вовсе не страшными, но на Тенгиза моя физиономия произвела впечатление. Он отступил еще на шаг, медленно поднимая автомат до уровня груди.
– Урою, обанный бабай, – ослабевшим голосом повторил Тенгиз, как вдруг Бэл, стоящий на платформе, оттолкнул Тенгиза в сторону и пудовым кулаком двинул мне в плечо. Сбитый ударом, я повалился на Мэд, с опозданием понимая, что поступил слишком опрометчиво, когда начал наезжать на Тенгиза. Вдогон пошел приклад автомата, от которого я, к счастью, успел увернуться, но поскользнулся на обледенелом полу и сильно припечатался носом об оконное стекло.
Я тряс головой, как сумку с бутылками, которую нечаянно уронили на асфальт, а потом подняли. Темные и густые капли щекотали ноздри, срывались вниз и бомбили руки, которыми я опирался в пол. В голове гудело, и я едва расслышал чьи-то голоса:
– … платком ноздри закройте…
– … а снегом на переносицу, холод остановит…
– … как много крови!..
Я поднял голову и увидел прямо перед собой ноги в салатовом комбинезоне. Глянул еще выше. Юная леди с нескрываемым отвращением смотрела на мой нос.
– Вставайте, вставайте! – приговаривал за моей спиной Дима Власов, хватал меня за свитер на спине и тянул вверх. – Эх, как вам досталось! Возьмите носовой платок.
– Ужасные правила игры! – снова изрек нечто многозначительное, со скрытым смыслом Эд. – У вас кровотечение. Не надо было перечить этим… нелюдям!
Я привстал и сел на скамейку, где только что сидела Мэд. До меня не сразу дошло, что девушки в вагоне нет.
– Где она? Где Илона? – спросил я, прижимая платок Власова к носу и сморкаясь кровью.
– Увели, – ответила Ирэн.
В вагоне, не считая меня, осталось четверо: чета Власовых и Эд с подругой.
Вагон дрогнул и с нарастающей скоростью заскользил вниз. В первое мгновение никто из нас не понял, что произошло. Серая стена станции и угловатая скоба платформы вдруг стали отдаляться, постепенно растворяясь в белой мгле. Мы все схватились за поручни, ожидая либо срыва и удара о скалы, либо автоматной очереди по окнам, но не произошло ни того, ни другого.
– Господь услышал мои молитвы, – первой произнесла Ирэн.
– Кажется, нас отпустили? – с заметной радостью спросил Эд и посмотрел на часы. – Если так, то я успею позвонить!
– Отпустили? – недоверчиво переспросил я, рассматривая темные пятна на платке.
– Кто ж, в таком случае, запустил машину?
– Это могли сделать техники с "Мира"… Но в любом случае нам повезло больше, чем женщинам, – ответил я и в сердцах врезал кулаком по жестяному борту вагона.
– Кажется, вас что-то угнетает? – сказал Эд, обнимая и прижимая к себе Машу. – А у меня, честно сказать, гора с плеч свалилась.
– Эта немецкая девушка… – спросила Ирэн, доставая расческу и разгребая спутавшуюся копну волос. – Вы в самом деле ее переводчик?
– Я не только переводчик, но и гид. Но сейчас это уже не имеет никакого значения.
Бедная Мэд, подумал я. Старик Гельмут, наверное, еще ничего не знает.
– Я хочу йогурта и окорочков, – жалобно промяукало из-под руки Эда юное создание.
– Все будет! – возбужденно заверил Эд и сделал широкий жест рукой. – Слушай меня, и у тебя будет все.
– А этот молодой человек, – сказала Ирэн. – Он молодец, да?
Эд осторожно пожал плечами и состроил гримасу:
– Что-то здесь не то, – сказал он. – Не та игра… Не нравится мне этот тип.
– Этот тип, между прочим, – угрюмо заметил я, – сделал то, что должны были сделать вы.
Эд моментально убрал руку с плеча девушки и сунул ее в карман комбеза.
– Вы вздумали читать мне мораль? Вы моралист?
– Вряд ли, – честно признался я.
– Да будет вам известно, что это был мой тонкий и точный расчет. Если бы я, уподобляясь тому глупому гражданину, поменялся с Машей местами, она бы пропала без меня. Она, в самом деле, совсем еще ребенок! Вы только взгляните на нее!
– А ты пошел бы в заложники вместо меня? – кокетливо спросила Ирэн мужа.
Власов, чтобы не ставить Эда в неловкое положение, широко улыбнулся, превратил глаза в тонкие щелочки и дипломатично ответил:
– Я бы тоже сделал точный и тонкий расчет.
– Интересно бы знать, – нахмурившись, произнес Эд, глядя в на снежный хаос, – а как мы отправимся вниз с "Кругозора"?
– Будем надеяться, что там нас встретят…
Ирэн не договорила. Как раз в этот момент вагон резко остановился, и Эд с Машей повалились на чету, сталкивая на пол Ирэн. Дима единственный из них избежал падения, потому как успел дотянуться до верхнего поручня. Я сидел на скамье и едва опять не припечатался к стеклу своим разбитым носом.
– Что такое?! Почему застряли? Авария?! – кудахтала Ирэн.
Эд, пружинисто вскочив на ноги, подлетел к окну и с деловым видом профессионала стал крутить головой, пытаясь что-то разглядеть под вагоном и над ним.
– Должно быть, прервалась подача электроэнергии, – предположил он.
– О-о-о! – простонала Маша. – А это надолго? Я хочу кушать. У меня уже животик сводит, и скоро начнутся голодные обмороки.
– Да что ты мне про свой глупый животик! – оборвал ее Эд. – Одно на уме! У меня снова срывается звонок, а ты думаешь только о своих окорочках!
– Не о своих, – поправила Маша. – А о куриных.
– Не волнуйтесь, – стал утешать Эда Власов. – Сейчас поедем. Минута-другая – и все. О нас помнят и заботятся власти… Что с тобой?
Ирэн, бледнея, опустилась на скамейку рядом со мной.
– Кажется, меня укачало.
Вагон раскачивался, как лодка в шторм. Ветер, напарываясь на трос, выл стаей волков и с легкостью раскачивал люльку, повисшую в пятидесяти метрах над землей. Амплитуда колебаний возрастала с каждой минутой; трос вместе с вагоном хлыстом уходил вверх, замирал на мгновение, а затем гигантской дугой начинал падать вниз. Мы хватались за поручни, удерживая невесомые тела на скамье. Несколько раз где-то недалеко оглушительно громыхнул гром. Маша стала поскуливать, но делала она это не столько из-за страха, сколько ради поддержания имиджа нежного и кроткого существа. Эд крепко припечатался темечком о потолок вагона, но не мог даже погладить свою шишку, потому как обеими руками держался за поручни. Ирэн стало совсем плохо. Она икала и всхлипывала, и ее круглые глаза, как рюмки водкой, были наполнены слезами. Дима пока еще улыбался, кряхтел и ухал, отрываясь ногами от пола и с грохотом опускаясь на него, словно веселился на качели, подмигивал мне и урывками гладил по голове жену.
Я не разделял оптимизма Власова. Остановка вагона на большой высоте, при сильном ветре и в той ситуации, в которой мы увязли, ничего
