Медсестра задумалась.
— Хорошо, познакомлю с одной. Но что из этого выйдет, не знаю! Девочка из новеньких, скромница, по крайней мере, представляется такой. Но хорошенькая, как раз под стать твоему, Сеня, другу!
Семен по-деловому поинтересовался:
— Где разместимся?
— Да у меня в комнате. Сначала! Потом видно будет. Ну что, проходите, с дежурной я уже переговорила.
Листошин остановил медсестру:
— Момент! У нас с собой гостинцы. Ты подожди, мы быстро!
— Давайте.
Галина закурила.
Александр с Семеном вновь прошли на стоянку.
Калинин указал на общежитие:
— Как-то тихо здесь. Не похоже на бордель, как окрестили эту общагу!
— Погоди! Еще не вечер! Посмотришь, что ночью тут будет твориться! И учти, здесь патруль дивизионный шныряет, и гауптвахта своя имеется. С офицерскими камерами!
— Зачем мне это?
— Так, в качестве информации!
Через десять минут офицеры с медсестрой скрылись в здании женского общежития.
Галина провела их в свою комнату, где кроме нее обитала еще одна женщина, но сейчас она отсутствовала. Обстановка не отличалась роскошью и излишествами. Две деревянные кровати, две тумбочки, стол с двумя стульями и платяной шкаф. Рядом холодильник, кондиционер в окне. Но женщины не были бы женщинами, если бы не придали своему жилищу уют. На окнах висели красивые шторы, казенные одеяла заменяли легкие, выдержанные в сиреневых и бежевых тонах покрывала, пол покрывал красочный ковер. Такие же ковры, только размером поменьше, висели и над кроватями. Целое море цветов, горшочков разных мастей. И запах… запах дома. Запах женщины. Едва уловимый, но стойкий.
На тумбочке — двухкассетный магнитофон «Шарп».
Галина пропустила вперед офицеров, одетых в джинсы, фирменные майки и легкие туфли.
— Прошу, господа поручики, устраивайтесь. А я пока душ приму.
Достав из шкафа расписной восточный халат, широкое полотенце и кучу всевозможных тюбиков с шампунем, жидким мылом, кремами и так далее, она вышла из комнаты.
Листошин взглянул на друга:
— Ну, чего замер, Саня? Накрываем стол!
Калинин кивнул на дверь:
— Красивая!
— Еще бы! Других не держим!
— Так у тебя с ней давно?
— Полгода! Как подстрелили в феврале и я попал в хирургию, так и завелась любовь. Галька с виду строгая, что ты! А в постели так заездит, что утром ноги трясутся и никакого похмелья, хотя приходится, чтобы форму не потерять, за ночь не меньше литра в себя влить. Вот какая баба!
Выставляя на стол бутылки, Александр спросил:
— А мне, как понимаю, соседка ее достанется?
Он указал на кровать справа.
— Наверное! Но точно сказать не могу. Прежняя, Лариска, в Союз недавно слиняла, а подселили к Гальке кого, нет ли, не знаю. Но без подруги не останешься! Это я тебе гарантирую.
Калинин тяжело вздохнул, что удивило боевого товарища:
— Ты чего вздыхаешь, как телок?
— Не знаю! Первый раз вот так-то!
— Ничего! Как завалишь красавицу в постель, все смущение пройдет. Ты только особо не церемонься. А то попадется капризная, начнет целку из себя строить, мол, она не такая, как все, порядочная, верящая в высокие чувства, и так далее, не слушай, бери силой. Потом увидишь, какая она скромная. После пары палок и увидишь!
В дверях показалась Галина. Воскликнула, глядя на стол:
— О, шампанское! Надеюсь, полусладкое?
Семен ответил:
— Конечно, Галь, я же знаю, что любит моя принцесса!
— Почему не королева?
— Королева звучит как-то старо! А ты у меня молодушка. Девочка хоть куда!
— Ладно, ловелас, поговорить ты умеешь, а шампанское поставь в морозильник.
Она перед зеркалом стала сушить феном волосы. Листошин убрал игристое вино в холодильник. Присел на кровать подруги, любуясь ее фигурой, которую не скрывал даже широкий халат. Закурил, бросив на стол пачку «Мальборо».
— Красивая ты, Галька!
— Нравлюсь?
— Не то слово. Я очарован тобой.
— Так женись, раз очарован. И будет очарованье с тобой постоянно, а не раз в две-три недели, а то и реже!
— Так в расставаниях и вся прелесть, Галя! Вернее, в ожидании встречи. Вот я, когда духов на сопке у моста мочил, только и думал о том, как вновь увижу тебя. И у меня такое желание поднялось, не описать. А тут моджахеды. Ну, желание в злость и переросло. А злой я страшный. Для духов, конечно. Так что ты, Галя, не только жить, но побеждать помогаешь! Нет, вся прелесть как раз в ожидании встречи, ну и, естественно, в близости после ожидания.
Галина начала укладывать прическу:
— А ты не думаешь, Сеня, что пока ты кайфуешь в ожидании встречи со мной, я, не желая испытывать прелести разлуки, принимаю других кавалеров? А? Боевой мой гусар!
Листошин ответил категорично:
— Нет! Такой мысли я не допускаю.
— Это еще почему? Ты что, такой незаменимый?
— А что, нет? — В голосе Листошина зазвучали металлические нотки.
Чутко уловив изменение в настроении партнера и поняв, что слегка переиграла, Галина быстро выправила ситуацию:
— Эх, Семен, Семен! Неужели ты не видишь, что я шучу? Ты у меня единственный!
И тут же повернулась к мужчинам:
— Вот я и готова!
Семен спросил:
— Как насчет подруги для Саши?
— Она сейчас придет. Я уже с ней договорилась. Только приведет себя в порядок.
Листошин предложил:
— Ну что, тогда, может, по соточке?
Женщина удержала его:
— Да подожди ты. Закуску надо приготовить. У меня руки в креме, так что достань из холодильника овощи, сделай хоть салат, и коробку конфет вытащи под шампанское. Как закончишь, подойдет и девочка, вместе и начнем вечеринку.
Открыв холодильник, Листошин поинтересовался:
— Так, говоришь, девочка из новеньких?
— Да! Из новеньких!
— Вот, Саня, сливки и снимешь, если, конечно, эти сливки еще в Ташкенте не сняли.
Семен достал овощи, посмотрел на друга:
— А ты чего сидишь? Давай, присоединяйся, режь огурцы!
Галина подошла к Листошину и вдруг ни с того ни с сего вернулась к оконченному, казалось бы, разговору:
— Так как насчет женитьбы, Сеня?
— Галь! Ну, чего об этом говорить?
— А почему не поговорить? Если ты так привязан ко мне, почему не остаться со мной?
— У меня ребенок!
— И я тебе рожу ребенка!
Листошин явно чувствовал себя неловко. Но сумел сориентироваться и нашел выход из сложной ситуации, в которую его поставила любовница.
Он бросил нож на стол.
— Хорошо! Решено! Я женюсь на тебе! Но… сначала мне надо развестись. Так? Так! Значит, в первом же отпуске оформляю развод. Ты же, насколько знаю, скоро возвращаешься в Союз. Как устроишься там, сообщишь свой адрес. Я, закончив дела, приеду к тебе. Там конкретно и решим вопрос о нашей семейной жизни!
Галина рассмеялась:
— Вывернулся, разведчик! И смотри, как ловко! Сообщи ему адрес, а он, разведясь, приедет. Ага, жди, приедет! Как же! Но все равно, Сеня, ты молодец. А насчет женитьбы не думай! Это я просто так сказала. Живи в семье, если вернешься из этой бойни. А я уж как-нибудь без тебя в Союзе!
В дверь постучали.
Галина обернулась:
— А вот и наша девочка. Так, ребята, бросили кухонные принадлежности, с дамой знакомиться будете! Заходи, Соня!
В комнату вошла девушка. Одета она была в джинсовую юбку и маечку, под которой торчком стояли не знающие бюстгальтера упругие груди. На плечи спускались светлые шелковистые волосы. Она тоже была красива. Но красотой, отличной от красоты Галины. Черты лица девушки были более правильные, и вообще от нее веяло чистотой и скромностью. Возможно, это была только внешняя оболочка. И Калинину, и Листошину уже встречались такие с виду ангелы, а внутри порождение дьявола. Но скоро все выяснится.
Она поздоровалась.
Офицеры ответили ей. Галя провела девушку к столу:
— Знакомься, Соня, вот это, — она указала на Листошина, — Семен, мой давний друг. А это, — она повернулась к Калинину, — Александр, друг Сени. Офицеры спецназа. Кстати, это они сражались в том страшном бою у моста, когда у нас все отделение заполнили. Это они спасли раненых, разбив душманов.
Девушка скромно произнесла:
— Соня! Очень приятно!
Галина спросила у любовника:
— Ну, Семен, стол готов?
— Какой разговор! Только салат маслом полей сама, а то я так налью, что никто есть не будет.
Старшая медсестра закончила сервировку стола и пригласила всех занять места. Стол поставили между кроватей. Женщины устроились на стульях, офицеры прямо на постелях.
Выставили шампанское.
Через полчаса обстановка сделалась непринужденной. Хотя Соня пила очень мало, ей и этого хватило, чтобы сбросить оковы первоначальной неловкости. Александр заметно захмелел и все чаще бросал откровенные взгляды на предназначенную ему подругу. Особенно его притягивали ее ноги. Красивые, стройные. Внутри воспылало желание.