тяжелым, немигающим взглядом. Левая сторона лица у него на глазах меняла цвет и опухала. Внезапно Александр Крушинников понял, что все бессмысленно, что здесь, в лесу, с ним сделают все, что захотят… Так, может, действительно лучше выпить?… Чтобы не так страшно?
Он протянул вперед скованные руки и обхватил бутылку.
***…Его бросили в салон, как мешок с картошкой. Зеленцов привычно и ловко защелкнул наручники. «Фердинанд» тронулся. Саша снимал с левой руки полосу ткани, косился на нокаутированного Крушинникова. Саша был несколько взвинчен… Петрухин подумал, что, очевидно, ему нечасто приходится использовать свое искусство вне ринга. Впрочем, сейчас Петрухину было не до психологических нюансов… То, что сейчас произошло, называлось «незаконным лишением свободы», содержало состав преступления по статье 127, часть 2, пункт А УК РФ и тянуло по минимуму на три года лишения свободы {Ст. 127, часть 2, пункт А – незаконное лишение свободы группой лиц по предварительному сговору}.
Петрухин гнал «фердинанд» по плохой грунтовке в сторону леса, прикидывал: не прокололись ли они в чем? Ответа на этот вопрос у него не было да и быть не могло… Соотношение успеха к провалу составляло 50 на 50. Классическое соотношение для нелегальной деятельности. – Эй, Саня, – позвал Петрухин боксера, – а ты, случаем, не убил его?
Боксер не успел ответить – Крушинников застонал и открыл глаза. Петрухин резко свернул на дорогу, уходящую в лес.
***Александр Крушинников не был трусом. В Чечне он однажды попал в руки «чехов»… По крайней мере, они так считали. Потому что их было трое и у них было оружие. А он был один, из оружия у него остался только нож. Он отбился, он вырвался, убив одного и ранив двух других. Нет, никто не мог назвать Саню Крушинникова трусом…
– А ты кто? – спросил он у Петрухина в ответ на вопрос: «Ну что, Алексан Палыч, будем говорить?» – А ты кто? Ты че беспредел творишь?
Петрухин ухмыльнулся и сказал:
– Отвечаю по порядку. Меня зовут Дмитрий, по поручению фирмы «Феникс» разбираюсь в истории с убийством Образцова. Что касается беспредела… я беспредел не творю. Но, может статься, что без него не обойдется. Давай, Саня, я тебе объясню твои перспективы. Я про тебя очень многое знаю. Особенно про твою последнюю поездку в Питер.
– Какую такую поездку в Питер? – спросил сквозь зубы Крушинников. Он уже понял, что влип крепко. Крепче некуда… Он уже понял, что попал не к ментам. И от этого понимания стало еще хуже. Но все-таки он еще не хотел сдаваться.
– Последнюю, Саня. Ту, в которую вы с Андрюхой завалили Людоеда. Я знаю почти все… А как думаешь – откуда? Молчишь? А ведь на самом-то деле все просто, Саня: Бодуля вас сдал. С потрохами. Как начали ему пальцы ломать, так он и раскололся. И все рассказал на видеокамеру. Приедем в Питер – дам тебе поглядеть… Интересное кинцо, Санек.
Петрухин закурил сам и дал сигарету пленнику. Петрухин блефовал и отлично знал цену своему блефу… В обычных условиях Крушинников, скорее всего, на этот номер не попался бы. Но сейчас он находился в условиях экстремальных, на какие-то несоответствия в словах он просто-напросто не обратит внимания.
– …Я дам тебе поглядеть, Саня. И сам с тобой погляжу. – Петрухин выдохнул дым и сказал:
– Брось в партизана играть, Саша. Бодуля, дружок, уже рассказал, что подписал на мокруху тебя и Петрова, что он дал вам адрес, что снабдил телефонами… Телефоны, кстати, зарегистрировали на паспорт Нечаева Игоря Павловича, украденный здесь, в Твери, год назад. Не ты украл?
– Нет… Не знаю я никакого Нечаева, понял?
– Ну, это не важно. Может, паспорт у Нечаева взял Петров. А может, и сам Бодуля. Я не знаю, да это мне и не важно… Важно, что я точно знаю, как дело было. Знаю, что регистрировал телефон лично Бодуля. Знаю даже, что после дела вы сразу позвонили в «Манхэттен»: билеты, мол, пора заказывать домой…
Крушинников молчал. Слова доходили до него, как сквозь вату. Общий смысл он улавливал, и этот смысл был страшен: поймали. Поймали на такой крюк, с которого не сорвешься… Он был безоружен, в наручниках. Один против четырех крепких мужиков. Кружилась от удара голова. Зажав в огромном кулаке сигарету, он сильно затянулся… Он взвешивал шансы и понимал, что они равны нулю. Если бы не наручники! Если бы не наручники, он бы попытался. В тесном объеме микроавтобуса шансы – маленькие, совсем маленькие – все-таки были. Он бы попытался… терять-то все равно нечего.
– Ну так что молчишь, Саша? – услышал Крушинников голос.
– А что ты хочешь от меня услышать? – ответил он через силу.
– Как дело было.
– А зачем?
– Дурак! Чтобы жизнь тебе сохранить…
– А вы что – жизнь мне сохраните? Не свисти, начальник.
– Расскажешь все на видео – сохраним, – серьезно сказал Петрухин. – Ты нам не нужен. Нам даже Бодуля ваш не особо нужен… Поэтому, если дашь показания, можешь катиться на все четыре стороны… Понял?
– А почему я должен тебе верить? – спросил пленник настороженно, но в этой настороженности уже слышалась надежда… Или тень ее. Слабенькая, дрожащая тень, на которую дунь – и она исчезнет… Но все же она была, она ощущалась в настороженном голосе убийцы Крушинникова. Убийцы тоже хотят жить.
– А ты можешь не верить, – ответил Петрухин. – Просто выбора-то у тебя, Саня, нет. Или ты с нами сотрудничаешь и остаешься на свободе. Или… ты все равно с нами сотрудничаешь, но через сломанные пальцы, сломанные руки, раздробленные колени. А потом садишься в тюрьму… Если, конечно, выживешь. Но даже если и выживешь, то навсегда останешься инвалидом. Извини за прямоту.
Петрухин заметил, как напрягся боксер Саша, а Витя стал индифферентно смотреть в окно. Надо было, запоздало подумал Петрухин, предупредить ребят, чтобы они не принимали угрозы за чистую монету… Он забыл это сделать и теперь находился в весьма двусмысленном положении. Но проводить инструктаж теперь было уже поздно.
– Точно отпустишь? – спросил Крушинников, глядя исподлобья. Он уже докурил сигарету, и она жгла пальцы, но убийца не замечал этого.
– Да, отпущу, – просто сказал Петрухин.
– Спрашивай, – сказал убийца. Конечно, он не верил Петрухину, но… выбора действительно не было.
…Зеленцов поставил видеокамеру «Sony» на маленькую треногу, приготовился писать. Для того чтобы пленник немного расслабился, Петрухин выкурил с ним еще по сигарете и немного «поболтал». Болтовня на самом деле носила конструктивный характер: Петрухин наставлял убийцу, что нужно сообщить о себе в начале записи… Заодно он предложил Крушинникову принять сто граммов коньяку, но тот отказался, а попросил чего-нибудь «от головы». Зеленцов дал ему таблетку пенталгина.
– Готов? – спросил Петрухин.
– Готов, – ответил Крушинников.
– Поехали, – сказал Дмитрий. Зеленцов включил камеру.
…Меня зовут Александр Павлович Крушинников. Я родился семнадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года в городе Калинин. Проживаю в Калинине, то есть в Твери, на улице Железнодорожная, дом девять… Че дальше?
– Дату, мотивы твоего интервью.
– Сегодня семнадцатое июля. Мотивы моего интервью: желание рассказать правду об убийстве бизнесмена Образцова… Добровольно.
– Где и когда был убит Образцов?
– В Ленинграде, 6 июля, на улице Казанской, возле офиса фирмы «Феникс».
– Кем и как?
– Да кем же? Мной… из винтовки… в тыкву… с чердака.
– Ну что же: с чердака и в тыкву – не самый исчерпывающий ответ, но к этому мы вернемся позже. А сейчас расскажи, почему ты убил бизнесмена Образцова. Были ли вы знакомы раньше?
– Нет, мы не были знакомы. Откуда? Он в своем Питере бабки шинковал да Невский на «мерседесе» утюжил. А я в депо локомотивном, по самые яйца в мазуте… Где же мне, холопу, с барином-то познакомиться? Когда он по презентациям шастал, я в Чечне на спецоперации ходил, зачистки проводил… А ты говоришь: знаком… Я его морду первый раз увидел у этого самого «Феникса». Показали мне, как он, сучонок, на работу свою приезжает. Весь, бля, на пальцах, харя светится… В общем – новый русский. Людоед!
– А кто тебе показал Образцова?
– Кто же? Понятное дело – Бодуля.
– Кто такой Бодуля? Можешь назвать его имя, фамилию, прочее?
– Бодуля – это, конечно, погоняло. Зовут его Кирилл, отчества не знаю, фамилия Коровин. Потому и погоняло такое: Бодуля… Он сам-то наш, тверской. Зону топтал. Раньше-то, говорят, из крутых был, а сейчас так – пьянь. Пыжится, как х… на свадьбе, да только понты это голимые. Он, Бодуля, нас с Андрюхой Петровым и подписал на мокруху. Прикатил сюда, в Тверь, стало быть, на «бээмвухе» с шестеркой за рулем. Понту немерено. Он с Андрюхой-то еще раньше был знаком. Вроде даже какие-то дела вместе они крутили. Но про это я ничего не знаю. Не скажу… В общем, Андрюха был в курсе, что я в ВДВ служил. Что в Чечне был… Что снайперскую подготовку имею. Он меня и пригласил, познакомил с Бодулей… Ну и давай издалека да с подходцами. А я сразу просек, в чем дело. Говорю в лоб: че ты муму гребешь? Че ты крутишь? Ежели надо кого завалить – так и скажи. Я от этой скотской жизни сам уж скоро на кривую дорожку выйду с кастетом. Они помялись-помялись, позажимались, как целки. Не ждали, видно, что я им сразу – да в лоб. Потом Бодуля и говорит: о-о, это, говорит, наш человек. Я, говорит, в человеках понимаю, до дна вижу. А сам-то лысый в сорок лет, на водке да на анаше весь. Из пасти гнилью воняет, как от мертвяка… О-о, говорит, это, говорит, наш человек. Ох, ни хера себе думаю: НАШ!
