Отец Василий довернул голову еще. На табуретке сидел Рваный. Он тревожно смотрел на священника, время от времени выжидательно оглядываясь.
– Батон, блин! Где ты?! Я тебе говорю, он очухался!
– Иду.
Послышались тяжелые шаги, и над священником навис второй, тот самый благообразный, приятный на вид мужчина, который и привез его сюда.
– Ну, что, очнулись, батюшка? – заботливо поинтересовался он. – Вот и ладушки, вот и хорошо.
Отец Василий попытался встать, но закашлялся.
– Осторожнее, батюшка, мы тут вам удавочку приладили, – улыбнулся Батон. – Вы головкой-то не дергайте, а то задушитесь еще.
Рваный громко, нагло заржал.
Священник пошевелил заведенными за спину кистями. Наручники надежно соединяли обе руки. Он прикрыл глаза и сосредоточился. О том, куда именно он поехал, не знает никто. Это плохо. Но диакон Алексий должен был запомнить, что в Красный Бор. И это уже лучше. Беда в том, что от самого Красного Бора они находились километров за шесть. Могут не найти. Да и искать его некому. Ковалев? Смешно! А Олюшка так и поймет, что он куда-то уехал, и Алексий это подтвердит. Значит, раньше завтрашнего утра тревогу никто не поднимет. Но будут ли они находиться здесь до завтрашнего утра? Это вопрос. Неизвестно. Зависит от того, что им надо.
– Моргалы открывай! – грубо потребовал Рваный. – Неча из себя раненую лебедь корчить!
– Давайте-давайте, батюшка, просыпайтесь, – насмешливо вторил ему Батон. – Некогда нам с вами в поддавки играть. Время – деньги!
Священника потрепали по щеке, и он открыл глаза. Батон склонился прямо над ним. Оружия в руках не было ни у того, ни у другого. Но это ничего не значило.
– Зачем? – спросил он. – Зачем вы так?
– Вы нам нужны, – просто ответил Батон. – А не дергались бы, так ничего бы и не было. Сидели бы мы с вами да чаек попивали.
«Ах ты, какой душечка!» – подумал священник и, упираясь каблуками в пол, придвинулся к стене. Так захлестнувшая горло удавка мешала меньше.
– Ну-у, вы, я вижу, совсем пришли в себя, – усмехнулся Батон.
– Я тебе говорю, эта гнида поповская очухалась давно! – привстал с табурета Рваный. – А то лежит, под бревно косит!
– У меня к вам один вопрос, – уже серьезнее сказал Батон. – Кто такой Бухгалтер?
Отец Василий инстинктивно прищурил глаза. «И эти туда же! – подумал он. – Никак у этого Бухгалтера все парфеновские деньги лежат. Иначе бы они все не суетились».
Отец Василий не знал, что ответить. Он догадывался, что если все пойдет по их сценарию, то жить ему недолго. И неважно, известно ему, кто такой этот Бухгалтер, или нет – свидетеля не оставят. Значит, нужно потянуть время и сообразить, как повести все дело по-своему.
– Немного у вас вопросов, господин Батон, – тихо сказал он и попытался приподняться еще повыше, чтобы не чувствовать удавку вообще. Это не удавалось – малейшее движение, и удавка врезалась в горло. – Ослабьте, пожалуйста, – попросил он. – Мне трудно дышать.
– Сиди-и, гнида! – замахнулся на него Рваный, но Батон придвинулся ближе и начал ослаблять удавку.
– Спасибо, – кивнул священник. – А еще у вас вопросы есть? Или это все?
– А вы знаете еще что-нибудь? – заинтересованно вгляделся в него Батон.
– Я много чего знаю, – усмехнулся священник.
– Например? – подзадорил его Батон. Он произнес это столь беззлобно, словно они и впрямь сидели за чашкой чаю.
– Например, как Парфен умер, – сказал отец Василий. – Как он на самом деле умер.
– Чего ты гонишь?! – снова привскочил с табурета Рваный. – Это каждая «шестерка» знает!
– А ну-ка, – не обращая внимания на нервного напарника, предложил Батон, – расскажите.
Отец Василий приподнялся еще и уселся поудобнее.
– Они с министром московский рынок не поделили. Тот приехал сюда договориться по-хорошему, а Парфен не захотел, – священник прокашлялся и почувствовал привкус крови в горле. – Он хотел его лично замочить, да сил не рассчитал, дорога была скользкая.
– Чего ты гонишь, поп?! – снова вскипел Рваный.
– Заткнись, – тихо предложил ему Батон и задумался. Похоже, такая подача недавних событий его заинтересовала. И он явно был неплохо информирован – слишком уж правильно реагировал. Он встал, прошелся по комнате и снова присел на корточки напротив священника. – Ну, хорошо, положим, это так. Но меня сейчас больше интересует Бухгалтер. Ты его знаешь?
Отец Василий пошевелил кистями. Он уже знал, что говорить, но ответ должен был прозвучать очень убедительно.
– Лично я его не видел, но голос его знаю хорошо. Он мне два раза позвонил.
– Зачем? – удивился Батон.
– А ты как думаешь? – усмехнулся отец Василий. – Ты ведь тоже меня сюда зачем-то притащил. Ведь так? Значит, и у тебя какие-то мысли есть?
Батон засмеялся – громко, беззаботно, как умеют смеяться только не отягощенные проблемами люди.
– Да нет у меня никаких особых мыслей, – сказал, отсмеявшись, он. – Просто ты у меня по списку четвертый.
Это могло быть и ложью. Обычным психологическим трюком, рассчитанным на то, чтобы сломать человека, чтобы не думал священник о себе слишком много. Но это могло быть и правдой. В любом случае Батона следовало убедить, что именно отец Василий – главное звено в цепи. «Иначе гнить мне там же, где и предыдущие трое по списку гниют!» – подумал священник.
– Так зачем он тебе должен позвонить? – уже серьезно спросил Батон.
– Ему от меня что-то надо, – ответил отец Василий.
– Что?
– Не знаю. Но думаю, это связано с Парфеном.
– Каким образом? – В глазах Батона светился неподдельный интерес.
И тут отец Василий соврал еще раз.
– Парфен исповедоваться ко мне ходил, – тихо сказал он. «Господи! – подумал он. – Неужели я это говорю?!»
И Рваный, и Батон аж подпрыгнули:
– Да ну?!
– Перекрестился бы, да руки скованы, – смущенно сказал отец Василий.
– Не может быть! – опомнился первым Рваный. – Чтобы Парфен, да на исповедь?! Брешет, козлина!
– Тише, Рваный, – одернул напарника Батон. – Посмотрю я на тебя, если за тобой смерть придет, – он повернулся к священнику. – И ты все Бухгалтеру расскажешь?
– Нет, конечно, – покачал головой отец Василий.
– Ну и на хрен он нам нужен?! – снова вскочил с табурета Рваный.
– Молчи, Рваный, не в этом дело.
Отец Василий наблюдал. Батон все понял верно. Какая разница, скажет поп что-нибудь Бухгалтеру или нет. Лишь бы тот позвонил.
– Когда он должен звонить? – наклонил голову он.
– Вечером, может быть, часам к десяти.
– А куда?
– На сотовый.
– А где сотовый?
– В храме оставил.
– Вот гад! – бурно отреагировал Рваный. – Смотри, что делает! Он хочет, чтобы мы его назад отвезли!
– Вижу, – усмехнулся Батон. – Дурак он был бы, если бы не хотел. Но ты, Рваный, не бойся, все в наших руках.
– Что ты говоришь, Батон?! – возмутился Рваный. – Как это в наших?! Телефон там, а мы здесь!
– Я съезжу, привезу, – привстал с корточек Батон и повернулся к священнику. – Где сотовый лежит?
– В бухгалтерии, – честно сказал отец Василий. Он понимал, что Батон тянуть не станет, а значит, поедет сейчас. Тамара Николаевна, пока он доберется, уйдет домой. Вот только Николай Петрович… – У меня просьба, – вздохнул он. – Сторожа не трогайте.
– Ладушки, – улыбнулся Батон. – Будь спокоен, поп. Не с фраерами дело имеешь.
Отец Василий откинулся головой на стену и закрыл глаза. «Мы выехали в два часа дня. Добирались около часа. Да еще здесь проговорили с часок. Значит, теперь около четырех. До храма Батон доберется к пяти. Не исключено, что будет ждать темноты. Хотя вряд ли, он точно не фраер – по-наглому телефон возьмет. У меня в запасе два часа до его приезда. Если ничего не удастся сразу, то еще часа три, от силы, четыре – до десяти-одиннадцати. А потом они меня убьют».
Священник попытался представить, как встретит смерть, но ничего не получалось. Достойные предсмертные слова не прорисовывались, красивые позы не получались. Он просто не умел умирать.
* * *
Едва Батон вышел за дверь, отец Василий внимательно осмотрел комнату, но ничего, что могло бы ему помочь бежать, не обнаружил. Голые стены, старая панцирная кровать, перекосившаяся тумбочка да крашеные полы. Он поискал глазами какой-нибудь брошенный на пол гвоздик, скрепку наконец, но ничего не обнаружил. Втихую наручники отомкнуть было нечем, а Рваный сидел напротив, чесался, зевал и совершенно определенно не собирался спускать с него глаз. «А может быть, ногами его уделать? – вспомнил старую терминологию священник. – Ох, невыгодная у меня позиция!» Действительно, сидя на полу, сделать что-либо было невозможно, а чтобы встать, нужен повод. Но какой?
На улице тихо заурчал и постепенно стих двигатель. В окно билась бог весть как попавшая сюда толстая, зеленая муха. Тишина, постепенно заполонившая все вокруг, стала такой всеобъемлющей, что казалось, будто во всем мире остались только они двое: священник и бандит.
