Главарь поднял палец вверх, и все замолчали. Затем толкнул в плечо Банкета.
– Это Банка. Ведем разведку района, – он с шумом перевел дыхание. – Зря мы сюда поперлись. Тишина.
– Это не тебе решать, солдат! – проговорил с нотками раздражения в голосе Антон. – Почему ефрейтора Васильева не слышу?
Он специально назвал офицеров рядовыми, чтобы бандиты решили, что перед ними контрактники обычного разведывательного подразделения группировки, а не спецназ ГРУ.
– У него батарея села, – нашелся Банкет.
– Работайте.
Было видно, как полевой командир перевел дыхание, снял головной телефон и, держа его в руке, что-то сказал на чеченском.
Один из стоящих рядом с Банкетом боевиков нагнулся и «поощрил» майора, цинично похлопав его ладонью по щеке. Находившиеся во внешнем кольце бандиты, следившие за подступами к месту захвата, расслабились, повставали из своих укрытий. Кто-то закинул автомат за спину, кто-то опустил стволом вниз, но самое главное, все развернулись в сторону плененных разведчиков. Теперь можно было начать охват и сближение.
Антон поднял руку и дал сигнал двум парам обходить слева. Потом развернулся, отыскал взглядом Дрона. Так же условным сигналом приказал выдвигаться вперед.
Сейчас спецназовцы, одновременно контролируя действия бандитов, следили за своим командиром. Пользоваться ПУ нельзя. Два устройства в руках у боевиков. Можно было, конечно, перейти на другую частоту, но тогда терялся контроль над Банкетом и Туманом.
Следующим распоряжением было «готовность одна минута». Это означало, что спецназовцы за это время должны выбрать удобное для ведения эффективного огня место. Цели были распределены на любой случай жизни. Левый фланг, например, брал на себя тех, кто располагался справа относительно группы, правый – соответственно. Снайпер либо командир, как правило, должен был ранить главаря. Только у этой категории бандитов был шанс пожить после окончания боя еще немного времени. Остальные умирали сразу. Снайпер был в отпуске. Поймав на целик сначала подбородок, потом, прикинув расстояние, переведя его на нос главаря, стоящего к нему боком, Антон открытым текстом дал команду «Атака».
Пять приглушенных хлопков «винторезов» заглушил треск коротких очередей «АК», которые были у Москита и офицеров-чеченцев. Часть столпившихся вокруг пленников бандитов полетела на землю, забрызгивая кровью и мозговым веществом стоящих рядом. В свою очередь те, принимая кровь своих «братьев по оружию» за свою, растерявшись и дико вопя, заметались по редколесью.
Воспользовавшись ситуацией, Банкет и Туман, которым только собирались связать руки, подхватив автоматы убитых боевиков, бросились прочь, поливая все вокруг себя свинцом, практически в упор расстреливая уцелевших.
Бой длился меньше минуты. Сразу была уничтожена половина боевиков, вторую добили еще до того, как бандиты стали соображать.
Рассредоточившись, часть спецназовцев осталась наблюдать за подступами к месту скоротечного боя. Антон, Дрон и Джин медленно двинули вперед. Были случаи, когда раненый и доведенный до отчаяния бандит, неожиданно придя в себя, открывал огонь.
Справа раздался хлопок «винтореза». Антон посмотрел в том направлении.
– Шевелился, гад, – пояснил Дрон.
Бандиты лежали в самых разных позах. Некоторые еще хрипели, кто-то агонизировал.
Впереди раздался леденящий душу вой. Антон подошел ближе. С залитым кровью лицом, из которого торчали хрящи развороченного пулей носа, на спине лежал принятый за главаря бородач. Черная как смоль, густая поросль сделалась алой. Он держал руки у головы, боясь притронуться к ней, словно она была у него раскалена.
Бросив по сторонам настороженный взгляд, Антон вынул из кармашка рукава контейнер, достал из него шприц-тюбик с промедолом и прямо через одежду вогнал иглу в бедро чеченца. Практически сразу у бандита прошел шок. Взгляд сделался осмысленным.
– Москит, ко мне, – приказал Антон.
Спустя некоторое время к остаткам носа был примотан бинтами внушительных размеров тампон, из которого были видны лишь заплывшие глазки негодяя.
– Фамилия, имя, – Антон присел перед ним на корточки.
– У-у, шакал. Не буду говорить, – с трудом прохрипел бандит, булькая попавшей в горло кровью.
Антон, усмехнувшись, вынул нож и вогнал его в кисть руки полевого командира:
– Будешь!
– Барзаев Казбек…
– Ты командовал этим стадом?
– Нет… А-а!
Антон резко повернул лезвие на девяносто градусов.
– Да, это мой моджахед!
– Где лагерь и сколько людей еще осталось?
– База нет. Просто ходил… Все со мной был…
– Если расскажешь, почему устроил засаду, а главное, куда делись люди, которые здесь тренировались, даю слово офицера, попадешь под амнистию. Суда над тобой не будет, проверять тебя на причастность к преступлениям никто не станет, и освободишься прямо отсюда.
– Не бывает такой, – недоверчиво проговорил ставшим гнусавым после ранения голосом бандит.
– Я два раза не повторяю.
– В этот место лагерь был. Подготовка диверсант. Они сейчас Москва. Потом поедут Сибирь. Команда отправить их пришел от Аслан Тарамов. Это человек Ата Алших. Знаешь, такой араб есть?
– Так они же в Лондоне! – удивился Антон, прекрасно зная, кто и где прижился из числа главарей бандитов и другой нечисти, пытающейся ввергнуть Россию в межнациональный конфликт.
– В мой карман спутниковый телефон.
– Понятно, дальше.
– Знаю, диверсия будет рядом со Слюдянкой. Учил их Тарамов. Он был здесь месяц.
– Недоработала контрразведка, – задумчиво проговорил Антон.
– Он через Грузия пришел…
– Где жил?
– С нами ходил, – бандит говорил все тише и тише. Вопросы утомляли его контуженные пулей мозги, а боль, приглушенная лекарством, вновь стала усиливаться. – Когда все здесь кончил, уехал к свой хозяин, но тоже говорил, что Москва будет. Все.
– Понятно, – Антон вынул из разгрузки «АПС» и взвел курок.
– Ты же обещал! – опешил бандит, догадавшись, зачем сидящий на корточках офицер достал оружие.
– Я свое обещание сдержу. – Антон посмотрел на боевика холодным взглядом. – Не будут тебя ни судить, ни проверять на причастность к твоим злодеяниям и всего прочего. Что возьмешь с мертвого? Аллах теперь с тобой пусть разбирается.
* * *
Когда хозяйка квартиры, хрупкая, преклонного возраста женщина, открыла двери человеку, пришедшему по объявлению о сдаче комнаты, ее первым желанием, судя по отвисшей челюсти и испугу в глазах, было захлопнуть ее обратно.
Перед ней стоял самый настоящий урод. Невысокого роста, но широкий в плечах мужчина с казавшимся неимоверно огромным лбом из-за больших залысин, несмотря на пасмурную погоду, был в темных очках. Держа в руке шапку, мокрую от снега, он, словно давая возможность получше его рассмотреть, некоторое время молчал.
Лицо этого человека имело несколько ужасных дефектов. Редкие, рыжие и от того омерзительно выглядевшие усики едва скрывали, по-видимому, врожденное уродство, именуемое в медицине не иначе, как «заячья губа». Неестественно широкая, искривленная переносица и огромные ноздри напоминали свиной пятак.
Но одет был прилично. Дорогое пальто, пестрый шарф, который выдавал безупречно чистый воротничок белой сорочки и шелковый, бирюзового цвета галстук. Кожаные туфли с заостренными носками также стоили не одну пенсию бывшей модельерши, и она успокоилась.
– Здравствуйте, – слегка наклонив голову, поприветствовал хозяйку Гриб. – Козлевич Олег Дмитриевич.
По решению Беспалова Грибанову в новых документах поменяли только фамилию.
– Проходите, – посторонилась женщина. – Я давно вас жду.
– Погода у вас омерзительная. – Войдя в прихожую, Гриб огляделся и положил шапку на полку вешалки. – Везде пробки, знаете ли.
Дождавшись, когда потенциальный квартирант разденется, хозяйка, шаркая подошвами стареньких тапок по дорогому паркету, пошла по коридору.
– Здесь туалет, – показала она на двери, – это ванная, а здесь комната, которую я хочу сдать.
– Неужели так сейчас в России стали жить пенсионеры? – не без восхищения оглядывая интерьер, состоявший из новомодных бельевого и книжных шкафов, шикарного дивана, кресел и плазменного телевизора, прикинулся удивленным Гриб. – Я, знаете ли, в Москве не был почти тридцать лет. Диссидент, так сказать.
Он подошел к окну. Второй этаж. Внизу, как и полагается для элитного дома, ухоженный дворик.
– Старики в этой стране сейчас никому не нужны, – выслушав монолог Гриба, вздохнула женщина. – Кое-как сводят концы с концами. Эта квартира осталась после гибели моего сына. Он бизнесом занимался. Убили, сволочи…
Бабка завыла.
– Извините. – Гриб изобразил на лице скорбь. – Не знал.
– Да что уж там, – отмахнулась она, быстро взяв себя в руки. – Мне за эти хоромы платить нечем. А охочих сюда вселиться страсть как много. И помогать предлагали на условии наследования, и угрожали, и купить пытались. Квартирантов из СНГ брать боюсь. Отравят или придушат. Поэтому и написала в объявлении «иностранного подданного».
