Сколько дед жить собрался? Годы? Месяцы? Нет, дедушка, не угадал ты. Дни тебе остались, считаные дни. Много ты знаешь, к сожалению, вдруг решишь покаяться, и не только священнику, груз грехов с души снять. Их, поди, у тебя накопилось немало. Так что такой вот расклад. Но пока походи, подыши воздухом. Еще пару дней у тебя есть, пока он, Сулема, закончит дела с Яковом Петровичем, такой же плесенью, и «невестушкой» своей, Настей! Смерть тебе легкой будет, потому как неожиданной, ты и понять-то ничего не успеешь, как отойдешь в мир иной. Даже сам Сулема предпочел бы в случае чего, чтобы его грохнули откуда-нибудь из-за угла, в спину, насмерть, сразу.
Дед вернулся часа через два.
Сулема спросил:
— Что-то ты, дед, долго у реки торчал. Или ходил еще куда?
— Нет, вышел к мосткам, сел в твою лодку, да так и просидел, о жизни своей прожитой думая.
— Не тронули лодку? — спросил чеченец, решив сменить тему, так как ему не хотелось слушать причитания старика о своей загубленной молодости, одинокой старости и тому подобной ерунде.
— Нет! Все в порядке! Да ты и поставил ее так, что, не подойдя вплотную, лодку даже со склона не видать. Ладно, чего-то мне неможется. Про здоровье вчера вспомнили, вот и результат — сглазили, не иначе!
— Не надо было у воды сидеть, просквозило тебя на ветру — и весь сглаз!
— Может, и так. Сейчас лекарства своего приму и на печь, ты уж тут один как-нибудь.
— Давай, давай, дед, лечись!
— Со мной не дернешь грамм сто?
— Нет, не буду.
— Ну смотри.
Выпив стакан первача, занюхав выпитое коркой хлеба, дед Ефим взобрался на печь, где за занавеской и затих, уснув.
Сулема вновь остался один в комнате. Ближе к вечеру стал накрапывать дождь. Сначала редкий, несмелый, потом плавно перешедший в приличный ливень. Это было на руку Хозе, если девка даст согласие. Тогда действовать придется немедленно и там и здесь, чтобы к утру покинуть Рахтур. Выполнить задуманное в дождь было и проще и сложнее одновременно. Вода смоет следы, но она и вполне в состоянии сделать лестницу непригодной для пользования. А на ней строился главный расчет в отношении Голонина.
Вышел Сулема из дома, как всегда, через заднюю калитку, обошел поселок, вышел к реке. Никого не встретил, да и немудрено, непогода разыгралась не на шутку, гоняя косяки дождя сильными порывами ветра. Пройдя по тропе до причала Якова Петровича, Хоза укрылся под разлапистой ветлой, у бревна, на котором вчера ждал появления Насти. Лодка Голонина билась бортом о деревянный настил причала, и это обстоятельство отчего-то раздражало Сулему. Черт старый, не мог посудину свою с носа и кормы закрепить? Болтается теперь лодка, как дерьмо в проруби.
Он посмотрел на часы. 19.07. Пора бы появиться Насте. Или… Неужели не решилась и не придет, от греха подальше? Да еще вдогонку расскажет старику о вчерашней встрече? От бабы, тем более такой забитой, как эта Настя, всего можно ожидать. Хреново тогда получится! Жилин такой промашки не простит, ведь именно Хоза настоял на том, чтобы таким образом убрать старика, когда хозяин принял решение о ликвидации и Якова Петровича, и деда Ефима. И теперь все сорвется? И не просто сорвется, а создаст реальную угрозу всему делу? Да Жилин за это удавит его, Сулему! И бросит в Граву, раков кормить! Чеченец даже вспотел от такой мысли. Он решил, если Настя не появится через двадцать минут, сам пойдет наверх и пристрелит всех, кто окажется в доме. Пристрелит и сожжет. К черту весь двор! Дело должно быть сделано в любом случае. А если там милиция? Все одно, стрелять сразу и всех и уходить, авось повезет. А нет, то один черт, нить его жизни оборвется в ближайшие часы. Не так, так эдак!
Но Настя появилась. Услышав ее осторожные шаги, Сулема облегченно вздохнул. Поднял глаза к небу. Ему хотелось закричать во весь голос: «Аллах акбар!» — поблагодарить всевышнего. Но, понятно, он не произнес и слова.
Чеченец вышел навстречу девушке, протянув руку в перчатке, помог преодолеть последние ступени.
— Здравствуй, Настя!
— Здравствуй, Хоза!
— Я ночь не спал, Настя, день не спал, сутки не спал. Думал.
— О чем?
— Как о чем? О чем может думать джигит, ожидая ответа девушки на сделанное ей столь серьезное предложение? Ведь отказ для меня — позор!
— Ты думал, как я тебе отвечу?
— Конечно!
— Я согласная, Хоза!
— Настя! — Сулема через силу обнял девушку. — Я люблю тебя, Настя!
— А ты не бросишь потом меня, Хоза?
— О чем ты говоришь? Даже думать об этом не смей! Слово горца, мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас! Верь мне!
— Я верю, Хоза, но все так неожиданно, как во сне!
— Как хорошо стоять с тобой вот так, обнявшись. И я готов бы стоять так всю ночь, несмотря на дождь, но нам нужно сделать дело, хотя это и неприятно. Неприятно, мерзко, но необходимо. Жизненно для нас необходимо, Настя! Помнишь об этом?
— Помню, — тихо проговорила девушка.
— Тогда не будем тянуть время, оно нам еще понадобится там, в подвале. Ценности старика запрятаны в тайнике, придется разбирать кладку стены, это время, потом все восстановить, это тоже время, а до рассвета мы уже должны скрыться отсюда.
— А куда скрыться, Хоза?
— Потом все расскажу. Сейчас сделай вот что. Поднимись в дом, скажи, что старика внизу на причале ждет сам Жилин. Он якобы потребовал, чтобы Яков Петрович спустился к нему.
— Жилин?
— Да! Запомни эту фамилию. Дед не посмеет ослушаться и пойдет к лестнице. Ты иди следом. Как только он ступит на ступени лестницы, толкни его в спину. Как можно сильнее, чтобы он полетел вниз. Здесь я его встречу и закончу дело. Твой мучитель умрет от моей руки, руки твоего будущего мужа. Так и должно быть! Я же и тело в реку сброшу. Потом поднимусь к тебе. Зайдем в избу, возьмем инструмент, чтобы стену аккуратно разобрать, и в подвал. Достанем ценности, деньги, и я заложу кладку, приведу все в первоначальный вид. Потом уйдем! И все будет выглядеть несчастным случаем: решился старик в непогоду зачем-то к причалу спуститься, поскользнулся и сломал себе шею. Ну а ты еще до этого ушла от него. Отпустил он тебя. Кто проверит? Моя лодка на окраине поселка, на ней уйдем в глухие протоки, где есть у меня маленький домик, для охоты делал, никто о нем не знает. Переждем какое-то время, запасы еды там есть, а затем в Верхотурск. Оттуда на Ростов, а это уже Кавказ. Ты представляешь, какие дни мы проведем вдвоем в одиноком, уютном, теплом домике, на мягкой постели? На всю жизнь запомним.
Девушка густо покраснела, хотя ее румянец не был виден в темноте. Все тело ее дрожало.
— Боюсь я, Хоза!
— Не бойся, дорогая, я все продумал!
— А как я за ним следом пойду? Спросит, куда я намылилась?
— Сделаем так! Ты дождись в сенях, как он подойдет к лестнице, потом быстро подбеги и толкни! Настя, это надо сделать! Ведь на кону наше с тобой счастье!
— Ой, господи, ладно, пропадать так пропадать, пошла я! Что будет? Прости меня, господи!
— Иди, дорогая, и помни, я рядом!
Девушка, скользя по размытым ступеням, начала подниматься по лестнице. В сенях ее ждал Яков Петрович.
— Ты где шлялась, косоротая?
— Во двор вышла, а снизу, с реки, свист, — скороговоркой заговорила первое, что пришло ей в голову, Настя, — я к лестнице. Оттуда, снизу, кричат, — спустись сюда, Настя. По имени назвали. Я и пошла.
— И кто же к тебе пожаловал?
— Не ко мне, а к вам!
— Ко мне? — удивился Яков Петрович.
— Да! Жилин какой-то!
— Жилин? — еще более удивился старик. — Ты не ошибаешься?
— Нет! Мужчина в плаще Жилиным назвался, рядом лодка, в ней еще два человека. Этот, в плаще, мне и сказал: «Иди, мол, Настя, обратно и передай Голонину, чтобы срочно спустился ко мне, на причал. И побыстрее! Я жду». Я ему: «Старый, мол, он по лестнице в такую погоду лазить». А Жилин этот как рявкнет на меня: «Я кому сказал, дура? Делать, что сказал!»
— Это его манеры. Черт, и что за нелегкая его принесла?
— Не знаю!
— Не знаю! — передразнил ее озабоченный и взволнованный внезапным появлением Жилина Яков Петрович. — Тебе и знать-то нечем, дура безмозглая, подай сапоги и плащ!
Настя выполнила требования старика. Тот оделся, взял свою неизменную трость, приказал:
— Ты сиди дома, я скоро приду!
— Куда ж мне идтить-то?
— Ты найдешь куда, дай только волю.
Яков Петрович вышел во двор.
Что еще Жилину вдруг понадобилось? Да еще когда, мать его за ногу, дождь все ступени почти размыл? Надо осторожней, как бы не сковырнуться. А Жилин хорош, тоже мне деловой, сам подняться не мог. Молодой же. Нет, надо старика к себе вызвать. Начальник, вишь! А возвращаться в дом как?
«Не иначе придется вокруг идтить, по лестнице в обратку не подняться», — думал Голонин, подходя к спуску.
